Первые серьезные инциденты случились во время хаджа 1981 года. Несмотря на предупреждения городских властей Мекки и предварительные переговоры с Тегераном, семидесятипятитысячная толпа иранских паломников с портретами Хомейни в руках, скандируя антиамериканские и антиизраильские лозунги, бросила вызов саудовской монархии в самом ее сердце, в месте, обеспечивавшем ей престиж и превосходство в мировом исламском пространстве. Для Ирана, территория которого год назад была захвачена иракской армией при поддержке — по крайней мере, неявной — арабских государств, паломничество становилось поводом к столкновению, в котором Тегеран не имел мотива для проявления сдержанности. На следующий год саудовские власти, опасаясь новых инцидентов, грозивших еще более уронить их авторитет, были вынуждены пойти на переговоры с представителем Хомейни по делам паломников. Им был ходжат-уль-ислам Хоиниха, самый оголтелый выразитель интересов духовенства, вдохновлявший студентов на захват американского посольства в Тегеране. Тем не менее манифестации, закончившиеся столкновениями с полицией, все же произошли. Их результатом были десятки раненых и сотни арестованных, среди которых оказался и сам Хоиниха.

В 1983–198б годы два противника пришли к компромиссу, который показал слабость саудовцев: они были заинтересованы в том, чтобы избегать конфликтов, катастрофических для их имиджа. Взамен на обязательство Ирана проявлять «умеренность» саудовские власти вынуждены были согласиться на существенное увеличение ежегодной квоты для иранских паломников, достигшей 150 тысяч человек,[597] и позволить им проводить сборища, на которых прославлялась революция и проклинались ее враги как вне исламского мира, так и внутри его. Так, с помощью уступок в сфере, которую саудовская монархия считала областью ее собственного суверенитета,[598] Эр-Рияд сохранял внешние приличия. За эти годы положение на иракско-иранском фронте изменилось в пользу Тегерана, так что саудовская осторожность вписалась в контекст происходивших событий.

Зато паломничество 1987 года приняло драматический оборот: 31 июля иранцы, заподозренные в намерении захватить Большую мечеть после разрешенной демонстрации, были блокированы полицией. В результате столкновений погибло более 400 человек, что вызвало скорбь по всему мусульманскому миру. Поскольку точные обстоятельства инцидента не были прояснены, каждая из сторон возложила ответственность за случившееся на оппонента, что положило конец четырехлетнему относительно мирному сосуществованию. В ноябре Иран созвал конференцию, призывавшую освободить Мекку из «когтей Саудитов», но участие в ней иностранных делегатов свелось к присутствию привычных попутчиков исламской революции. Ни один из влиятельных политических актеров мусульманского мира не поддержал идеи Тегерана. Месяцем раньше на чрезвычайный съезд Всемирной исламской лиги приехало множество сторонников саудовской линии: политический итог столкновения был в пользу королевства, которое добилось консенсуса в поддержку восстановления порядка и возобновления своего контроля над хаджем. В следующем году на сессии Организации Исламской конференции Саудовская Аравия провела проект предоставления каждой мусульманской стране квоты из расчета один паломник на тысячу верующих. По этому положению иранский контингент паломников уменьшался на две трети, ко всему прочему им было запрещено устраивать манифестации и собрания. В данной ситуации Ирану ничего не оставалось делать, как бойкотировать паломничество, чему предшествовал разрыв дипломатических отношений между двумя странами.[599] На военном фронте Ирак возобновил наступление, и 18 июля 1988 года Иран был вынужден пойти на подписание перемирия, положившего конец восьмилетней войне. Аятолле Хомейни пришлось выпить «чашу с ядом» во имя спасения революции, отказавшись от стремления «наказать агрессора» и изгнать Саддама Хусейна. Саудовский режим воспользовался ослаблением Тегерана для закрепления своих позиций и восстановления полного контроля над паломничеством в Мекку. В 1989 году Иран вновь бойкотировал хадж, показав, что он утратил инициативу на этом фронте. Но он проявил ее в ином плане: 14 февраля Хомейни издал фетву, приговаривавшую к смерти Салмана Рушди. Эта новая инициатива была направлена на прорыв изоляции, в которой оказалась исламская революция, устроенной недругами Ирана как внутри мусульманского мира, так и за его пределами.

