Однако на самом деле Изабелла вовсе не была одинока, потому что ее сопровождали друзья Лопе. Среди них были секретарь Томас Грассман, альгвасил Хуан де Вальехо, аптекарь Хуан Перес, а также Хуан де Вега, младший брат Лопе. Но более всего новобрачную, пребывавшую в некотором замешательстве, поддерживало присутствие еще одного человека… И какого человека! Действительно, никто не может исключить возможность того, что Лопе, нарушив запрет на пребывание в Мадриде, осмелился приблизиться к церкви, где совершался обряд, и сквозь небольшое, невидимое постороннему глазу отверстие наслаждался необычным зрелищем… Да, можно предположить, что он, не сводя глаз с незанятого кресла, издали наблюдал за собственной свадьбой!

Невозможно доказать, что Лопе был очевидцем этого бракосочетания по доверенности, но то, что он женился, законным первым браком сочетался с Изабеллой де Урбина, что священник освятил сей союз, — это исторический факт, совершенно неоспоримый.

Наконец избавленная от страхов и нравственных мук, Изабелла теперь могла со спокойной совестью подумать о том, что настало время, когда она сможет насладиться счастьем тихой и мирной семейной жизни рядом с этим талантливейшим поэтом, с этим неотразимым красавцем, что стал ее мужем.

Увы! Думать так означало не учитывать непредсказуемости Лопе. А кстати, разумно ли было навязывать тишину и покой супружеской жизни человеку, созданному для активной жизни, жаждавшему приключений, склонному к распутству и ко всякого рода излишествам? Разумеется, нет. И события, последовавшие вскоре после свадьбы, явились тому доказательством, к великому горю бедной Изабеллы. Действительно, Лопе жаждал в тот момент найти возможность открыть для себя новый мир, и само Провидение пришло ему на помощь: Филипп II принял решение послать к берегам Англии военно-морскую эскадру, которая должна была выйти из Лиссабона 29 мая 1588 года. Со всей Испании в порт уже прибывали толпы добровольцев, охваченных пламенем религиозного фанатизма и патриотизма. Какой счастливый случай для осужденного на изгнание Лопе! Он легко мог превратиться в героя и, как мы бы сейчас сказали, изменить свой имидж, приняв участие в столь славном начинании! Но покинуть жену так скоро, всего лишь две недели спустя после свадьбы, разрешение на которую было получено с таким трудом? Уехать, когда его к этому никто не принуждал? Представлял ли он себе, в какой печали, в каком горе будет пребывать новобрачная, чей супруг не присутствовал на собственной свадьбе, а теперь покидал ее, осуждая на испытание разлукой? Конечно, представлял, но теперь его сжигал огонь страстного желания послужить во имя славы Испании, точно так же как еще вчера сжигал огонь страстной любви к Изабелле. Теперь для него главной была патриотическая лихорадка! Изабелла принялась просить, умолять, но никакие слезы и жалобы не действовали, точно так же как бесполезны оказались угрозы и крики. Нет, ничто не могло заставить Лопе отказаться от своего намерения, он хотел отбыть из Испании в составе экспедиции, а потому поступил на военную службу в пехоту и должен был стать одним из девятнадцати тысяч солдат, коим предстояло взойти на борт кораблей эскадры, где уже находились десять тысяч моряков и гребцов. И вот он уже в пути, он направляется в Лиссабон, где стоит флот.

Юная супруга не признала себя побежденной, и если верить тому, о чем повествует прекрасный романс, опубликованный в 1604 году, Изабелла, преисполненная решимости еще раз увидеть супруга, прежде чем он ступит на палубу корабля, отправилась в Лиссабон и нашла там Лопе. Предположение это маловероятно, даже если соответствует театральности и поэтичности жизни самого Лопе. Какой же превосходной героиней драматического произведения предстает эта молодая женщина, обреченная на вечные блуждания по свету в поисках своего неуловимого возлюбленного! Эта героиня, дойдя до конечной точки своего пути, с высокой башни созерцает своего «беглого мужа», уже находящегося на борту галеона, приготовившегося сняться с якоря! И вот, дав волю чувствам, она предается своему горю. С глазами, полными слез, с сердцем, переполненным яростной злобой, оплакивая свою судьбу и проклиная неблагодарного возлюбленного, хрупкая Изабелла, все более и более погружаясь в пучину отчаяния, постепенно превращалась в дикую Медею:

Действительно ли с башни замка Сан-Хорхе раздавались прощальные слова, чтобы в морских волнах рождалось эхо и чтобы ветер, раздувая паруса кораблей, все же донес их до слуха того, кому они предназначались? Идет ли речь об искаженном изображении реальных событий, к чему нас уже приучила дерзновенная литературная смелость Лопе, или это всего лишь поэтический вымысел, порожденный смутной ностальгией, носящей на себе отпечаток воспоминаний о произведениях Овидия, в результате чего Изабелла как бы уподобилась одной из покинутых женщин, героинь «Посланий в стихах»? Предстает ли перед нами некая копия, как бы компенсирующая отвергнутую реальную женщину, имя которой Лопе хочет заменить, прибегнув к анаграмме «Белиса», нежную, но в то же время и чрезвычайно настойчивую (до навязчивости) Изабеллу, чье, так сказать, «телесное присутствие» не так уж и необходимо, чтобы появиться в виде поэтического образа? Действительно, реальность сильно отличается от поэзии, и мы имеем совершенно иную версию прощания будущего воина с любовью и мирной жизнью. Мы почерпнули эту версию временного расставания из документа, написанного собственноручно Лопе де Вега двадцатью годами позже описываемых событий, и относится он к переписке Лопе с герцогом Сессой. Он вспоминает о некоем эпизоде, имевшем место в его жизни и достойном сюжета плутовского романа, и суть его сводится к тому, что герой рассказа, конечно же — наш поэт, случайно встретился в Лиссабоне с очаровательной, дерзкой, веселой куртизанкой. «Когда я прибыл в Лиссабон, — пишет он, — еще совсем юный, чтобы поступить на военную службу, дабы принять участие в той знаменитой экспедиции против Англии, я повстречал одну очень живую, беззастенчивую куртизанку, увлекшуюся мной. Она пригласила меня к себе, и я воспользовался представившейся мне оказией самым неблагородным образом. Когда же я захотел вручить ей в качестве платы несколько монет, привезенных из Мадрида, она отвергла их, оттолкнув и сказав полушутя-полусерьезно: „Когда я получаю удовольствие, я денег не беру“».