Основывая 26 января 1970 года Партию национального порядка (ПНП),[451] Неджметтин Эрбакан[452] уже имел диплом инженера, как и многие видные исламисты, и руководил промышленным отделом турецкого Союза торговых палат. Перебежчик из Партии справедливости — организации правого толка, многие активисты которой были религиозными людьми и не испытывали особых симпатий к официальному лаицизму, введенному Ататюрком, Эрбакан только что был избран независимым депутатом в Конье — городе в Центральной Анатолии, традиционном оплоте религиозных братств (запрещенных в 1925 году основателем республики). Сам он был учеником шейха одного из этих братств.[453] Его программа носила двойственный характер, «технократический» и «исламистский» одновременно. Будучи поборником индустриализации, он выказывал сильную враждебность к Западу, особенно к Европейскому экономическому сообществу, в котором видел воплощение «проклятой троицы» исламистского движения — масонов, евреев и сионистов,[454] и декларировал приверженность ценностям «порядка», которые для него олицетворяли синтез морального консерватизма религии и защиты социальной иерархии, характерной для правых. В то время объектом его дискурса был прежде всего анатолийский мелкий предприниматель, стремившийся модернизировать свое дело, получить доступ к современным технологиям и банковскому капиталу, монополизированному космополитическими и светскими буржуа Стамбула и Измира. ПНП Эрбакана отличалась от правых партий, опиравшихся на религиозные чувства (таких, как Партия справедливости Демиреля), тем, что она не стремилась опереться на эти чувства для подкрепления консервативного национализма, но превращала принадлежность к исламу в квинтэссенцию турецкой идентичности. Речь шла, разумеется, об исламе, близком к исламу египетских «Братьев-мусульман» или пакистанской «Джамаат-и ислами», но в условиях светского государства Эрбакан не мог пропагандировать его открыто, не рискуя подвергнуться немедленным репрессиям. Впрочем, когда в марте 1971 года армия совершила государственный переворот, уже 20 мая Конституционный совет запретил деятельность ПНП за посягательства на светский характер республики. Это был первый из трех роспусков, которому подверглись партии, основанные под эгидой Эрбакана. 11 октября 1972 года ПНП возродилась под названием Партии национального спасения (ПНС).[455] Годом позже, на парламентских выборах октября 1973 года, она получила почти 12 % голосов, став неизбежным партнером в любой коалиции, обеспечивавшим большинство двум крупным партиям, соперничавшим в палате депутатов, — Народной республиканской (социал-демократической) партии, руководимой Б. Эджевитом, и Партии справедливости Демиреля. Утвердившись преимущественно в провинциальных городах, где традиционные гильдии ремесленников и коммерсантов пользовались большим влиянием,[456] партия, став проправительственной, превратилась в главного защитника интересов этих кругов. Благодаря своим 49 депутатам, Эрбакан в 1974–1978 годах последовательно был заместителем премьер-министра при Б. Эджевите, затем — при С. Демиреле. При этом он демонстрировал относительное безразличие к политической окраске своего партнера во власти и повышенный интерес к контролю над вверенными ПНС министерствами (юстиции, внутренних дел, торговли, сельского хозяйства и промышленности), позволявшими ему назначать на все этажи указанных административных структур своих верных соратников, влияние которых сказывалось бы на протяжении длительного времени.[457] Эрбакан добился также, чтобы учащиеся лицеев по подготовке имам-хатыбов (имам хатип лисеси) приравнивались к выпускникам светских лицеев и могли поступать в университет. Эта мера в большой степени способствовала формированию исламистской интеллектуальной элиты в последующие десятилетия.[458] Выступая под двумя лозунгами — «тяжелая индустрия»[459] и «мораль и духовность», ПНС выражала стремление набожных кругов взять под контроль процесс модернизации страны. Министры, бывшие членами партии, в рамках своих полномочий боролись против «вестернизации», подвергая цензуре «непристойные», на их взгляд, фильмы, ограничивая продажу пива и открывая молитвенные залы в подчиненных им министерствах.

