— Бедная девочка.
Марджори помолчала некоторое время и затем продолжала. — У меня было огромное желание никогда больше не видеть Ноэля. Я не хотела этого. Он писал, но я не отвечала. Он звонил, но я притворялась, что меня нет дома.
— Ты отправилась на Запад?
— Нет. Мама взяла меня с собой в один из тех отелей в горах, где можно познакомиться с прекрасными молодыми людьми. Она никогда не имела ничего против Ноэля. И по сей день не имеет ничего против. Я встретила массу прекрасных молодых людей. Докторов и юристов, половина из них с усами. Они приезжали в августе в горы во всеоружии. Я была царицей сезона, если можно так сказать. Другие мамаши с удовольствием отравили бы меня, если бы посмели. Когда я вернулась домой, была масса свиданий и встреч — звучит как-то довольно хвастливо, правда?
— Дорогая, мы же старые подруги, — сказала Маша. — Будь благодарна своей хорошенькой мордашке: я знаю, каждое слово в твоем рассказе — правда.
— К чему я клоню… Мне было смертельно скучно, будто я дама, оставшаяся без кавалера. Все эти ребята казались таким занудами после Ноэля! Маша, я не питаю никаких иллюзий относительно него — ну, ты знаешь, он все-таки такой…
— Такой? Ты сама должна это знать, Ноэль Эрман — это конечная цель. Я надеюсь, ты выйдешь за него замуж — конечно, ты обязательно выйдешь, хорошо это или плохо, иначе он будет тебя преследовать до самой могилы. Не каждый день появляются такие мужчины, как Ноэль.
— Теперь мы подходим к самой странной части. Об этом довольно сложно говорить. — Она отвела взгляд от Машиных любопытных глаз и посмотрела на улицу.
Их столик стоял около окна. Лил сильный дождь, и капли, разбиваясь о тротуар, разлетались маленькими серыми звездами. Еще с детства она любила наблюдать за этими маленькими прыгающими звездочками.
— Ты знаешь, какой ливень идет? Счастливый день окончания колледжа… Я думаю, я могла бы отказаться увидеть его, когда он позвонил в последний раз в конце сентября, Маша, если бы не эти скучные свидания. Это было такое блаженное облегчение снова услышать его голос, такой интеллигентный голос. Ты же знаешь, у него такой интеллигентный голос. Так получилось, я сказала, хорошо, давай встретимся. Мы, естественно, пошли поужинать. Потом пошли новые свидания, ну — я не знаю, ненавижу входить во все эти подробности.
— Милая, я же не девочка, — сказала Маша.
Глядя на танцующие серые пузыри на дороге, Марджори продолжала:
— Я не наслаждаюсь больше, целуя его. Или этим всем, ты знаешь. Это все равно что целовать Уолли. Так прошло пять месяцев, и это более или менее правда. Теперь ты знаешь. Самое главное в этом. Во всех других отношениях я восхищаюсь им, и он мне нравится, он действительно меня пленяет, я думаю, но — романтика, скажем так, уже больше как-то не срабатывает.
— Совсем нет? — спросила Маша, уставясь на нее. — Никогда?
— Ну, откровенно говоря, если признаться честно, пару раз, когда я выпивала несколько рюмок, что-то слегка мерцало. Но настолько слабо по сравнению с тем, что было раньше, что он тут же возмущался и прекращал. Я не борюсь, ты понимаешь, или что-нибудь такое. Мне просто все равно.
— Никакой реакции, — сказала Маша.
— Вот именно, никакой реакции. — Марджори застенчиво рассмеялась. — Бывает ли что-нибудь более странное?
— А что он чувствует к тебе? Или, скажем, он чувствует?
— О, он. Так же, как всегда или даже больше, как он говорит. В данных обстоятельствах он был удивительно добр и терпелив. Конечно, он об этом часто вспоминает.
Маша скривила губы.
— И что он об этом думает, дорогая?
— О, он очень сложно рассуждает, что у меня ужасный духовный беспорядок — иудаизм, и сексуальный грех, и любовь папы, и ненависть мамы, и желание мучить Сета, и все такое, и все это завязано в клубок с моим происхождением. При этом он считает, что я его все еще безумно люблю, но смерть моего дяди была ужасным шоком и выплеснула наружу чувство вины и все осложнения, и у меня сейчас сложный случай эмоционального паралича или потеря памяти. Какое-то есть этому название. Он сказал, что в книгах много описаний подобного, это самая простая вещь в мире, и я справлюсь с этим. Он просто подождет, когда это произойдет.
