– Не всегда.

– Я никогда не смогла бы использовать так свое тело. Я ведь девушка верующая. – Она лукаво улыбнулась ему. – Кстати, мы своего добились. Корабль по непонятной причине потерпел крушение у берегов Крита. Оружие теперь лежит на дне моря.

– Я знаю, – сказал Габриэль. – Закрой снова глаза.

– Создавай меня, – сказала она и, улыбнувшись, сделала, как он хотел. – Ты не намерен спросить, жила ли я с кем-либо, пока мы были врозь?

– Это не мое дело.

– Но тебе же должно быть любопытно. Могу лишь представить себе, что ты делал в моей квартире, когда вошел в дверь.

– Если ты намекаешь на то, что я ее обыскал, так я этого не делал.

– Ох, прошу тебя.

– Почему ты перестала спать?

– Ты действительно хочешь, чтобы я ответила?

Он промолчал.

– У меня никого не было, Габриэль, ты ведь знаешь, верно? Как мог быть кто-то другой? – Она изобразила кисло-сладкую улыбку. – Тебе никогда этого не говорят, когда предлагают вступить в их эксклюзивный клуб. Тебе не говорят, как будет нагромождаться ложь или что ты никогда не будешь уютно себя чувствовать с людьми, которые не являются членами этого клуба. В этом ли причина того, что ты полюбил меня, Габриэль? Потому что я принадлежу к Службе?

– Мне понравились твои феттучини и грибы. Ты лучше всех в Венеции готовишь феттучини с грибами.

– А что ты скажешь про себя? У тебя были другие женщины, пока я отсутствовала?

– Я провел все время с одним очень большим полотном.

– Ах да. Я и забыла о твоем недостатке. Ты не можешь заниматься любовью с женщиной, если ей неизвестно, что ты убивал людей ради своей страны. Уверена, ты мог бы найти кого-нибудь подходящего на бульваре Царя Саула, если бы задумал такое. Да каждая женщина в нашей Службе жаждет заполучить тебя.

– Ты слишком много разговариваешь. Я никогда не закончу рисунок, если не перестанешь болтать.

– Я проголодалась. Не следовало тебе упоминать о еде. Кстати, как там Лея?

Габриэль перестал рисовать и, подняв от альбома взгляд, возмущенно посмотрел на Кьяру, словно хотел сказать ей, что ему совсем не нравится такая развязная манера упоминать о его жене в разговоре о еде.

– Прошу прощения, – сказала Кьяра. – Как она?

Габриэль услышал, как произнес, что Лея чувствует себя хорошо, что он два-три дня в неделю ездит в психиатрическую больницу на горе Херцль, чтобы побыть с ней несколько минут. Он произносил эти слова, а в мозгу вновь возник образ маленькой венской улочки недалеко от Юденплатц, где от заложенной в машину бомбы погиб его сын и возник ад, разрушивший тело Леи и укравший ее память. Тринадцать лет она молчала при нем, да и теперь говорила очень коротко. Недавно в больничном саду она задала ему тот же вопрос, что и Кьяра минуту назад. Были ли у него другие женщины, пока она отсутствовала? Он сказал ей правду.

«Ты любил эту девушку, Габриэль?»

«Любил, но расстался с ней из-за тебя».

«Зачем, любовь моя? Посмотри на меня. От меня ничего не осталось. Ничего, кроме воспоминаний».

Кьяра погрузилась в молчание. Свет, падающий на ее лицо, из кораллово-красного стал серым. Толстуха появилась в окне напротив и стала быстро снимать белье. Кьяра натянула простыню до горла.

– Зачем ты это?

– Я не хочу, чтобы синьора Лоренцетто видела меня голой.

Габриэль сдернул простыню до прежнего положения и чиркнул углем по ее груди.

– Наверное, мне следует вернуться в Иерусалим, – сказала она. – Если, конечно, ты не собираешься сказать Шамрону, что не можешь взять на себя Спецоперации, так как возвращаешься в Венецию.

– Это соблазнительно, – сказал Габриэль.

– Соблазнительно, но невозможно. Ты лояльный солдат, Габриэль. Ты всегда делаешь то, что тебе говорят. Всегда так было. – Она стерла след угля с груди. – По крайней мере, мне не придется отделывать квартиру.