Парламентская чехарда конца десятилетия, признаком которой стали слабое правительство и эскалация насилия со стороны как крайне правых, так и крайне левых (его жертвами ежедневно оказывалось до двух десятков человек), привела к военному перевороту 12 сентября 1980 года[460] — третьему в современной истории Турции. Исламистское движение не избежало некоторой радикализации в обстановке внутренних неурядиц и на волне триумфа иранской революции. За 6 дней до переворота на прошедшем в Конье митинге ПНС, посвященном проблеме «освобождения Иерусалима», его участники потребовали возвращения к шариату, отказались встать при исполнении национального гимна и держали транспаранты с надписями по-арабски — настолько «кощунственными» с точки зрения кемалистской идеологии, что генералы сослались на них в оправдание своего вмешательства. Как и другие партии, ПНС была распущена, а ее руководители (вместе с 723 наиболее видными политиками) лишены гражданских прав. Эрбакан был арестован, в апреле 1981 года он предстал перед судом, но в июле вышел на свободу.

Третья ипостась турецкой исламистской партии — Партия благоденствия («Рефах партией») — появилась на свет лишь 19 июля 1983 года; Эрбакан стал ее официальным главой только в октябре 1987 года, после референдума, отменившего санкции против политических руководителей 70-х годов.

Тем не менее именно в первой половине 80-х годов, когда аппарат исламистской партии был исключительно слаб, произошли серьезные изменения, которые в конечном итоге обусловили временный успех «Рефах». Они также придали своеобразный облик турецкому исламизму и облегчили проникновение демократических идеалов в сознание приверженцев партии. В эти годы исламистское движение в Турции существенно расширило свои ряды, как это было и в других странах. Однако оно сумело преодолеть негативные последствия своей экспанеии, избежав — ценой частичного отказа от своей доктрины — перехода к насилию, которым было отмечено последнее десятилетие XX века в ряде мусульманских стран. Впрочем, и в Турции в начале 80-х годов радикализм давал о себе знать в деятельности некоторых активистов, вдохновленных иранской революцией или примером арабских экстремистских групп.[461] Впечатленные тем, какую важность генералы — участники переворота придавали «исламистской опасности», эти активисты избрали главным полем своей деятельности университет. Это поле было расчищено безжалостными репрессиями, обрушившимися на активистов студенческих крайне левых и крайне правых группировок, преобладавших здесь ранее и несших главную ответственность за разгул насилия конца 70-х годов. Однако этому студенческому исламистскому радикализму не удалось укорениться в обществе и повести за собой неимущую городскую молодежь — в отличие от Египта или Алжира. В самом деле, пока партия «Рефах» находилась в зачаточном состоянии, ниша политического ислама была в значительной мере занята многочисленными представителями гражданского общества, что способствовало появлению самостоятельной категории исламистских интеллектуалов. Они были больше озабочены поиском своего места в плюралистической и переживавшей процесс либерализации системе и определением своей роли в светском государстве, чем созданием революционного союза социальных классов для свержения безбожной власти и построением на ее развалинах исламского государства. Более того, в отсутствие хорошо организованной исламистской партии значительная часть сторонников этого течения примкнула к Партии Матери-Родины (Анаватан партией, «Анап»), созданной в мае 1983 года Тургутом Озалом и одержавшей безоговорочную победу на первых после военного переворота выборах, организованных в ноябре 1983 года.[462] Эта организация занимала правоцентристские позиции, знаменем которых в предыдущее десятилетие являлся С. Демирель; за нее голосовали набожные средние классы Анатолии, соблазненные благочестивой репутацией Т Озала, брат которого, Коркут Озал, был тесно связан с братствами.[463] Одновременно партия предоставила кемалистским генералам достаточно гарантий, чтобы получить от них разрешение участвовать в выборах, и выдвинула правительственную программу, уделявшую значительное место экономическому и политическому либерализму, который представлялся как единственный для Турции выход из тупика. Крупные предприниматели и образованная молодежь, сторонники расширения связей с внешним миром, поддержали партийную программу, которая воспевала рыночную экономику и сближение с Западной Европой, а также обещала вернуть политические свободы. Таким образом, «Анап» удалось стать выразителем различных политических убеждений, что открывало для набожных средних классов возможность доступа во властные структуры и современный мир, интегрировало их в сложившуюся политическую систему. Это обстоятельство затрудняло образование широкого исламистского движения, открыто противостоявшего существовавшему порядку.