Еще один немец-издатель включил в предпринятое им издание «Разгрома» оскорбительные для французов иллюстрации. Золя и в этом случае пришлось обороняться и протестовать. Но общая оценка романа была восторженная. Золя читал подписи под похвальными рецензиями: Фаге, Баррес, Пелисье, Верлен, Франс и даже Леон Доде. Ни одной «жабы». Роман переводили почти на все европейские языки, его читали в Америке. «Успех, которым пользуется книга, превзошел все мои ожидания, и я бесконечно счастлив». (Золя — Альфреду Брюно, 8/VII 1892 г.).

«Разгром» является логическим завершением социальной эпопеи Золя. Во многих романах, которые создавались в восьмидесятых — начале девяностых годов, писатель относил события к последним дням империи и, пользуясь прямыми намеками и символикой, давал читателю почувствовать близость неизбежной развязки. Круг замкнулся. Раздираемая социальными противоречиями, Вторая империя ринулась в последнюю авантюру и завершила свое бесславное существование. И надо же так случиться, что роман, который по окончательному плану должен был завершить «Ругон-Маккары» (социальную историю империи), появился почти в самые дни печального юбилея — двадцатилетия седанской катастрофы. Создавая «Разгром», Золя думал и об этом событии, и о происках военщины, использовавшей траур Франции в своих интересах, и о близком окончании «Ругон-Маккаров», и о своем отношении к войне. Когда-то он написал рассказ «Кровь» и поместил его в «Сказках Нинон», рассказ наивный, построенный на примитивных аллегориях, снах, символах. Четыре солдата расположились на ночлег после боя, и каждый из них увидел сон. Одному приснилось, как маленький ручеек крови стал широкой рекой, а та превратилась в безбрежное кровавое море; другому пригрезилось омерзительное убийство, против которого восстало все живое; третий увидел во сне людей, убивающих друг друга из-за любви, из-за жрецов, из-за царя, из-за всевышнего; четвертый — распятого Христа… «Скверное наше ремесло, — сказал один из солдат. — …Я знаю такой уголок, где плуги нуждаются в рабочей руке. Хотите ли попробовать трудового хлеба?» И все четверо выкопали большую яму и погребли там свое оружие, чтобы обратиться к новой, мирной жизни.

За восемь дней до франко-прусской войны Золя поместил в «Ла Клош» очерк, заканчивающийся словами: «Будь проклята ты, война, обрекающая Францию на слезы». Но не всякую войну следует осуждать. В статье «Да здравствует Франция!» Золя прославит истинного патриота, отправляющегося на фронт, чтобы отдать свою жизнь не за интересы империи, а за интересы Франции. Свое отношение к войне Золя не раз выскажет и в «Марсельском семафоре», где его сотрудничество продолжалось несколько лет. В журнале «Вестник Европы» (1877 г., книга 6) он поместит статью «Мои воспоминания о войне», в которой также проведет черту между милитаризмом и патриотизмом. «Без сомнения, война — ужасное дело. Жестокое зрелище — международные войны. В наших гуманных мечтах о прогрессе война должна исчезнуть в тот день, когда нации мирно обнимут друг друга. Но сейчас даже философы, проповедующие мир, берутся за оружие, если отечество в опасности». Войне посвящен патриотический рассказ «Осада мельницы», войне посвящена и статья «Седан», о которой уже говорилось.

Золя много размышлял о войне, и эти размышления далеко не просты. Осуждая войны, Золя не встает на путь непротивления, на позицию пацифизма. Войны бывают всякие, и он делит их на «династические и национальные» («Мои воспоминания о войне»). Война, затеянная Наполеоном III, чужда народу, но, когда реакционная прусская военщина вторглась в пределы страны, именно народ поднялся на защиту родины, и его борьба стала справедливой.

Отдавая дань вульгарному осмыслению идей дарвинизма, Золя порою делает вывод, что «война такая же мрачная необходимость, как смерть. Война в крови человека». Эту точку зрения мы найдем в подготовительных рукописях к «Разгрому». Однако в самом романе мысль о неизбежности войн Золя ни разу не выдает за свою собственную, оставляя ее на совести Мориса. Позднее Золя придет к более глубокому пониманию войны и ее причин. В незаконченном романе «Справедливость» он поставит современные войны в прямую зависимость от социальной организации государств.