Габриэль не поднимал глаз, глядя на свой альбом. Кьяра внимательно посмотрела на него и спросила:

– Габриэль, что ты сделал с квартирой?

– К сожалению, мне нужно было место для работы.

– Так что ты просто переставил вещи?

– Знаешь, а я тоже проголодался.

– Габриэль Аллон, там хоть что-то осталось?

– Сегодня тепло, – сказал он. – Сядем на пароходик, съездим в Мурано и поедим рыбы.

На другой вечер, в восемь часов, Габриэль вернулся на Наркисс-стрит. Машина Шамрона стояла у тротуара, и Рами, его охранник, дежурил на дорожке у номера 16. В квартире Габриэль обнаружил, что все освещение включено и Шамрон пьет кофе за кухонным столом.

– Как вы вошли?

– В случае, если ты забыл, это ведь была конспиративная квартира Службы. И в административно-хозяйственном отделе есть ключ.

– Все это так, но я летом поменял замки.

– В самом деле?

– По-видимому, мне придется снова их поменять.

– Не трудись.

Габриэль распахнул окно, чтобы выпустить дым из комнаты. На одном из его блюдец лежали, словно отстрелянные гильзы, шесть окурков. Значит, Шамрон уже какое-то время тут сидит.

– Как в Венеции? – спросил Шамрон.

– Венеция прекрасна, но когда вы в следующий раз вломитесь в мою квартиру, пожалуйста, будьте так любезны не курить. – Габриэль взял за краешек блюдце и сбросил окурки в мусорный бак. – Что случилось такого срочного?

– Новое сообщение о саудовце, связанном с нападением на Ватикан.

Габриэль посмотрел на Шамрона:

– И кто же это?

– Ибрахим эль-Банна.

– Клирик-египтянин? Почему-то я не удивлен.

Габриэль сел за стол.

– Два дня назад глава нашей резидентуры в Каире имел тайную встречу с одним из наших главных источников в египетском Мухабарате.[5] Выходит, что профессор Ибрахим эль-Банна был задолго до своей поездки в Ватикан крепко связан с воинствующими активистами. Его старший брат был членом Мусульманского братства и ближайшим сподвижником Ямана аль-Завахири, второго человека в «Аль-Каиде». Племянник отправился в Ирак сражаться с американцами и был убит при осаде Фаллуджи. Пленки с записями проповедей имама, похоже, обязаны слушать египетские воинствующие исламисты.

– Жаль, что наш друг из Мухабарата не сообщил Ватикану правду об эль-Банне. Семьсот человек могли бы остаться в живых… и в куполе собора могло бы не образоваться дыры.

– Египтяне знали и кое-что еще про профессора эль-Банну, – сказал Шамрон. – На протяжении восьмидесятых и девяностых годов, когда в Египте возникла проблема с исламским фундаментализмом, профессор эль-Банна регулярно получал деньги и инструкции от саудовца, выступавшего в качестве чиновника Международной организации помощи мусульманам, одной из главных благотворительных организаций саудовцев. Этот человек называл себя Халилем, но египетской разведке известно его настоящее имя: Ахмед бин-Шафик. Еще более интересно то, чем занимается в настоящее время бин-Шафик.

– Он состоит в ГРД,[6] – сказал Габриэль.

– Точно.

– Что нам о нем известно?

– Четыре года назад бин-Шафик возглавлял тайное подразделение ГРД под кодовым названием «Группа двести пять», отвечавшее за установление и поддержание контактов между Саудовской Аравией и группами воинствующих исламистов по всему Ближнему Востоку. Египет прежде всего интересовала «Группа двести пять» вместе с Афганистаном, конечно.

– Какое значение имеет номер?

– Это придаток к номеру кабинета бин-Шафика в штаб-квартире ГРД.

– А что случилось после этих четырех лет?

– Бин-Шафик и его сотрудники снабжали террористов ХАМАСа и исламского джихада. Информатор-палестинец сообщил нам об операции, а мы рассказали американцам. Американский президент доложил королю и настоял на прикрытии «Группы двести пять». Это было через полгода после событий девятого сентября, и король вынужденно выполнил пожелания президента – к великому огорчению бин-Шафика и других сторонников жесткой линии в королевстве. «Группа двести пять» прекратила свое существование, и бин-Шафика уволили из ГРД.