— И что тогда? Он женится на тебе?
Марджори заколебалась.
— Нет, совсем необязательно. Ну, что ты, не можешь представить? Если два человека любят так, как мы, было бы жалко это игнорировать или терять время — и так далее и тому подобное.
Маша прикурила от горящего окурка.
— Он последнее время не пишет новых песен?
— Он ничего не делает с тех пор, как уехал из «Южного ветра». Или фактически ничего. Ты представить себе не можешь, как ленив он может быть, Маша. Это беспокоит меня. Он может спать восемнадцать часов подряд. Он может пойти в один из этих шахматных клубов и играть в шахматы день за днем. Он необыкновенный. Затем он может проделать ошеломляющую работу, потрясающую в удивительно короткий срок. Во время рождественских праздников продюсер по имени Альфред Когель сказал, что он мог бы поставить музыкальную комедию Ноэля, если он внесет в нее некоторые изменения. В течение девяти дней Ноэль написал совершенно новую пьесу. Чтобы помочь мне. Включая много новой музыки, прекрасной музыки. Я имею в виду, что основная идея та же самая — это сценарий, названный «Принцесса Джонс», но он улучшил ее потрясающе. Я уверена, что она будет поставлена когда-нибудь и принесет славу Ноэлю. Она великолепна. Но, к сожалению, все сорвалось.
— Что случилось с Когелем? Он чертовски хороший продюсер.
— У него разрыв сердца. Ноэль пришел в его офис с исправленным сценарием и узнал, что Когель чуть не умер от сердечного приступа накануне Нового года, и теперь ему придется пробыть в санатории в течение года. Таким образом, все началось сначала, он спит и играет в шахматы. И это Ноэль продолжает делать до сих пор.
— Да, я могу это понять. — Маша покачала головой. — Скверный удар. — Она отпила свой коктейль, затем долго его размешивала, ее взгляд следил за двигающейся соломкой. — Но не беспокойся, Золотой мальчик оправится. Невозможно разочаровать такого человека, как он. Есть масса других продюсеров, и он напишет новые пьесы. Что касается твоего эмоционального оцепенения, это ничего, это следует перетерпеть. Это самое лучшее, что могло произойти в известном смысле. Ты взволновала человека до глубины души. Одну вещь Ноэль может делать даже со связанными руками — это будить чувства женщин. Он разбудит тебя снова или умрет, пытаясь. Мужское тщеславие. Ты его покорила, детка. Я не предвижу ничего другого, кроме счастливого конца для вас обоих. Флердоранж, известность, состояние и огромный дом с бассейном на Беверли-Хиллз.
Марджори не могла не улыбнуться на Машину неизменную говорливость.
— А что с тобой происходило, Маша? Боже мой, я все о себе и о себе, и ты позволяешь мне это делать.
— Милая моя, у тебя все интереснее. Что может со мной произойти? Я хотела бы встретить какого-нибудь парня. Как ты видишь, я сделала все возможное, что было в моих силах, до смерти изводила себя голоданием в течение года и так далее.
— Ты сейчас выглядишь ошеломляюще.
С кривой улыбкой Маша сказала:
— В действительности это по вине матери, ты знаешь, старый экзотический эффект. Идеи русской интеллигенции о высокой моде. Кстати, у нее теперь есть меховое пальто. Прекрасная персидская мерлушка. Она выглядит в ней грандиозно. Когда она направляется в городской Холл в этом пальто, можно поклясться, что это Ванда Ландовская. Я купила и своему отцу немного приличной одежды. — Марджори бросила взгляд на серое пальто из белки, висящее на вешалке у стола, которое Маша носила много лет назад, когда ходила на репетиции «Микадо». Маша проследила за ее взглядом и быстро сказала:
— Черт, что такое пальто? Нечто, что мы носим, когда холодно или сыро. Это как раз оттого, что моя мамочка втемяшила себе в голову идею о шубе. Она хотела ее в течение десяти лет, с тех пор как ее старая развалилась. Но что можно было купить в результате блестящих операций моего отца на Уолл-стрит… Не беспокойся, дорогая, я куплю себе норковую шубу на днях, но сначала вещи первой необходимости. Мне нужно купить приличную мебель для квартиры. Я купила все вовремя, и Бог свидетель, я по уши в долгах, но я схожу с ума, когда дело касается срочной оплаты, детка. Ты бы не узнала меня. Я думаю, меня изменили деньги, которые поссорили нас больше, чем что-нибудь другое. Я никогда не забуду этого.