– Привет, – коротко ответил звукорежиссер. Язык тела красноречиво пояснил, что объятия неуместны.

Карли незаметно принюхалась к самой себе. Может быть, она пахла Эваном, и этот запах бил в нос мужчинам и напрочь их отпугивал?

– Как поживает Мексика? – поинтересовался Деке, уменьшив звук соревнований по пляжному волейболу.

– Хорошо, – ответила Карли как можно нейтральнее. Прыгать от восторга сейчас не время.

– Да уж, несомненно. – Он сделал вид, что возится со своим пультом, избегая встречаться с ней взглядом.

Карли села на диван. Такой поворот событий вовсе не входил в ее планы. Не то чтобы она вообще что-нибудь планировала, но если бы вдруг подобное случилось, то меньше всего хотелось бы обидеть Декса и задеть его чувства. Разве честно, когда обстоятельство, которое делает счастливым одного человека, приносит другому боль? Неужели количество счастья в мире ограничено, и если один получает больше, то другому достается кусок поменьше?

– Не сходи с ума, Деке, – попросила Карли, решив действовать открыто.

– Да я вроде не сумасшедший, – ответил он чуть мягче. – Наверное, просто разочарован.

Разочарован. Боже, как она ненавидит это слово! Его так часто произносила мама. Если бы Джудит сделала себе татуировку, то скорее всего написала бы именно это: «Разочарована».

– Прости, – попросила Карли.

– За что? – удивился Деке. – Ты же не сделала ничего плохого.

– Не знаю, – вздохнула она. – А что-нибудь хорошее я разве сделала?

– Все, что ты делаешь, солнышко, хорошо и правильно. – Деке присел рядом и обнял приятельницу за плечи. Потом нежно поцеловал в макушку. – Разочарован я потому, что ты выбрала не меня. Но не переживай из-за этого. Жизнь – это пляж, помнишь?

– Да, но в таком случае дело кончается смертью.

– Вовсе нет. В таком случае дело кончается тем, что ты сидишь и смотришь, как почти голые девушки играют в волейбол.

– Понятно, – заключила Карли и быстро обняла друга.

– Итак, ты собираешься за него замуж? – неожиданно спросил Деке.

– Да, разумеется. – Карли рассмеялась. Эван поставил палатку на уик-энд, а Деке уже решил, что речь идет о бетонном фундаменте. Оказывается, он вовсе не так уверенно ориентируется в запахах, как поначалу показалось Карли.

Деке внимательно взглянул на нее и снова углубился в созерцание прыгающих вокруг мячика потных особ в бикини. На губах его застыла отрешенная полуулыбка.

Если Эван и удивился, застав на диване парочку, сосредоточенно наблюдающую за происходящим на экране, то виду не подал. Просто кивнул, словно генерал, разрешающий подчиненным расслабиться. От проницательной Карли не ускользнул тот моментальный взгляд, которым обменялись мужчины. Она поняла, что сейчас на ее глазах заключено своеобразное мирное соглашение. Этот мужской язык казался сверхъестественным, а потому жутковатым: невысказанные предположения, косвенные намеки, снисходительность и гордость. А иногда одно дерьмо, и ничего больше. Но черт возьми, неожиданно подумала Карли, глядя, как любитель серфинга и плейбой от киномира вместе колдуют над пультом, разве эти люди не достойны любви?

– Педро да Сильва, сын итальянца и мексиканки, родился в самом сердце мексиканской винодельческой провинции, на побережье Баия. Родители видели его виноделом – в отца – и истинным католиком – в мать. Он же выбрал путь музыканта, саксофониста.

На мониторе в это время проходила целая серия фотографий: вот Пит, босоногий мальчик, стоит в винограднике; вот он, уже стеснительным подростком, позирует с саксофоном в руках; а вот уже красивый молодой человек играет на сцене, перед публикой. Рассказ перешел к самому Питу Силверу: срывающимся от волнения голосом он делится воспоминаниями о первой встрече с Арлин Барлоу. На экране в это время появляется фотография молодой пары в одном из ночных клубов.

