Делия Гоулдинг приподняла подбородок.

— А вы что же, никогда не обманывались в отношении мужчин? Я все время продолжала надеяться, что просто ошибаюсь на его счет. Я продолжала верить, что Себастьян просто играет с Францией. Я и думать не смела, что он может навредить вашему маленькому сыну. — Голос ее наполнился болью: — Я надеялась, что он оставит вас в покое, понимаете? Но сегодня вечером я все увидела иными глазами и поняла: он желает, чтобы все соответствовало его схеме — и вы в том числе. Я привезла с собой эти бумаги, молясь о том, что мне не придется все это говорить. Но когда я увидела его рядом с вами, я поняла — все кончено. Вот — теперь вы знаете все. Я предала его. Собственно, иного он и не заслуживает.

— За то, что предавал других. — София взглянула на решительное лицо Делии Гоулдинг и опустила глаза: — Не стану спрашивать, чего вам это стоило. Но я благодарна вам!

— Что вы намерены делать? — шепотом спросила Делия, сильно побледнев:

— Я не знаю пока. Вы готовы поклясться, что нашли письмо от Джозефа Фуше среди бумаг моего кузена?

— Если вы настаиваете… — голос женщины дрожал.

— Но сейчас он на нашей стороне, хочет он того или нет — он командует эскадроном против французов. Возможно, последние два года он вел двойную игру, но теперь единственным козырем в его руках выступают англичане. Он сейчас в Граммон, ожидает выезда на сражение. Подходящее ли это время для обвинений в его адрес?

— Не мне решать. — Миссис Гоулдинг прошла к двери и, обернувшись, сказала: — На сей раз решать вам!

— Но как я могу? — взорвалась София. — Все ошибки, которые вы когда-либо допускали, я повторила вдвойне. Мы еще поговорим об этом, если вы сами пожелаете.

Делия пробормотала:

— Спокойной ночи, — и выскользнула из комнаты.

Жак, опершись о стену того самого здания, которое выходило на Центральную улицу, пристально всматривался через боковую аллею на проезд, переполненный брюссельцами, грубо разбуженными тем утром. Там были офицеры в красивой форме на конях, вышагивающих танцующей поступью; множество конных наездников, которые встраивались в колонны вдоль дороги. Переполненные провизией повозки никак не могли пробраться из-за оживленного движения, кучера проклинали все на свете и орали во все горло. Артиллерия, которую тащили здоровенные лошади, постоянно сталкивалась на своем пути с крестьянскими повозками, выезжавшими из пригорода на утренний рынок. Кучеры были в красных ночных колпаках и голубых костюмах, выдававших в них настоящих горожан.

Голова Жака все еще раскалывалась после утомительной поездки, которую ему только что пришлось совершить, но он понимал, что отдохнуть ему не предложат: будет очень много срочных посланий, которые придется доставлять, раз уж герцог Веллингтон взялся донести до города все свои новости.

Пока он ждал, он смотрел на улицу, но все, о чем он мог думать, была София. Это имя он услышал впервые прошлой ночью, когда после захода солнца вошел с официальным донесением для полковника Гранта. Она была в городе и сама настаивала на встрече с Грантом, по словам хозяйки дома. Вначале женщина вопросительно взглянула на Жака, так как он был одет в грубый костюм бельгийского крестьянина, но пока он ожидал переговоров с Грантом, ему удалось разговорить ее.

Жак позабыл об использовании для прикрытия сильного сельского акцента, но она была слишком заинтригована, чтобы не пропустить его на кухню или во двор. Они разговаривали об опасности, угрожавшей Брюсселю, об ужасающем росте цен на продовольственные запасы, вечной боязни зажиточных граждан грабежа и английских мародеров. Многие англичане уже были на пути в Антверпен. Когда женщина упомянула имя Софии, сердце его готово было остановиться. Но она могла рассказать не более того, что он уже знал — София, адмирал и Гарри приехали сюда из Остенде и остановились в отеле «Д'Англетер».

Была ли она в зале? Возможно, в этот момент она танцевала в бриллиантовом свете свечей, всего в нескольких метрах от того места, где сейчас находился он сам.

Жак наблюдал за экипажами на Центральной улице, выискивая карету с гербом Гамильтона.

