— У нас нет такой книги, — ответила Дуня.
— «Правила жизни» госпожи Гион не случалось ли вам читать? — продолжала расспрашивать Марья Ивановна.
— И такой нет у нас, — сказала Дуня, и стало ей немножко стыдно, что не читала она хороших книг, даже не знает про них…
— Жаль, — промолвила Марья Ивановна. — Ежели бы эти книжки вы прочитали, новый бы свет увидали.
— Я скажу тятеньке, он купит. Позвольте, я запишу, как они называются… И еще про другие, какие полезнее, скажите, — с живостью молвила Дуня.
— Ну, этих книг Марко Данилыч вам не купит, — сказала Марья Ивановна. — Эти книги редкие, их почти вовсе нельзя достать, разве иногда по случаю. Да это не беда, я вам пришлю их, милая, читайте, и не один раз прочитайте… Сначала они вам покажутся непонятными, пожалуй даже скучными, но вы этим не смущайтесь, не бросайте их — а читайте, перечитывайте, вдумывайтесь в каждое слово, и понемножку вам все станет понятно и ясно… Тогда вам новый свет откроется, других книг тогда в руки не возьмете.
— Ах, пожалуйста, пришлите, Марья Ивановна, — говорила Дуня. — А о чем же в тех книжках говорится? — спросила она с любопытством.
— Трудно это рассказать, невозможно почти, — молвила Марья Ивановна. — Одно только могу теперь сказать вам, милая, что от этих книг будет вам большая польза. И не столько для ума, сколько для души…
— Стало быть, книги божественные? — простодушно спросила Дуня.
— Конечно, только не в том смысле, как вы, может быть, думаете, — уклончиво ответила Марья Ивановна. — Подождите, увидите, узнаете…
Дошли ли до Марьи Ивановны слухи, сама ли она догадалась по каким-нибудь словам Дуни, только она вполне поняла, что молодая ее приятельница недавно перенесла сердечную бурю. Однажды, когда снова зашел разговор о книгах, она спросила Дуню:
— Какие же книги из тех, что вы прочитали, больше всего вам понравились?
— Истории разные, путешествия, — отвечала Дуня.
— А не попадалось ли вам «Путешествие младого Костиса»? — спросила Марья Ивановна.
— Нет, такой не попадалось, — отвечала Дуня.
— Хорошая книга… я вам тоже пришлю ее, — сказала Марья Ивановна. — Не всякую, друг мой, историю, не всякое путешествие можно читать в ваши годы безнаказанно, без дурных последствий… В нынешние времена, друг мой, дух неприязни больше и сильней всего через книги разливает свой тлетворный яд по душам неопытных и еще не утвердившихся молодых людей. Чтением таких книг, писанных по злому внушению врага, он распаляет страсти, раздражает мечты и помыслы, истребляет душевную чистоту. Ах, если бы вы знали, сколько хороших людей оттого пропадает, сколько из чистых и непорочных делается друзьями и служителями врага божия! Остерегайтесь, милая, таких книг, остерегайтесь, моя чистая, непорочная Дунюшка, храните чистоту…
Легко ее потерять, но возвратить невозможно… Особенно пагубны молодым людям романы… В руки их не берите — это сети, связанные злою рукой темного противника божия. Сколько людей ежечасно уловляет он в эти сети, омрачая невинные их души нечистым пламенем страстей. Теми погибшими наполняет он свои мрачные легионы… Берегитесь, милая, берегитесь, чистая голубица моя, этих книг, храните свое сердце от непосильных искушений.
— Ни одного романа я не читала, у нас их даже и нет, — заметила Дуня.
— И не заводите их, — сказала Марья Ивановна. — Но надо вам сказать, моя дорогая, что дух злобы и неприязни не одними романами прельщает людей. Много у него разных способов к совращенью и пагубе непорочных… Не одними книгами распаляет он в их сердцах ту страсть, что от бога и от святых его ангелов отлучает… Пуще всего берегитесь этой злой, пагубной страсти…
— Что ж это за страсть, Марья Ивановна? — спросила у нее Дуня.
— Люди богохульно зовут эту греховную страсть именем того блаженства, выше и святее которого нет ничего ни на земле, ни в небесах. Пагубную страсть, порождаемую врагом божиим, называют они священным именем — любовь.
— Любовь! — тихо прошептала Дуня и глубоко задумалась.