Карли не могла оторваться от экрана. Она уже видела некоторые из фотографий и присутствовала на интервью, однако новая работа – с музыкой и собственным голосом за кадром – оказалась потрясающе интересной. Как нередко бывает в успешных творческих проектах, целое по своей значительности и масштабу превзошло простую сумму отдельных составляющих. Даже Деке, который, казалось, потерял к фильму всякий интерес, с энтузиазмом воспринял новый вариант.

– Я старался обращаться с пленками как можно бережнее. Записи просто поразительные. На них Арлин поет, а Пит играет на саксофоне – и все. Многие часы записей, которые они делали вместе на протяжении долгих лет.

– И ты собираешься все их переписать? – поинтересовался Деке.

– Так мы договорились с Питом. Он позволил мне использовать все, что я считаю нужным и интересным, с тем условием, что ему достанутся современные копии всех пленок. А это нелегкий труд. Некоторые из пленок в неважном состоянии.

– Если нужна моя помощь, то я готов, – благородно предложил Деке.

– Большое спасибо, – поблагодарил Эван, – но дело в том, что бюджет у нас очень скуп.

– Что-нибудь придумаем, – заверил Деке. – Не могу же я упустить возможность услышать, как Арлин Барлоу поет то, что еще никто и никогда не слышал.

Эван явно хотел отказаться, но, на мгновение задумавшись, согласно кивнул.

Карли сидела тихо, слушая, как мужчины вырабатывают оптимальную тактику работы с пленками. По мере того как росло их возбуждение, росла и ее меланхолия. Осталось совсем чуть-чуть, и порученная ей часть работы над фильмом подойдет к концу. Дальше жизнь покатится мимо. А окончательный вариант она увидит лишь на просмотре, вместе с сотней совершенно посторонних людей. Роль червячка Эллы в «Компостной куче» убрали, а это повлекло за собой потерю работы и соответственно заработка. Уход из фильма об Арлин Барлоу не грозил никакими финансовыми ограничениями, однако в душе Карли от одной лишь мысли о конце рождалась такая пустота, которую вряд ли можно будет чем-нибудь заполнить. Здесь даже и туфли не помогут.

По дороге из студии за машиной Карли неотступно следовала синяя «тойота». Несмотря на соперничество, на сей раз мужчины поладили куда лучше, чем на прежних сессиях. Сегодня Карли, а вовсе не один из них чувствовала себя третьей лишней.

– Лошадь входит в бар, – заговорил Эван, пока Карли открывала дверь кухни. Едва войдя, он заключил ее в объятия. Нежным поцелуем разгладил тревожные морщинки на лбу, коснулся губами опущенных уголков ее губ. – Бармен взглянул на лошадь и спрашивает…

– Почему у вас такое длинное лицо? – подсказала Карли, заканчивая каламбур.

Эван поцеловал ее еще раз.

– Так почему же у вас такое длинное лицо? Девушка неопределенно пожала плечами.

– Послеродовая депрессия по поводу окончания работы? – Поцелуй в кончик носа. – Лекарство от этого недуга мне известно.

– Не сомневаюсь, – согласилась Карли и, взяв его за руку, повела в спальню. Сегодня здесь, а завтра исчезнет. Карли была согласна даже на один час, одну ночь любви. Если бы пришлось выбирать между ничем и чем-то, пусть даже не слишком щедрым, она без колебаний выбрала бы «что-то», тем более что это «что-то» дарило совершенно невероятные ощущения. Ему хотелось быть рядом с ней, пусть даже короткое время, и она понимала и принимала такое желание. Приходится довольствоваться малым.

– Кто-нибудь уже говорил тебе, – чувственным голосом начал Эван, когда они, полностью раздетые, обнявшись, лежали под одеялом, – что у тебя самая великолепная, неповторимая, поразительная, убийственно-прекрасная…

– Да? – в ожидании невероятного комплимента произнесла Карли.

– …кровать в мире? – закончил он и тут же получил удар по голове дорогой пуховой подушкой.

Эван рассмеялся и крепко прижал девушку к себе, покрывая быстрыми жаркими поцелуями.

– Не расстраивайся, ты тоже ничего.

Карли оттолкнула насмешника и натянула одеяло чуть ли не до ушей.

– Я очень люблю свою кровать.

– И я тоже, – серьезно согласился Эван. – Она действительно замечательная. Совсем не маленькая и не хлипкая, как это часто бывает. Кровать очень приличного размера.