Внезапно дверь отворилась, и в проеме показался один из людей Гранта:

— Вас ждут. Герцог хотел бы переговорить с вами.

Жак спросил с кривой усмешкой:

— Что, они не верят мне?

— Дьявол, — пробормотал другой. — Давай пошевеливайся!

Они прошли по узким коридорам, по которым обычно перемещались слуги, оставляя позади кухню и мойку, в более освещенную часть здания. Там, на отполированных до блеска полах, лежали роскошные ковры, повсюду горели сотни свечей, откуда-то из соседнего зала лились звуки музыки и раздавались чьи-то веселые голоса.

Попасть из пронзительного одиночества ночи на этот праздник жизни, во всю эту странную атмосферу, было сродни прикосновению к лихорадочной мечте.

Дверь распахнулась, его впустили внутрь, и она снова закрылась за ним. Это была передняя, в которой кроме нескольких стульев и стола больше не было никакой мебели. В комнате находились двое слуг Гранта, они выглядели встревоженными, кроме них здесь был и Веллингтон. Герцог был одет в элегантный костюм, вероятно, он только что вышел из бального зала, но, похоже, приятная часть вечера для него уже закончилась.

Герцог изучал Жака, откровенно и прямо разглядывая его, ноздри его красивого носа раздувались, словно у коня.

Он обратился к Гранту:

— Вот во что превращаются твои люди в эти дни. Да?

— Этот особенный, сэр. Он похож на бельгийского крестьянина.

— Насколько близко вы подобрались к их линиям? — на сей раз вопрос был обращен к Жаку. Герцог повелительно кивнул на карту, разложенную на столе перед ним: — Я хочу, чтобы вы подтвердили все, что только что сообщили мне. Для начала покажите мне места дислокации войск Бонапарта. Вы ведь умеете читать, я полагаю?

Жак шагнул вперед и оказался совсем рядом с герцогом, вытянул руку и указал на Шарлеруа.

— Он отбил это у Пруссии сегодня днем.

— И вы утверждаете, что маршал Ней имеет намерения продвигаться дальше? — поинтересовался герцог.

Жак кивнул и указал на деревню Госсе:

— Сюда.

— С какими же силами?

— Более пяти сотен кавалерии и один батальон, мой генерал.

Герцог резко взглянул на Жака так, словно тот издевался над ним. Затем он вымолвил:

— Не имеет смысла атаковать с четырех флангов, — он выждал паузу, хмуро глядя на Жака. — Но именно туда они собираются, по вашему мнению, да?

— Да.

Герцог свернул карту и пробормотал:

— Обманщик.

По лицу Гранта Жак понял, что последнее слово тот тоже прекрасно расслышал.

— Правое крыло Бонапарта отправилось покорять пруссаков днем, мой генерал. Они были отброшены назад за линию укреплений. Последний раз я видел, как они направлялись на северо-восток.

— Генерал фон Блинчер осуществил перегруппировку. Мы еще до наступления рассвета получим от него вести, — герцог выпрямился, отступил в сторону от стола и с любопытством посмотрел Жаку прямо в глаза. Затем он внезапно проговорил по-французски:

— Ты такой же бельгиец, как и я, правда?

— Да.

— Как долго ты работал под английским флагом?

— С июня 1813-го, после Виктории. Подразделение британских стрелков.

— О! — воскликнул герцог. Кривая улыбка исказила его черты. — Господи, я и думать не мог, что мне когда-нибудь окажет такую неоценимую услугу один из ваших.

— Мне стоит принять это как благодарность, генерал?

— Принимай это как тебе угодно, — резко ответил герцог. — Ты оказал мне сегодня чертову услугу, устроив все это представление. И мне ничего больше не приходит на ум, как отдать тебя в распоряжение подполковника Гранта.

Грант серьезно взглянул на Жака и спокойно произнес:

— Спасибо, Десерней, вы свободны, отрапортуйте мне через час на Королевской улице.

Жак внимательно посмотрел в глаза герцогу. Между ними словно произошла короткая перестрелка взглядами, потом взгляд герцога снова стал отстраненным, и он слегка кивнул, как кивают джентльмену, который только что пожелал вам спокойной ночи.