Опубликовывая «Классификацию радиоэлементов» и «Таблицу радиоактивных констант», она заканчивает также работу общего характера: получение первого международного эталона радия. В этой легонькой стеклянной трубочке, которую Мари с волнением запечатала собственноручно, содержится 21 миллиграмм чистого хлористого радия. Впоследствии этот эталон послужит образцом для эталонов на всех пяти континентах и будет торжественно водворен в Бюро мер и весов в Севре, под Парижем.

После общей славы четы Кюри известность самой мадам Кюри взлетает и рассыпается огнями, как ракета. Дипломы на звание доктора honoris causa, члена-корреспондента заграничных академий наук заполняют ящики письменного стола в Со, но лауреатка не выставляет их напоказ и даже не составляет списка этих званий.

Франция чтит своих выдающихся людей при их жизни только двумя способами: орденом Почетного легиона и званием академика. В 1910 году Мари предложили крест Почетного легиона, но, руководясь отношением Пьера к этому вопросу, она отказалась.

Почему же, несколько месяцев спустя, она не оказывает такого же сопротивления своим слишком рьяным коллегам, которые советуют ей выставить свою кандидатуру в Академию наук? Разве она забыла унизительное количество голосов, поданных за Пьера и при его провале и даже при его избрании? Разве она не знает, какая сеть зависти расставлена вокруг нее?

Да, не знает. А главное, в качестве наивной польки она боится выказать себя притязательной, неблагодарной, если откажется от высокого отличия, предложенного ей другим отечеством, каким она считает Францию.

У нее есть конкурент — выдающийся физик и заведомый католик Эдуард Бранли. Возгорается борьба между «кюристами» и «бранлистами», между вольнодумцами и церковниками, между защитниками и противниками такого сенсационного нововведения, как допущение женщины в члены академии. Беспомощная, испуганная Мари присутствует при полемике, которой она не ожидала.

Крупнейшие ученые — Анри Пуанкаре, доктор Ру, Эмиль Пикар, профессора Липпманн, Бути и Дарбу — стоят за нее. Но другой лагерь организует могучее сопротивление.

«Женщины не могут быть членами академии!» — восклицает в добродетельном негодовании академик Амага, оказавшийся восемь лет тому назад счастливым соперником Пьера Кюри. Добровольные осведомители, вопреки очевидности, говорят католикам, что Мари — еврейка, если не напоминает вольнодумцам, что она католичка. Двадцать третьего января 1911 года, в день выборов, президент, открывая заседание, говорит служителям:

— Впускайте всех, кроме женщин.

Один из академиков, горячий сторонник мадам Кюри, но почти слепой, жалуется, что чуть было не голосовал против нее, так как ему подсунули не тот избирательный листок.

В четыре часа дня переволновавшиеся газетчики сбегаются писать о выборах разочарованные или торжествующие «отчеты». Мари Кюри не хватило одного голоса для избрания.

Ее ассистенты, даже лабораторный служитель с большим нетерпением, чем сама кандидатка, ждут на улице Кювье решения академии. Уверенные в успехе, они с утра купили большой букет цветов и спрятали под столом, на котором стояли точные весы. Провал Мари ошеломил их. Механик Луи Раго с тяжелым чувством уничтожает ненужный теперь букет. Молодые физики подготовляют ободряющие фразы. Но говорить их не придется. Мари появляется из маленькой комнаты, служившей ей кабинетом. Ни слова о своем провале, не огорчившем ее нисколько.

В истории супругов Кюри, по-видимому, на долю заграницы выпало исправлять действия Франции. В декабре того же тысяча девятьсот одиннадцатого года Академия наук в Стокгольме, с целью отметить блестящие работы, осуществленные мадам Кюри по смерти своего мужа, присуждает ей Нобелевскую премию по химии. Никогда ни один мужчина или женщина не был и не будет дважды удостоен такой награды.

Мари просит Броню сопровождать ее в Швецию. Берет с собой и старшую дочь, Ирэн. Девочка присутствует на торжественном заседании. Спустя двадцать четыре года она в том же зале получит ту же премию.

Делая публичный доклад, Мари посвящает все выпавшие на ее долю почести Пьеру Кюри.

«Прежде чем излагать тему моего доклада, я хочу напомнить, что открытие радия и полония было сделано Пьером Кюри вместе со мною. Пьеру Кюри наука обязана целым рядом основополагающих работ в области радиоактивности, сделанных им самим, или сообща со мной, или же в сотрудничестве со своими учениками.

Химическая работа, имевшая целью выделить радий в виде чистой соли и характеризовать его как элемент, была сделана лично мной, но тесно связана с нашим совместным творчеством. Мне думается, я точно истолкую мысль Академии наук, если скажу, что дарование мне высокого отличия обосновывалось этим совместным творчеством и, следовательно, является почетной данью памяти Пьера Кюри».

Большое открытие, мировая известность, две премии Нобеля вызывают у многих современников удивление личностью Мари, а у многих других — враждебное к ней отношение.

И злостный шквал внезапно налетает на Мари, стремясь ее уничтожить. Против этой женщины сорока четырех лет, такой хрупкой, измотанной трудом, предпринимается вероломный поход.

Мари, занятую мужской профессией, окружали друзья, приятели-мужчины. Она приобретает большое влияние на близких к ней людей, в особенности на одного из них. Чего же больше! И вот преданная своему делу ученая, жившая достойно, замкнуто, а за последние годы жалкой жизнью, обвиняется в разрушении чужих семейных уз, в том, что она совершенно открыто позорит имя, которое носит.

Не мое дело судить тех, кто дал сигнал к нападению, или рассказывать о том, с каким отчаянием и трагической неловкостью Мари старалась защититься. Оставим в покое и журналистов, имевших смелость оскорблять беззащитную женщину в то время, как ее травили и терзали анонимными письмами, публично грозили ей насильственными действиями, когда сама ее жизнь подвергалась опасности. Позже некоторые из них приходили к Мари просить у нее прощения, с раскаянием и слезами… Но преступление свершилось: Мари была на краю самоубийства, сумасшествия, лишилась сил, и ее сразила тяжелая болезнь.

Запомним лишь один, наименее убийственный, но наиболее гнусный способ действия, который преследовал Мари на всем ее пути. Всякий раз, когда представлялся случай принизить эту единственную в своем роде женщину, как, например, в тягостные дни 1911 года, не дать ученого звания, награды или отказать в приеме в академию, ей ставили в упрек ее происхождение; она была то полькой, то немкой, то русской, то еврейкой, вообще иностранкой, явившейся в Париж с целью нечистым способом захватить высокое положение. Но всякий раз, когда дарования Мари Кюри приносили честь науке, всякий раз, как другая страна чествовала Мари, ее осыпали небывалыми похвалами и в тех же газетах, подписанных теми же редакторами, ее называли «посланницей Франции», «чистейшей представительницей французского гения», «национальной славой». Однако и в этом случае так же несправедливо замалчивали ее польское происхождение, которым она гордилась.

Великие личности всегда подвергались яростному нападению со стороны людей, стремившихся отыскать под бронею гения несовершенные человеческие существа. Если бы не страшная магнетическая сила известности, привлекавшая к Мари и симпатии и ненависть, то никогда бы она не подвергалась ни критике, ни клевете. Теперь у нее были основания ненавидеть свою славу.