Мигель де Сервантес. Портрет работы Хуана де Хауреги. 1600 г.

Праздник на Пласа Майор в Мадриде. Картина Хуана де ла Корте

Лопе де Вега. Гравюра Фернандо Сельма, выполненная для альбома «Портреты знаменитых испанцев». 1791 г.

Сады Буэн-Ретиро в Мадриде с изображением семьи Филиппа IV. Испанская школа. XVII в.

Титульный лист сборника «Стихи лиценциата Томе де Бургильоса»

Титульный лист поэмы «Красота Анхелики». 1602 г.

Аутодафе на Пласа-Майор в Мадриде 30 июня 1680 года. Картина Ф. Риччи. 1653 г.

Один из последних портретов Лопе де Вега

Процессия в праздник Тела Господня в Мадриде. Гравюра. 1623 г.

Титульный лист последнего романа Лопе де Вега «Доротея». 1632 г.

Титульный лист издания комедий Лопе де Вега. Часть 23. 1638 г.

Похороны Лопе де Вега. Картина Игнасио Суареса Льяноса. 1862 г.

Надгробие на месте захоронения праха Лопе де Вега в церкви Сан-Себастьян. Надпись на мраморной доске гласит: «Здесь захоронен Лопе де Вега, великий поэт и отец испанского театра»

Памятник Лопе де Вега в Мадриде

Однако долгое отсутствие герцога, огорчившее Лопе и в каком-то смысле лишившее его необходимости выполнять свои обязанности, позволило ему все больше времени посвящать творчеству и, быть может, Изабелле, которая благодаря этому смогла разделить с ним радости сельской жизни. Похоже, в тот период Лопе на какое-то время отказался от сочинения пьес для театра, целиком отдавшись лирической поэзии. Он остался верен роду Альба и продолжал внимательно и заботливо выполнять просьбы доньи Антонии и дона Диего. Надо сказать, что этот молодой сеньор, которого герцог очень любил, отличался редкой красотой. Но что более всего отличало его от других, так это живость ума и природная элегантность, которые вкупе с прекрасными манерами нисколько не умаляли его отчаянной храбрости и беспримерного мужества. Дон Диего тоже был страстным любителем литературы, а потому как бы пришел на смену своему брату, чтобы воспользоваться присутствием в имении такой харизматической личности, как Лопе, для того чтобы вдохнуть новую жизнь в существование этого малого двора и оживить дававшиеся там празднества. Вот так дела и шли до первых весенних дней 1593 года, когда пришло известие об освобождении герцога. Действительно, судьи, назначенные папой римским по требованию Филиппа II, рассмотрели жалобу короля, отказали ему в иске и высказались в пользу признания законности брака дона Антонио, так что теперь герцог мог без промедления вернуться в свои владения. Эта добрая весть наполнила великой радостью сердца всех членов семьи герцога и вызвала ликование во всех землях рода Альба. Герцогу по возвращении был устроен воистину триумфальный прием, и праздничные гулянья длились много дней. А пока внимание всех приближенных было сосредоточено на подготовке торжеств; Лопе задумал сочинить панегирик в честь прибывающего из заточения герцога, в то время как дон Диего, взявший на себя обязанности главного церемониймейстера, занимался тем, что планировал, где будут проводиться различные игры, состязания, фейерверки, где будет иллюминация, где будут сидеть музыканты и где будут танцы. Он жаждал лично открыть официальные торжества еще до приезда дона Антонио, и начать он хотел с боя быков, ибо был большим охотником до такого рода состязаний. По его приказу на соседние фермы были направлены слуги, дабы найти там шесть подходящих по возрасту быков, коим предстояло стать участниками празднества и из коих один должен был стать участником поединка с ним самим.

В то время как мужчины и женщины выбирали свои самые красивые наряды, закат приветствовало множество зажженных факелов и костров. Повсюду люди пели, танцевали, развлекались, повсюду играла музыка, а дон Диего, восседавший на своем прекрасном жеребце Жасмине, окруженный слугами и друзьями, появлялся то там, то здесь, проверяя, как идут приготовления к празднеству. Лопе, стоявший на балконе замка, наблюдал за своим стройным, элегантным, изящным молодым хозяином и посреди всеобщего веселья, которое он разделял со всеми, не мог унять какую-то странную тревогу. Бой быков, знаменовавший начало празднеств, был назначен на 13 мая. Эта дата только усугубила тревогу нашего поэта, и он, как хороший астролог, способный ученик Хуана де Кордовы, принялся изучать расположение созвездий и небесных светил и нашел печальные предзнаменования, сулившие беду: он с ужасом увидел, что Солнце входит в созвездие Близнецов и что начинается полнолуние, а это означало, что знаки воздуха и небес вступали в противоречие. День боя быков наступил, и занялась заря, холодная и печальная. Привели предназначенных для корриды быков, слуги суетились, обустраивая и украшая арену. По сведениям, почерпнутым из летописей, где подробно изложены все факты, рассвело, шло время, но солнце все никак не желало показываться, и люди были опечалены, ибо бой быков без солнца — это не праздник.

Лопе тоже занимался приготовлениями к торжествам и, заметив, что день выдался серый и дождливый, опять встревожился не на шутку. Он повстречал группу стариков-крестьян, предсказавших, что дождь будет лить целый день, и осмелившихся предложить немного подождать и перенести корриду на следующий день. Легенда гласит, что при приближении назначенного часа поднялся сильный ветер, а несколько упавших на землю крупных капель предвещали, что вскоре разразится настоящая буря. У дона Диего, видевшего все эти дурные предзнаменования, возникло предчувствие, что вот-вот произойдет нечто ужасное, но он решительно отказался отложить корриду.

И вот дон Диего вырвался на арену как пламя, гордо восседая на своем гнедом скакуне в богатой и роскошной сбруе. Над толпой зрителей поднялся сдержанный рокот восторженных восхвалений, настолько поразил он всех своим изяществом, своей отвагой и своим высоким мастерством, прекрасно сочетавшимся с осторожностью, которая вроде бы не присуща молодости. Под кожаным колетом, украшенным лентами, на нем была надета синяя шелковая рубашка, голову его украшала черная шляпа с золотистой лентой и белым султаном из перьев, в руке он сжимал так называемый рехон — деревянное копье, на поясе висела длинная шпага, сделанная в Толедо, замечательная шпага, выкованная из дамасской стали с прекрасной гардой эфеса, изукрашенной золотыми узорами.