Тюрбаны и токи, изготовляемые в модных лавках, которые надевали сами или с помощью служанки, носили только в театр и в обыкновенные выезды. Когда же собирались на бал или в концерт, то тюрбаны, цветы или перья должны были укладываться мастером своего дела — парикмахером и только тогда, когда дама уже облачилась в свой нарядный туалет.

Мода менялась стремительно. Вот еще салопы не сношены, манто совсем недавно новое купила, а в моде уже рединготы, журнал писал, что «щеголихи, у которых есть кареты, надевают большие рединготы из дра-зефира или серо-белого каотина с двойными отворотами и карманами. Сии рединготы делаются на вате и с беличьим или шиншилловым воротником». А тут доченька (у нашей героини наверняка уже взрослая дочь) тюрлюрлю атласный выпрашивает, такой, как у ее подружки. Длинная шелковая накидка и впрямь была изумительна, шелест шелка завораживал, он и назывался так в подражание издаваемому звуку. Наша героиня, слыша это волнительное шуршание, вспоминала свою юность; платья из шуршащих шелков носили и в конце XVIII века.

Каждый новый день приносил новые хлопоты, как не заказать блондовое на атласном чехле платье, кружевное, золотистое. Без него, пожалуй, и выйти невозможно! А еще пару атласных да три бархатных, хоть пару грогроновых. Грогрон — лучший шелк — стоил немалых денег. А на днях в опере увидала даму в платье белого дама с черными кружевами, как не расстроиться, ведь и ей самой вполне бы пошло. Да, что и говорить, по сравнению с настоящими щеголихами ее гардероб просто беден. Рассказывали, как графиня Мария Григорьевна Разумовская, большая модница, не жалевшая ни себя, ни времени, ни денег на модные туалеты, собираясь из Вены возвратиться в Россию, просила своего приятеля, служившего в Петербурге в таможенном ведомстве, помочь пройти через таможню.

— Да что же намерены вы провезти с собою? — спросил он.

— Безделицу, — отвечала она. — Триста платьев!

С такими аппетитами не посоревнуешься, а здесь уже новая напасть — рукав платья сильно расширился. Еще раньше наметилось его расширение в верхней части, а к 30-м годам он стал огромным, его называли буф. Н. В. Гоголь писал, что эти пышные рукава «похожи на два воздухоплавательных шара, так что дама вдруг поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина; потому что даму также легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским».

Эти рукава доставили нашей щеголихе бесконечные проблемы. Буфы сминались и теряли всякий вид под верхними одеждами. Сперва она попробовала подшивать туго накрахмаленные нижние рукавчики, но, увы, не помогло. Изобрели специальные каркасы для рукавов, их делали, как и каркасы для юбок, из ивовых прутьев или китового уса. Правда, каркас этот вызвал очередную проблему, он оказался настолько объемным, что и усаживаться в карету, и ездить в ней было очень неудобно. На помощь пришло механическое устройство, изобретенное парижскими механиками — господами Пуссе и Жосселином. Они сделали маленькую пружинку, она сжимала и разжимала рукав, когда это было необходимо.

Мода на широченный рукав продержалась довольно долго, до 40-х годов. Потом буфы уменьшились и опустились ниже локтя, к 50-м годам они виднелись в нижней части рукава, а затем и вовсе исчезли.

Жизнь франтихи состояла из вечного разрешения тех или иных проблем, доставляемых модой. Ведь платье, перед тем как его решали сшить, обсуждалось со знакомыми или родственниками до мельчайших подробностей. А сколь ответственное дело — выбор ткани! Помните разговор гоголевских дам — «приятной во всех отношениях» и «просто приятной» о «миленьком» ситце, которым восторгалась «во всех отношениях приятная дама». Или обсуждение очаровательной материи с узенькими полосочками на голубом фоне, где «через полосочку все глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки…» и т. д. Любая модница и сегодня вам скажет, что удачно подобранная ткань для платья — полдела в создании туалета, иначе либо «пестро» окажется, либо не к лицу.

Наша героиня, как правило, не знала особенных забот с выбором тканей. Она распоряжалась, чтобы ткани для просмотра ей привозили на дом, заходила по настроению в модные лавки и магазины. Но ее небогатым соперницам приходилось набираться терпения и в поисках недорогой материи толкаться в торговых рядах, особенно в дни распродаж.

Распродажа, или как ее еще называли «Остатки, или дешевые товары», устраивалась купцами раз в год — на Фомину неделю. Продавали только остатки тканей, начиная с дорогого бархата, воздушных газов или индийской кисеи и кончая дешевыми тафтяными лентами, толстым миткалем или тридцатикопеечным ситцем.

Рассказывали, что целая тьма народа, словно пестрая река, состоявшая из женских шляпок самых разных цветов и размеров, плыла вниз по Ильинке к магазину господина Матьясова. Магазин находился на втором этаже, куда, невзирая на крутую лестницу, с боем прорывались покупательницы. Расталкивая друг друга остренькими локотками, уже не извиняясь и не обращая внимания на отдавленные ноги, разорванные кружева на юбках, сбитые в сторону шляпки и растрепанные прически, они протискивались к прилавкам.

Основное сражение происходило возле них. Одна выхватывала кусок ткани из рук другой покупательницы, вторая пыталась через них дотянуться до того лоскутка, что ей еще издали приглянулся, третья, удерживая отрез ткани, силится вытащить еще один, а сзади напирает толпа тех, кто и вовсе не может подобраться к вожделенному месту. Крики, ругань; говорили, что дело и до драк доходило.