Итак, в романе «Разгром» Золя анализирует причины поражения французской армии. Слово «анализирует» можно употребить лишь условно. Перед нами проходят одна за другой живые, выхваченные из жизни сценки, которые лучше всяких авторских рассуждений поясняют происходящие события. Золя достигает удивительного художественного эффекта, изображая движение огромных людских масс по дорогам Франции. Короткий разговор солдат на привале, несколько реплик офицеров, и читатель сам оказывается как бы вовлеченным в действие. Его охватывает тревога, порою ужас от этого бессмысленного передвижения колоссальной армии, обреченной на поражение. Он почти физически ощущает тяжкие лишения солдат, непроходящую усталость, голод, растерянность. Обозы с провиантом никогда не приходят вовремя, долгожданный отдых после длительного перехода неожиданно отменяется, случайно обнаруживается отсутствие санитаров, нехватка тридцати тысяч запасных частей для винтовок; офицеры и генералы не знают плана местности, по которой движется война, отсутствует единое командование, и в части поступают разноречивые приказы. Все это происходит до седанской катастрофы, но призрак поражения, как жуткий кошмар, нависает над усталыми и смятенными людьми в шинелях. Солдаты видят растерянные лица офицеров, слышат печальные вести с фронтов, и еще до встречи с неприятелем в армии начинается разложение.

В обозе шелонской армии движется Наполеон III. Его образ приобретает символическое значение. Безвольный, расслабленный болезнью, уже лишенный высшей военной власти, движется он по дорогам Франции, олицетворяя собой разваливающуюся на глазах империю.

Золя показывает антипатриотические силы Франции — генерала Бургеля-Дефейля, безразличного к происходящему, занятого лишь своей персоной; капитана Бодуэна, мечтающего о карьере и наслаждениях даже в трудные дни Седана, фабриканта Делагерша — труса и предателя, ищущего контакта с неприятелем во имя спасения своих богатств, фермера Фушара, богатеющего на бедствиях народа.

И какие теплые краски находит Золя для патриотов Франции, вчера еще безвестных людей, скромных и незаметных, но сегодня проявляющих великое мужество. Ни в одном другом романе Золя мы не встретим такого количества положительных персонажей. Может быть, дело даже и не в количестве, а в том, с каким вдохновением, с какой искренней радостью писатель отмечает великое преображение простого человека в грозный час опасности. И это понятно. В поражении Франции виноват не свободолюбивый мужественный народ, а бездарное правительство, подлый режим империи. «Мне хотелось бы, чтобы от этих страшных страниц о Седане исходило стойкое доверие, чтобы они прозвучали как страстный призыв к возрождению Франции».

Золя удалось этого достигнуть. Ужасы войны, описанные в романе, не дают заглохнуть оптимистической ноте. Вот перед нами молодые патриоты в солдатских шинелях. Едва обученные, еще ни разу не бывшие под огнем, «они показали себя самыми дисциплинированными бойцами, братски объединенными чувством долга и самоотречения». Счетовод Вейс, никогда не бравший в руки оружия, оказывается способным на героический поступок. Вместе с садовником Лораном и горсткой солдат он сражается за родную землю и погибает. Бесстрашный артиллерист Оноре смертью храбрых гибнет на лафете своего орудия. Незабываем кавалерист Проспер во время атаки. Патриотическим порывом охвачены батрачка Сильвина, жена Вейса — Генриетта, врач Бурош. Воплощением здоровых сил нации является капрал Жан, с которым мы уже встречались в романе «Земля». Жан ненавидит войну, но в эти тяжелые дни он спокойно, просто выполняет свой воинский долг.

Многие события романа переданы через восприятие их Морисом, которого Золя сделал центральным персонажем своего произведения. Морис ушел на войну добровольцем. Его подхватила волна националистических чувств, призыв идти на Берлин, но при первых же поражениях и трудностях порыв этот сменился отчаянием. В отличие от Жана, Лорана, Оноре он воспринимает войну осложненно. Проявляя мужество и терпение, Морис болезненно реагирует на происходящие вокруг события, чувствуя свое бессилие повлиять на их ход. Расслабленный интеллигент, он одинаково страдает и от физического и от духовного изнеможения. «Нервный, как женщина, подточенный болезнью эпохи, он претерпевал исторический и социальный кризис своего поколения, способен был каждый миг и на благороднейший подвиг и на самое жалкое малодушие». Морис считает войну неизбежным злом, злом, обусловленным законами природы, — «он пришел к такому заключению с той поры, как воспринял эволюционные идеи». Мы знаем уже, что Золя разделял эту точку зрения. Однако в устах Мориса рассуждения о войне не так уж категоричны. Во всех его поступках и мыслях столько неопределенного, рефлекторного, что читателю не приходит в голову отождествлять Мориса и автора.