Мари в темном, слегка открытом платье без рукавов, попорченные кислотами руки обнажены, никаких украшений, нет даже обручального кольца. А рядом с ней на открытых шеях сверкают самые красивые бриллианты Британской империи. Мари с искренним удовольствием разглядывает сверкающие драгоценности и с удивлением замечает, что обычно рассеянный ее супруг тоже уставился глазами на эти ожерелья и бриллиантовые нити…

— Я и не воображала, что существуют такие украшения, — говорит Мари Пьеру вечером, раздеваясь. — Как это красиво!

Физик смеется:

— Представь себе, я за обедом, не зная, чем заняться, придумал себе развлечение: стал высчитывать, сколько лабораторий можно выстроить за камни, обвивающие шею каждой из присутствующих дам. К концу обеда, когда начался общий разговор, я уже выстроил астрономическое количество лабораторий!

Через несколько дней супруги Кюри возвращаются в Париж, в свой сарай. В Лондоне завязались надежные дружеские отношения, наметились возможности сотрудничества. Вскоре Пьер совместно с английским коллегой Дьюаром опубликовывает работу о газах, выделяемых бромистым соединением радия.

Англосаксы верны тем, кого они ценят. В ноябре 1903 года Королевское общество в Лондоне известило письмом «месье и мадам Кюри» о том, что в знак своего уважения оно присудило им одну из высших наград — медаль Дэви.

Мари, по нездоровью, отправляет одного Пьера на эту церемонию. Пьер привозит из Англии тяжелую золотую медаль, где выгравированы имена их обоих. Он ищет места, куда бы ее спрятать во флигеле на бульваре Келлермана. Неуклюже вертит ее в руках, роняет, теряет и опять находит… Наконец, по внезапному наитию, отдает ее Ирэн, еще не переживавшей за свои шесть лет такого празднества.

Когда друзья приходят навестить Пьера, он им указывает на дочку, играющую этой новой игрушкой.

— Ирэн обожает свой новенький «большой сантим», — добавляет он в виде заключения.

Блестящий успех двух коротких путешествий, маленькая девочка, играющая золотым диском… Такова прелюдия к симфонии, которая вскоре закончится мощным аккордом.

На этот раз знак оркестру подает дирижер из Швеции. На своем торжественном общем собрании 10 декабря 1903 года Академия наук в Стокгольме публично объявляет, что Нобелевская премия по физике присуждается Анри Беккерелю и супругам Кюри за открытия в области радиоактивности.

Никто из Кюри не присутствовал на заседании. От их имени французский посол принял из рук короля диплом и золотые медали.

Пьер и Мари, плохо себя чувствуя и будучи перегруженными работой, уклонились от долгого пути среди зимы.

Профессор Ауривилиус — мадам Кюри, 14 ноября 1903 года:

«Месье и мадам Кюри, как я уже имел честь сообщить Вам телеграммой, Шведская академия наук, в заседании 12 ноября, приняла решение присудить Вам половину Нобелевской премии по физике на этот год — в знак высокой оценки ваших выдающихся совместных работ по исследованию лучей Беккереля.

10 декабря в общем торжественном собрании будут обнародованы державшиеся до этого в строгой тайне решения различных корпораций, которым было поручено назначение премии, и в этом же заседании будут розданы дипломы, а также золотые медали.

От имени академии я приглашаю Вас соблаговолить явиться на данное собрание, чтобы получить лично Вашу премию.

На основании статьи девятой Устава о Нобелевской премии Вам предстоит сделать в Стокгольме публичный доклад, касающийся темы премированной работы, в течение шести месяцев со дня торжественного собрания. Если бы Вы приехали к указанному числу, для вас было бы, несомненно, лучше выполнить это обязательство в первые же дни после собрания, если такой порядок Вам удобен.

В надежде, что Академия будет иметь удовольствие видеть Вас в Стокгольме, прошу Вас и Вашу супругу принять уверения в моих отменных чувствах».

