Жан-Мишель помог ей спуститься по лесенке, затем провел по бетонной площадке и посадил на заднее сиденье «мерседеса». Он закрыл дверцу и тотчас вернулся в самолет. Когда машина рванула с места, Сара посмотрела на сидевшего рядом с ней мужчину. Вуаль мешала ей, поэтому она видела лишь очертания. Огромные руки. Круглое лицо. Поджатый рот, окруженный жесткой щетиной бородки. Еще один бин Талаль, подумала она. Этакий ухоженный горилла.

– Кто вы? – спросила она.

– Неважно. Я Некто.

– Куда мы едем?

Он двинул ей кулаком в ухо и велел прекратить разговоры.

Через несколько секунд «мерседес» с дипломатическим номером промчался мимо засыпанной снегом фигуры, сидевшей с жалким видом под открытым складным верхом застрявшей машины. Мужчина, казалось, не обратил на промчавшийся мимо «мерседес» ни малейшего внимания, хотя взглянул в его сторону, когда автомобиль поехал по пандусу на автотрассу. Мужчина заставил себя медленно сосчитать до пяти. Тогда он опустил складной верх и сел за руль. Как только он повернул ключ зажигания, мотор мгновенно заработал. Он включил скорость и выехал на дорогу.

Сара понятия не имела, как долго они ехали – час, может быть, дольше, – но знала цель поездки. Остановились, поехали дальше, внезапно вернулись и помчались с тошнотворной быстротой – Эли Лавон называл такие маневры «супротив наблюдения». Узи Навот именовал их «подтирками».

Она смотрела в сильно затемненное окно. Она несколько лет жила в Швейцарии молоденькой девушкой и довольно хорошо знала город. Такими она цюрихские улицы не помнила. Это были грязные темные улицы северных районов и промышленных окраин: уродливые склады, почерневшие кирпичные здания фабрик, закопченные железнодорожные депо. На тротуарах не было прохожих, в трамваях – пассажиров. Казалось, она одна на всем свете с Неким в качестве компании. Она снова спросила его, куда они едут. В ответ он двинул локтем ей в живот с такой силой, что она стала звать маму.

Он долго смотрел через плечо, потом пригнул Сару к полу и что-то сказал по-арабски шоферу. Теперь она уже совсем ничего не видела в темноте. Она постаралась загнать боль в дальний уголок своего мозга и сконцентрироваться на движении машины. Вот свернули направо. Теперь налево. «Бух-бух» по рельсам. Резкая остановка – так, что взвизгнули шины. Некто приподнял ее и, снова посадив, открыл дверцу машины. Она вцепилась в подлокотник, отказываясь выйти; он попытался ее вытащить и, потеряв терпение, нанес ей такой удар по почкам, что острая боль пронзила все ее тело.

Она закричала и выпустила из рук подлокотник. Некто вытащил ее из машины, и она упала. Под ней был холодный цемент. Похоже, они находились в гараже или в грузовом отсеке склада. Она лежала, борясь с болью и глядя на своего мучителя сквозь черную вуаль. «Так саудовская женщина видит мир». Голос велел ей подняться. Она попыталась, но не смогла.

Шофер вылез из машины и вместе с Неким поставил ее на ноги. Она с минуту стояла, широко раскинув руки, закутанная в абайю, и ждала очередного удара в живот. Вместо этого ее поместили на заднее сиденье другой машины. Сидевший в ней мужчина был ей знаком. Она видела его сначала в поместье в Суррее, которого больше не было, и второй раз – на вилле в Сен-Баре, которая существует.

– Добрый вечер, Сара, – сказал Ахмед бин-Шафик. – Так приятно снова вас видеть.

– Вас действительно зовут Сара, или я должен звать вас как-то иначе?

Она попыталась ответить ему, но у нее перехватило дыхание.

– Мое… имя… Сара.

– Значит, Сара.

– Почему… вы… со мной… так поступаете?

– Не будем, Сара.

– Пожалуйста… отпустите… меня.

– Боюсь, это невозможно.

Она согнулась вдвое, свесив голову между колен. Он подцепил ее за шею и выпрямил, затем приподнял вуаль и оглядел ее лицо. По выражению его лица трудно было сказать, считает ли он, что они были слишком жестоки к ней или слишком снисходительны. Сара смотрела на него. Кожаное пальто, кашемировый шарф, маленькие круглые очки в черепаховой оправе – олицетворение преуспевающего цюрихского денежного мешка. Черные глаза светились расчетливым умом. Выражение его лица было таким же, как и в первую их встречу.