У американских руководителей и их консервативных арабских союзников, в первую очередь у Саудовской Аравии, исламская революция в Иране вызывала растущие опасения: в первые месяцы яростная тональность антизападных и революционных лозунгов внушала тревогу, но США поддерживали контакт с правительством Мехди Базаргана. Однако события конца 1979 года ознаменовали резкое изменение в восприятии революции: за захватом американского посольства в Тегеране и пленением дипломатов последовало вступление Красной Армии в Афганистан в конце декабря. В тогда еще биполярном мире, где всё, что ослабляло Вашингтон, было хорошо для Москвы, стремительная последовательность этих двух событий вписала пертурбации в регионе в контекст важнейших — после Ялтинских соглашений — геополитических ставок планеты. Исламская революция породила озабоченность у Запада и его союзников в мусульманском мире своей непредсказуемостью и приводящими в замешательство религиозными лозунгами. Захват Большой мечети в Мекке 20 ноября внес еще большую путаницу в оценку происходивших событий. Более того, дестабилизация одного из основных военных союзников США в важнейшем нефтеносном районе планеты облегчала доступ сюда Советского Союза, который уже начал свое опасное продвижение, устремившись на выручку коммунистическому режиму в Афганистане. Казалось, что в сентябре 1979 года Советы поймали попутный ветер: Красная Армия вступила в Кабул, а американцы претерпели никогда ими прежде не испытываемое унижение в Тегеране. Через десять лет последует крах коммунистической системы. Одной из основных причин, ускорившей ее падение, станет поражение в Афганистане.

Стратегия сдерживания, принятая правительством США для «заманивания медведя в западню», заключалась в оказании широкомасштабной помощи афганскому сопротивлению, значительная часть которого принадлежала к исламистскому движению: поначалу все моджахеды подчеркивали свою мусульманскую идентичность в самом широком смысле слова. Саудовская Аравия и богатые консервативные монархии Залива очень активно участвовали в финансировании афганского джихада. Эти государства, стоявшие за спиной США, принимали участие в предприятии, которое должно было отдалить Советский Союз от их границ, и предоставляли «отдушину» столь же радикальную, как и исламская революция, но отличную от нее всем активистам суннитского исламизма, которые, будучи вдохновлены примером Хомейни, мечтали расправиться с безбожниками. Превратив джихад в Афганистане в главную задачу воинствующего исламизма 80-х годов, саудовские власти защищали великого американского союзника — не меньшего сторонника этой борьбы — от мести суннитских активистов, подставляя вместо него Советский Союз в качестве козла отпущения.

Саудовская Аравия и монархические режимы Персидского залива рассчитывали восстановить свой престиж и религиозную легитимность в ответ на филиппики Ирана. Но они имели дело с непредсказуемыми союзниками: сначала с афганскими моджахедами, из которых лишь некоторые группы принадлежали к ваххабитскому течению, затем — с наиболее экстремистским крылом мирового исламского движения — сторонниками вооруженного джихада. В лагерях и на тренировочных базах в окрестностях Пешавара, столицы северо-западной пограничной провинции Пакистана, где расположилась большая часть из трехмиллионной массы беженцев,[600] образовался «культурный бульон» международного исламизма, в котором афганцы смешались с арабами и мусульманами со всего мира. Здесь, в одном месте, завязывали отношения носители различных концепций и традиций. Этот маленький мир был открыт всем ветрам. Расположенный на пересечении потоков арабских денег, американского оружия и трафика героина, он буквально кишел агентами спецслужб, в первую очередь пакистанской ISI[601] и американского ЦРУ. Он находился в контакте с крупными пакистанскими исламистскими организациями, в основном с «Джамаат-и ислами», основанной Маудуди, и сетью деобандских медресе. Последние по такому случаю вышли из своей локальной ниши, чтобы влиться в мировой ислам. Здесь происходили странные оплодотворения и прививки, появлялись самые неожиданные гибриды. Эта среда оправдала ожидания государств, ставших ее «крестниками», — США, Саудовской Аравии с ее соседями из стран Залива и Пакистана. Она сыграла ключевую роль в нанесении поражения СССР, затянула в себя, словно магнитом, «джихадистов»[96] со всего мира и дала альтернативу иранской революции. В то же время она имела собственную логику развития, которая в начале 90-х годов неизбежно обратилась против ее же крестных отцов.