Эта доминировавшая доктринальная гибкость не помешала, однако, возникновению острых дискуссий внутри движения. Так, с 1989 года в нем сформировались две противоборствовавшие линии. Против «голубей», выступавших за участие в выборах и слияние с политическим истеблишментом, возвысили голос «ястребы», вдохновленные писаниями Сайида Кутба. Для иорданских «Братьев-мусульман» главная трудность заключалась в способности удерживать в рамках единой организации эти противоречивые направления, выражавшие интересы различных социальных слоев, несмотря на центробежные силы, толкавшие лидеров из числа религиозной буржуазии к слиянию с системой, а тех, кто опирался на неимущую городскую молодежь, — к радикализации. С одной стороны, сосуществование этих двух направлений, каждое из которых имело возможность заблокировать функционирование организации, обуславливало некоторую инертность движения, а с другой — раскол обрек бы его на незавидную судьбу сестринских организаций в остальных частях арабского мира, которые боролись между собой за контроль над религиозным полем к вящей радости «безбожной» власти.

Первая лазейка из трудной ситуации была найдена в создании в 1992 году исламистской партии, юридически признанной в этом качестве под названием Фронта исламского действия (ФИД). Возглавляемая бывшим министром Исхаком Фарханом, одним из наиболее видных «голубей» и будущим президентом частного университета в Эз-Зарке, она стремилась к полноценному участию в политической жизни, тогда как «Братство» по-прежнему видело цель своей деятельности в религиозном наставничестве и осуществлении социального контроля Партия также взяла на вооружение демократический лексикон и объявила себя открытой как для мужчин, так и для женщин,[447] в то время как «Братство» оставалось враждебным политической концепции, чуждой священным текстам, и не принимало в свои ряды женщин. Однако это желание играть роль во властных институтах было охлаждено манипуляциями с процедурой голосования, устроенными властями в 1993 году, а также подписанием в 1994 году мира с Израилем. С этого момента участие в институтах власти могло выглядеть как санкция на «позорный мир с евреями», неприемлемый для большинства исламистов. Давление со стороны рядовых членов партии вынудило ее бойкотировать выборы 1997 года, хотя ее лидер ранее заявлял, что ФИД примет в них участие. Таким образом, в тот момент, когда больной монарх уже напрямую не занимался делами страны, иорданское исламистское движение столкнулось с ростом напряженности между прагматичной элитой — выходцами из средних классов, желавших участвовать в политической игре и создавших с этой целью ФИД, — и рядовыми исламистами, которые оговаривали участие в выборах идеологическими условиями.

После кончины короля Хусейна и восшествия на престол в январе 1999 года его сына Абдаллаха II партия заявила о своей лояльности новому суверену, который назначил одного из бывших членов «Братства» премьер-министром. На июльских муниципальных выборах ФИД выставил своих кандидатов, большинство из которых были избраны; в основном это были городские нотабли, прошедшие в мэры небольших городов. Однако месяц спустя режим косвенно выразил неприязненное отношение к исламистскому движению, закрыв отделение «Хамаса» в Аммане — месте пребывания ее «внешнего» филиала, разместившегося в помещении сестринской иорданской организации. По возвращении с совещания в Тегеране[448] руководители палестинской исламистской организации, имевшие иорданские паспорта, были брошены за решетку, а остальные высланы из страны.[449] Этим шагом новый хашимитский монарх давал понять, что он всегда мог влиять на события, происходившие по ту сторону Иордана, потакая претензиям Израиля, США и ООП. В самом деле, для Арафата внешнее руководство движения представляло собой экстремистскую группировку, которую надлежало устранить: в тот момент главе ООП удалось найти общий язык с исламистскими лидерами территорий вроде шейха Ясина, который выказывал большую готовность к переговорам В самом же королевстве эта полицейская акция положила начало кризису доверия между троном и иорданскими «Братьями-мусульманами» палестинского происхождения, среди которых преобладали «ястребы» движения. Безотносительно к стратегическим и региональным соображениям репрессии против высланных и «радикальных» руководителей «Хамаса», предпринятые Амманом,[450] вписывались в логику действий большинства правивших режимов мусульманского мира на исходе XX века: ускорять размежевание между различными фракциями исламистского движения, изолируя и подавляя неимущую городскую молодежь и ее бескомпромиссных представителей, и привлекать на свою сторону набожные средние классы, стремящиеся участвовать в политической системе. Остается узнать, являлась ли такая тактика всего лишь способом закрепить соотношение сил в пользу авторитарных режимов, воспользовавшись кризисом, поразившим исламистские движения, или она позволит расширить базу власти через поощрение одной из форм демократического участия в политической жизни, пример которого Иордания продемонстрировала в начале 90-х годов.

