«Москва. «Вечерняя газета», 16 февраля 1868 года. Из Либавы. В западной Курляндии во второй раз в продолжение этого месяца прошли сильные бури с проливным дождем, не прекращавшимся в течение нескольких дней. Это причиняет наводнения…»

Дьяков начинал не на пустом месте, но не будь терриконов всех этих рисунков, таблиц, выписок, вырезок,

фотографий, каждодневных дневниковых записей, диаграмм, вычислений – не будь этих терриконов «породы», не выдать бы ему на-гора и «руды». Когда вся эта груда материала была систематизирована и осмыслена, когда тысячи копий солнечных пятен «на каждый день» были положены рядом с тысячами сообщений о снегопадах, ураганах, наводнениях или, наоборот, засухах, приходящихся на эти самые дни, таинственный шеф-повар, орудующий на протяжении миллиардов лет на кухне погоды Земли, вынужден был снять шапку-невидимку и надеть обыкновенный поварской колпак, различимый человеческим глазом.

Ученые как-то попытались замерить энергию, выделяемую во время обычной по силе грозы: она примерно эквивалентна энергии взрыва полутора десятков водородных бомб. А для того чтобы вызвать искусственный шторм на море, пришлось бы кидать по одной бомбе в секунду. Само собой, когда такая слепая сила обрушивается на обитаемые берега, добра не жди.

Я подумал об этом, вспомнив высказывание академика Н. И. Вавилова о долгосрочном прогнозе погоды: он поставил эту проблему в один ряд с первостепенными задачами современной науки.

Конечно, не из-за одних стихийных бедствий. Важнейшим потребителем метеорологической «продукции» всегда было и будет сельское хозяйство. Известно, что две трети посевных площадей в нашей стране лишены устойчивого увлажнения, и здесь значение своевременного предвидения погоды невозможно переоценить.

Американцы применили к проблеме денежное измерение. Результат такой: если повысить точность долгосрочного прогнозирования хотя бы на 5 процентов, чистая прибыль – 18 миллиардов долларов в год.

Ну, а какова точность, сколько очков из десяти возможных выбивают снайперы метеорологической службы? Увы, не более шести. Отсюда нередки случаи дезориентации, что приводит к пагубным последствиям. В 1950 году, например, неверное предсказание погоды в горных районах страны, куда перегоняли па зимовку скот, обернулось гибелью многих гуртов.

Почему же, вправе спросить читатель, метеорологи не воспользуются достижениями Дьякова?

А все потому, что спор между астрономами и метеорологами продолжается… У Дьякова в специальной папке собраны вырезки и выписки из газет, журналов с высказываниями ученых, касающимися этого спора. На папке – карандашная надпись: «Фронт окклюзии».

– Что это?

– В метеорологии фронт окклюзии – зона соприкосновения теплых и холодных масс воздуха, колыбель циклонов, а в данном случае… Понимаете ли, в папке собраны прямо противоположные высказывания.

– И на стыке этих взаимоисключающих мнений тоже зарождаются циклоны?

– Только на газетных и журнальных страницах…

Дьяков достает из стола большой белый конверт с

фирменным оттиском Академии наук СССР. Читаю письмо:

«Присланные вами материалы по вопросу связи гелиофизических явлений с циркуляционными процессами в тропосфере и о разработанном вами методе предвидения погоды на длительные сроки были просмотрены, по поручению Отделения наук о Земле АН СССР, крупными специалистами в области изучения погоды и климата. По мнению специалистов, постановка вашего доклада при Отделении наук о Земле в ближайшее время нецелесообразна».

Что же, мнение вполне определенное, выражено без

208

экивоков. На том автору письма и поставить бы точку. Ан, нет!

«Вместе с тем накопление соответствующих данных полезно, учитывая, что в целом вопрос о связи процессов на Солнце и в земной атмосфере еще во многом неясен».

Перечитывая письмо, думаю: может, не стоило вот так отмахиваться от Дьякова…

– Как долго вы намерены у меня пробыть? – спрашивает хозяин. И не дав ответить, поправляется: – Не подумайте, что вы успели надоесть мне. Просто я прикидываю, когда сводить вас на вершину Улу-Дага.

– А что там?