— Никогда, мой друг, не помышляйте о земной, страстной любви к какому бы то ни было мужчине, — с жаром заговорила Марья Ивановна. — Чтоб ее никогда даже в воображении вашем не было… Дальше гоните ее от себя, как можно дальше от непорочного вашего сердца. Эта страсть одно лишь горе, одно лишь несчастье приносит людям. Счастья никогда в той любви не бывает. Сначала человек, когда в его сердце вспыхнет этот нечистый пламень, зажженный духом неприязни, чувствует будто наслажденье, думает даже, что он испытывает блаженство. Но это обман, это ложь, творимая отцом лжи. Пройдет немного времени, обман рассеется, и вместо наслаждения останутся печаль, отчаянье да вечная боль разочарованного, разбитого сердца. Раскаянье, угрызения совести всю жизнь будут преследовать того человека, и до самой смерти он будет терпеть адские мученья… И там, за гробом, будет вечно терпеть… Это-то и есть адский пламень, это-то и есть бесконечные муки!.. Но есть иная любовь, святая, блаженная, к ней должна стремиться всякая душа непорочная.
— Какая же это? — спросила Дуня.
— Небесная, мой друг, святая, чистая, непорочная… От бога она идет, ангелами к нам на землю приносится, — восторженно говорила Марья Ивановна. — В той любви высочайшее блаженство, то самое блаженство, каким чистые души в раю наслаждаются. То любовь таинственная, любовь бесстрастная… Ни описать ее, ни рассказать об ней невозможно словами человеческими… Счастлив тот, кому она в удел достается.
— К кому же та любовь? — спросила Дуня.
— К богу и ко всему, что живет в нем, — отвечала Марья Ивановна. — А духовного супруга он сам укажет…
— Марье Ивановне наше наиглубочайшее! — входя в комнату, весело молвил Марко Данилыч. — А я сегодня, матушка, на радостях: останную рыбку, целых две баржи, продал и цену взял порядочную. Теперь еще бы полбаржи спустить с рук, совсем бы отделался и домой бы сейчас. У меня же там стройка к концу подходит… избы для работников ставлю, хозяйский глаз тут нужен беспременно. За всем самому надо присмотреть, а то народец-от у нас теплый. Чуть чего не доглядел, мигом растащут.
Молча в каком-то полузабытье сидела Дуня. Новые мысли, новые чувства!.. Властно овладели и умом и разбитым сердцем ее восторженные, таинственные слова Марьи Ивановны. Страстно захотелось Дуне дослушать ее, на этот раз разговор тем и кончился.
По уходе Марьи Ивановны Дуня села за работу и раздумалась. "Правду она говорит, истинную, сущую правду, — так размышляет Дуня. — Обман, а за ним печаль, отчаянье… Нет, такой любви я не хочу… Ни его и никого другого не хочу. Нет счастья в земной любви. Но как же той достигнуть?..
И что это значит — духовный супруг?.. Духовный супруг!.. Ах, тятенька, тятенька!.. Нужно же было тебе прийти так не во-время!.." И долго носилась мыслями Дуня над словами Марьи Ивановны. Чудными, таинственными казались они ей, но всего чудней, всего таинственней был для нее «духовный супруг».
Долго на другой день Дуня ожидала прихода дорогой гостьи, но та что-то позамешкалась. Сгорая нетерпеньем, сама побежала к Марье Ивановне.
— Здравствуйте, моя милая, — ласково сказала Марья Ивановна, здороваясь с Дуней. — Что это вы такие бледные? Дурно ночь провели?
— Да, мне что-то не спалось, — ответила Дуня.
— Отчего ж это? — с участием спросила Марья Ивановна.
— Что это за «духовный супруг» такой? — еще больше потупляясь, тихо промолвила Дуня.
— Этого вы покамест не поймете. Это тайна… Великая тайна, — сказала Марья Ивановна.
— Над вашими словами всю ночь и раздумывала, — потупив глаза, робко и нерешительно молвила Дуня. — Много из того, что вы говорили, кажется, я поняла, а иного никак понять не могу…
— Чего же вы особенно, друг мой, не можете понять? — ласково улыбаясь, спросила Марья Ивановна.
— Что ж надо делать, чтоб узнать эту тайну? — с живостью спросила Дуня.
— Прежде всего надо постигнуть божественной любви, а это дело не легкое, моя дорогая. Во-первых, тут необходимы чистота и непорочность не только телесная, но и душевная… А главное дело — девственность. Знай-те, моя милая, и навсегда сохраните в памяти слова мои: девственность сближает нас с ангелами, с самим даже богом, а земная страстная любовь, особенно брачная жизнь, равняет с бессловесными скотами. Плотская любовь — корень греха, девственность — райские врата… Но одной девственности мало еще для достижения небесной любви, того блаженного состояния, о каком вы теперь и помыслить не можете… Нужно для того умереть и воскреснуть.