Пьер Кюри — профессору Ауривилиусу, 19 ноября 1903 года:

«Господин Непременный секретарь, мы крайне признательны Академии наук в Стокгольме за ту большую честь, какую она нам оказала, назначив нам половину Нобелевской премии. Мы просим Вас быть столь любезным и передать Академии нашу самую искреннюю признательность и благодарность.

Нам очень трудно приехать в Швецию на торжественное собрание 10 декабря.

Нам нельзя уезжать отсюда в это время года, так как это внесло бы большую путаницу в преподавание, порученное каждому из нас двоих. В случае, если бы мы и поехали на данное заседание, мы смогли бы остаться лишь на очень короткий срок, так что едва успели бы познакомиться со шведскими учеными.

Кроме того, мадам Кюри болела все это лето и не совсем еще поправилась.

Я просил бы Вас отложить на более поздний срок наше путешествие и доклад. Например, мы могли бы приехать в Стокгольм на Пасхе или, еще удобнее, — в середине июня.

Соблаговолите, господин Непременный секретарь, принять уверение в нашем уважении».

После этих выражений официальной любезности приведем другое письмо — неожиданное и поразительное. Оно написано самой Мари по-польски и адресовано ее брату. Дата письма достойна замечания: II декабря 1903 года. На следующий день после торжественного заседания в Стокгольме. В первый день ее славы! В этот момент Мари, наверно, была упоена своим торжеством. Разве ее судьба не исключительна? Еще никогда ни одна женщина не достигала известности в требовательной среде науки. Она первая и до той поры единственная во всем мире знаменитая ученая!

Мари Кюри — Иосифу Склодовскому, 11 декабря 1903 года:

«Дорогой Иосиф.

Нежно благодарю вас обоих за ваши письма. Не забудь поблагодарить Манюсю (дочь Иосифа. — Пер.)за ее письмецо, так хорошо написанное, что оно доставило мне большое удовольствие. Отвечу ей, как только у меня будет свободная минута.

В начале ноября у меня было что-то вроде гриппа, после чего у меня остался небольшой кашель. Я ходила к доктору Ландрие, который выслушал мои легкие и не нашел ничего плохого. Зато он обвиняет меня в малокровии. Между тем я чувствую себя крепкой и в настоящее время способна работать больше, чем осенью, не очень утомляясь.

Муж мой ездил в Лондон получать медаль Дэви, которую нам дали. Я не сопутствовала ему, боясь утомиться.

Нам дали половину Нобелевской премии. Точно не знаю, сколько это будет, но думаю, что около семидесяти тысяч франков. Для нас это большая сумма. Не знаю, когда мы получим эти деньги; возможно, лишь когда мы сами поедем в Стокгольм. Мы обязаны сделать там доклад в течение шести месяцев, считая с 10 декабря.

На торжественное заседание мы не поехали, так как устроить это было бы очень сложно. Я не чувствовала себя достаточно крепкой для такого длительного путешествия (48 часов без пересадки, а с пересадкой дольше) в такое суровое время года, да еще в холодную страну, и не имея возможности пробыть там дольше трех-четырех дней. Мы не могли бы без больших неудобств прервать наши лекции на долгое время. Вероятно, поедем туда на Пасху и лишь тогда получим деньги.

Нас завалили письмами, и нет отбою от журналистов и фотографов. Хочется провалиться сквозь землю, чтобы иметь покой. Мы получили предложение из Америки прочесть там ряд докладов о наших работах. Они нас спрашивают, сколько мы желаем получить за это. Каковы бы ни были их условия, мы склонны отказаться. Нам стоило большого труда избежать банкетов, предполагавшихся в нашу честь. Мы отчаянно сопротивлялись этому, и люди, наконец, поняли, что с нами ничего не сделаешь. Моя Ирэн здорова. Ходит в школу довольно далеко от дома. В Париже очень трудно найти хорошую школу для маленьких детей.