Вместо ответа Дьяков протянул мне небольшую фотографию: одноэтажное каменное здание, над крышей которого возвышается каменная же башенка с астрономическим куполом. Пулковская обсерватория!

Хозяин доволен:

– Значит, похоже на Пулково?

Выясняется, что на фото – новое здание метеостанции на горе Улу-Даг, За основу взят проект Пулковской обсерватории, только, само собой, раз в десяток уменьшены все размеры.

– Приглашаю на новоселье… Главное, что там у меня зал на пятьдесят мест, а то как придут на экскурсию школьники, не повернуться с ними. И думаете, кто помог спроворить новую станцию? Полянский. Да, да, Дмитрий Степанович Полянский, член Политбюро Центрального Комитета партии. – И чуть хвастливо сообщает: – И оборудование – тоже он. Частично – импортное. Из Франции. Пять тысяч золотых рублей!

Конечно же, мне интересно узнать подробности.

– Завтра, – решительно заявляет хозяин. – С утра. А сейчас, если вы еще способны к восприятию, я хотел бы досказать насчет того, каков характер воздействия на атмосферу корпускулярного излучения. Ведь что происходит?..

На меня обрушивается шквал научных терминов. С трудом справляюсь с ним, пытаюсь сформулировать своими словами существо установленных фактов. В общем-то все просто: в тропосфере Земли… Ну вот, сразу вместо своих слов – термины. Впрочем, так ли уж обязательно все их изгонять?

Итак, в тропосфере (тропосфера – нижняя, основная часть земной атмосферы, не поднимающаяся выше двух десятков километров) потоки воздуха подвергаются ионизирующему воздействию несущих электрический заряд корпускул, составляющих «солнечный ветер». Чем интенсивнее корпускулярное нашествие, тем сильнее ионизация, воздушные потоки приобретают как бы металлические свойства – свойства металлических проводников, которые начинают взаимодействовать с магнитным полем Земли. Постепенно приходят в движение все более объемные воздушные массы, причем особенность этого процесса такова, что начинают сближаться потоки с противоположными физическими свойствами – холодные с теплыми. Создается тот самый фронт окклюзии, а это резко усиливает турбулентность тропосферы… Ну, тут я, видимо, переборщил, надо сделать пояснение: турбулентность – бурное, беспорядочное движение.

Дьяков установил, что за счет ионизации воздуха и подключения могучих сил магнитного поля планеты «солнечный ветер» способен усиливать перемещения воздушных масс в полтора, а иногда и в два раза. И там, где начинается это беспорядочное движение, как раз и зарождаются циклоны и антициклоны.

Не имея в виду писать научный трактат, я не выспрашиваю у Анатолия Витальевича, что конкретно помогает ему предсказывать, где именно и когда взыграет эта самая свистопляска. Однако меня по-прежнему интересует «Инес»: как все же удалось предсказать этот ураган?

– Он привел меня к вам, и хотелось бы…

– Хорошо, пожалуйста. – Дьяков находит в шкафу какую-то старинную книгу. – Только начать придется издалека.

Передо мною первое (парижское) издание «Атмосферы» Фламмариона на французском языке 1872 года. Дьяков отыскивает нужный отрывок, читает вслух, тут же переводя:

«Мой ученый друг астроном Поэ, директор Гавайской обсерватории, доказал тщательным исследованием ураганов, свирепствовавших в Западной Индии с 1493 года (открытие Америки) до наших дней, что… более двух третей циклонов бывают от августа до октября, то есть в течение месяцев, когда сильно нагретые берега Южной Америки начинают привлекать более холодный и более плотный воздух северного континента».

Отложив книгу, Анатолий Витальевич начинает в миллионный, может быть, раз мерить шагами избенку.

– Я собрал материалы, которые подтверждают наблюдения астронома Поз, а затем сопоставил эти данные с процессами, происходившими на Солнце… Такое сопоставление, подобно проявителю фотоотпечатков, сделало для ученого зримыми нити, что связывают воедино разрозненные факты. По словам Фламмариона, его друг Поэ зафиксировал наибольшую циклоническую активность с августа по октябрь. Дьяков убедился, что, если в тот же период на Солнце происходит интенсивный процесс пятнообразования и наблюдаются извержения, энергия циклонов у берегов Латинской Америки и, в частности, Кубы подпрыгивает в полтора раза, циклоны достигают силы ураганов.