Двадцать восьмого июня 1996 года в Анкаре, столице республиканской и светской Турции, Неджметтин Эрбакан, лидер исламистской партии «Рефах», был назначен премьер-министром. Это событие вызвало шок у наследников Ататюрка, в глазах которых приход к власти исламиста представлял собой самую страшную ересь по отношению к кемалистской догме. Многие обозреватели с разочарованием или восхищением отнесли этот феномен к тому, что тогда принимали за триумфальное шествие всемирного движения, которое вело партизанскую войну в Алжире, угрожало египетскому режиму и только что ударило по Франции серией терактов — месяц спустя Усама бен Ладен обнародует свою «Декларацию о джихаде против американцев», а осенью талибы овладеют Кабулом.

Вопреки страхам одних и надеждам других, опыт пребывания исламистов в правительстве продлился всего лишь один год. 18 июня 1997 года под нажимом генштаба армии парламентская коалиция, поддерживавшая Эрбакана, развалилась и премьер-министр подал в отставку. Полгода спустя, 18 января 1998 года, партия «Рефах» была распущена по решению Конституционного суда, что, вопреки ожиданиям некоторых, не привело к вспышкам насилия. На следующий год ее наследница, партия «Фазилет», потерпела серьезное поражение на всеобщих, парламентских и местных выборах 18 апреля 1999 года, хотя ей предсказывали победу. Какова бы ни была роль военных в политической судьбе исламистского движения, оно было вынуждено играть по правилам плюралистической и относительно демократичной системы, позволившей ему оставаться на протяжении четверти века одним из участников парламентской жизни страны. Для многих его активистов и избирателей прагматические соображения значили больше, чем изначальные идеологические или доктринальные основы.

В своем развитии турецкий исламизм в значительной степени опережал его «собратьев» в других мусульманских странах. Он возник в ту же эпоху, когда Эрбакан основал свою первую политическую партию в 1970 году, когда Хомейни читал свои лекции об исламском правлении, а в арабском мире после смерти Насера и «Черного сентября» умирала националистическая идеология, на смену которой пришли доктрины «Братьев-мусульман». В середине 70-х годов Эрбакан стал заместителем премьер-министра; он явился одним из первых в мире представителей движения, исполнявших правительственные функции. В 80-е годы он умело пользовался экспансией исламизма, который распространялся тогда повсюду. Впрочем, дивиденды ему пришлось делить с политиком, личность которого наложила отпечаток на облик всей страны: это Тургут Озал, премьер-министр, затем президент, сам являвшийся выходцем из религиозных кругов. Его новая партия, «Рефах», удачно подобранное название которой означало «благоденствие», стремилась дать возможность набожной мелкой буржуазии, спустившейся с анатолийских плато в городские центры, принять участие в капиталистической либерализации и экономическом буме тех лет. Одновременно с партией появился слой местных интеллектуалов-исламистов, находившихся в постоянном диалоге с различными течениями западной мысли. В 90-е годы Эрбакан, создавший мощные структуры поддержки среди турецкой диаспоры в Западной Европе, сумел существенно расширить свою аудиторию: он собрал более одного голоса из пяти на парламентских выборах 1995 года, которые превратят «Рефах» в самую влиятельную партию, представленную в парламенте. Партия воспользуется расколом в рядах «светских» правых, и ей к тому же удастся объединить под лозунгом «справедливого порядка» (адилъ дюзен) не только набожные средние классы и интеллектуалов-исламистов, симпатии которых она завоевала ранее, но и неимущую городскую молодежь из кварталов геджеконду — домов, «построенных за ночь». Придя к власти летом 1996 года во главе парламентской коалиции, «Рефах» опять-таки раньше, чем все прочие исламистские партии в мире, столкнется с настоящим демократическим прессингом. Его так и не выдержит альянс различных составляющих ее электората, подталкиваемый к развалу враждебным давлением со стороны военных. Вопреки ожиданиям многих наблюдателей, «постмодернистский государственный переворот», с помощью которого армия «побудит» некоторых депутатов коалиции отказать в поддержке Эрбакану, чтобы свалить его кабинет в июне 1997 года, а затем, несколькими месяцами позже, роспуск партии за «антисветские действия» не вызовут бунта геджеконду и радикализации неимущей городской молодежи: пришедшая к власти «Рефах» ею пренебрежет, отдав предпочтение набожным средним слоям. Только они проголосуют за ее преемницу — партию «Фазилет» («добродетель») в апреле 1999 года. Утратив притягательность в глазах разнородных социальных групп, сплоченных исламистской идеологией, партия превратится в рядовой элемент турецкого политического пейзажа. Она станет выразителем интересов единственного сегмента общества, конкурируя в этом плане с крайне правыми националистами, больше всех выигравшими от ослабления партии «Фазилет» в 1999 году.