– На кого вы работаете? – добродушно спросил он.

– Я работаю… – она отчаянно закашлялась, – на Зизи.

– Дышите, Сара. Делайте глубокие вдохи.

– Не бейте… меня… больше.

– Не стану, – сказал он. – Но вы должны сообщить мне то, что я хочу знать.

– Я ничего не знаю.

– Я хочу знать, на кого вы работаете.

– Я же сказала вам: на Зизи.

На его лице появилось легкое разочарование.

– Пожалуйста, Сара. Не усложняйте. Просто ответьте на мои вопросы. Скажите мне правду, и весь этот неприятный эпизод останется в прошлом.

– Вы убьете меня.

– К сожалению, это правда, – сказал он, словно соглашался с ее оценкой погоды. – Но если вы расскажете нам то, что мы хотим знать, ваша смерть будет безболезненной. А если вы будете упорствовать, ваши последние часы будут адом.

«Его жестокость не знает границ, – подумала она. – Он говорит о том, чтобы обезглавить меня, и у него не хватает благопристойности смотреть при этом в сторону».

– Я не лгу, – сказала она.

– Говорите, Сара. Все говорят. Нет смысла пытаться противиться. Пожалуйста, не делайте такого с собой.

– Я ничего с собой не делаю. Это вы…

– Я хочу знать, на кого вы работаете, Сара.

– Я работаю на Зизи.

– Я хочу знать, кто подослал вас.

– Зизи сам пришел ко мне. Он прислал мне драгоценности и цветы. Прислал билет на самолет и купил одежду.

– Я хочу знать имя человека, который общался с вами на салинском пляже.

– Я не…

– Я хочу знать имя человека, который плеснул вином на меня в Сен-Жане.

– Какого человека?

– Я хочу знать имя девицы, которая проходила, прихрамывая, по берегу, когда там ужинала компания Зизи.

– Но откуда же мне знать ее имя?

– Я хочу знать, почему вы следили за мной на моем вечере. И почему вы вдруг решили зачесать волосы кверху. И почему у вас волосы были зачесаны кверху, когда вы бегали с Жан-Мишелем.

Теперь она уже рыдала вовсю.

– Это какое-то безумие!

– Я хочу знать имена трех мужчин, которые ехали за мной в тот день позже на мотоциклах. Я хочу знать имена двух мужчин, которые явились на мою виллу, чтобы убить меня, и имя человека, который следил за тем, как взлетал мой самолет.

– Я говорю вам правду! Меня зовут Сара Бэнкрофт. Я работала в художественной галерее в Лондоне. Я продала Зизи картину, и он предложил мне перейти к нему на работу.

– Ван Гога?

– Да!

– «Маргарита Гаше у своего туалетного стола»?

– Да, мерзавец вы этакий.

– И где же вы раздобыли эту картину? Она была приобретена для вас вашей разведслужбой?

– Я не работаю на разведслужбу. Я работаю на Зизи.

– Вы работаете на американцев?

– Нет.

– На евреев?

– Нет!

Он с силой выдохнул, затем снял очки и задумчиво стал протирать их своим кашемировым шарфом.

– Вы должны знать, что вскоре после вашего отъезда из Сен-Мартена четверо мужчин прибыли в аэропорт и сели в частный самолет. Мы узнали их. Насколько мы понимаем, они полетели сюда, в Цюрих. Они евреи – так, Сара?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите.

– Поверьте мне, Сара. Они евреи. Это ведь всегда ясно.

Он обследовал свои очки и протер их еще.

– Вы должны также знать, что коллеги этих евреев пытались следовать за вами и сегодня, после того как вы приземлились в аэропорту. Наш шофер легко избавился от них. Мы ведь, как видите, тоже профессионалы. Их больше теперь тут нет. Так что вы остались одна, Сара.

Он снова надел очки.

– Вы думаете, так называемые «профессионалы», на которых вы работаете, готовы пожертвовать жизнью ради вас? Теперь у вас вместе с блевотиной посыплются на пол все их секреты. Но вы лучше их, верно, Сара? Зизи тоже это разглядел. Вот почему он совершил ошибку и нанял вас.