— Нет, Уолли, мне кажется, это невозможно. — Грич подождал несколько мгновений, чтобы на лице мальчишки явственнее показалось разочарование. — Дело в том, открою тебе один секрет, что на этот год я не беру даже Квинта. Я собираюсь использовать старый материал шоу. Я не могу заплатить писателю за этот год, вот в чем проблема.

— О! — Уолли пожал свой локоть. Лицо его стало очень печальным. — Вы совсем ничего не можете заплатить?

— Ничего.

— Но… ладно, говоря откровенно, я знал, что не могу получать столько же, сколько и Квинт, но… я не знаю, вы не заплатите даже и пятидесяти долларов?

— Я не могу заплатить и пятидесяти центов, Уолли.

Паренек вздохнул, поднял свой портфель и положил бумаги обратно. Грич на мгновение заволновался. За пятьдесят долларов Уолли был настоящей находкой. Грич сказал:

— Не думай, что я не восхищаюсь твоим прогрессом, Уолли. Эти песни просто чудесны. Мне кажется, в твоем лице мы имеем многообещающего сценариста для «Южного ветра», а может быть, и большого бродвейского автора. — Благодарность и восторг засияли на лице Уолли. — Насколько я могу судить, если дела пойдут лучше в следующем году и у тебя будет опыт одного сезона, может быть, я легко смогу заплатить тебе двести долларов. Или триста, или тысячу. В конце концов, Ноэль не собирается всю жизнь ставить шоу для «Южного ветра». По сути, мне повезло, что он остался у меня на этот год. Он вырастает из нас. Присмотреть себе нового режиссера, вот в чем я заинтересован главным образом…

— Слушайте, я стану работать бесплатно! — выпалил Уолли. — Если меня официально будут считать автором и я поселюсь в писательском домике, а не с мальчишками на побегушках.

Грич взял со стола большой карманный фонарь: он был его торговой маркой в лагере, его скипетром, и он держал его в своем городском кабинете наполовину в шутку, наполовину в качестве символа верховной власти, — и стал похлопывать им по ладони, уставясь в окно на кружащийся снег. Батарея шипела, окна дребезжали.

— Ты будешь выполнять все свои прошлогодние обязанности по сцене — свет, реквизит и тому подобное?

— Да. Могу я… вы оплатите мне проезд по железной дороге в этом году? Если я буду еще и писать все это…

Грич улыбнулся и протянул руку.

— Хорошо, Уолли, не будем торговаться по мелочам. Ты будешь жить в писательском домике. Если из тебя выйдет автор, что же, приходи повидаться со мной в конце сезона, тогда и поговорим об оплате.

Уолли неуверенно улыбнулся, потряс его руку и ушел. Грич с удовлетворением положил фонарик на стол. Неплохая беседа: за койку в бунгало у него был автор на весь сезон. Это даже не будет стоить ему оплаты за проезд.

Выходя из кабинета Грича, Уолли с удивлением увидел в приемной Марджори в бобровом пальто. Она показалась ему гораздо более хорошенькой, чем летом, и он подумал, что она самая красивая девушка на свете.

— Черт возьми, привет! Вы Марджори, верно? Подруга Маши?

Она улыбнулась несколько беспокойно.

— Я Марджори. Как поживаете, Уолли?

— Отлично! Рад, что вы помните мое имя. Скажите, что привело вас к этим адским вратам?

Он понизил голос, глянув на стенографистку Грича.

— Я пытаюсь получить работу актрисы.

— Это же отлично, это просто великолепно! Надеюсь, у вас получится. Я тоже в этом году собираюсь быть там. Я собираюсь быть автором.

Он сказал это преувеличенно небрежно.

— Я думала, что Ноэль Эрман пишет тексты для шоу…

— Он в основном пишет песни. И время от времени скетчи. Всегда был по крайней мере один автор для скетчей. Иногда и другие авторы песен…

— А… Ноэль будет в этом году?

— Ноэль? Пожалуй. У него есть эта музыкальная комедия, «Принцесса Джонс», которая может выйти на сцене, — но не этим летом, я думаю. Скажите, мы можем увидеться как-нибудь вечером? Ваш номер есть в телефонной книге?

Марджори колебалась.

— Я занята почти каждый вечер, Уолли. Я участвую в театральной труппе «Бродячие актеры», на Девяносто второй улице. Мы репетируем «Пигмалиона».

— В самом деле? Можно сказать, я тоже в театре. В этом году в Колумбийском я автор университетских шоу.

— Вот как? Поздравляю! Это большая честь…

У стола стенографистки раздался шум. Она позвала:

— Мисс Морнингстар…

Марджори вскочила.

— Мой отец — Арнольд Моргенштерн, Уолли, первый Моргенштерн в телефонной книге Манхэттена. Тот адрес про Центральный парк неправильный, мы переехали.

— Хорошо! — Уолли схватил ее руку, тут же уронил ее, будто она его обожгла, и вышел.

Грич теперь гораздо меньше похож на сатану, чем в тот раз, когда она видела его на лужайке «Южного ветра», подумала Марджори. Тусклый желтый свет манхэттенского офиса, снег, падающий за окном, коричневый шарф вокруг шеи — со всем этим он был похож на любого другого невзрачного бизнесмена, как и ее отец. Большой фонарик казался глуповатым, когда лежал на рабочем столе нью-йоркского кабинета.

— Снимайте пальто, моя дорогая. Я знаю, у меня в комнате слишком жарко — этот проклятый сквозняк из окна постоянно дует мне в шею…

— Благодарю вас, мистер Грич.

Она выскользнула из пальто, довольная тем, что надела сшитый у портного серо-голубой твидовый костюм, лучший из тех, что у нее были.

Грич был изумлен тем, как она повзрослела. Она казалась ребенком прошлым летом, когда тащилась в хвосте за неаппетитной Машей, а потом пришла в его кабинет в конце сезона, чтобы, запинаясь, осведомиться о работе актрисы.

— Как поживает Маша? — спросил он.

— Полагаю, хорошо, я не видела ее уже несколько месяцев. Она работает в универмаге «Лэмз».

— Да? Чем она занимается?

— В отделе дамской галантереи, я думаю.

— Ну, что же, — сказал хозяин лагеря, — кажется, вы все еще хотите работать в «Южном ветре», а?

— Этого мне хотелось бы больше всего на свете.

— Но вы все еще не умеете петь и танцевать, не правда ли?

— Ну, я могла бы участвовать в хоре, я полагаю. Но я драматическая актриса, главным образом…

— Я ведь говорил вам, дорогая, что мы ставим драматические спектакли не каждую неделю, так что нам нужно не много…

— Я помню все, что вы сказали мне, мистер Грич. Я научилась стенографировать и печатать.

Грич подался вперед, его крутящийся стул заскрипел.

— Вы научились!

— Ну, вы сказали, что иногда, если девушка может быть полезной в делах, вы могли бы взять ее драматической актрисой.

— Да, это верно, но…

Он уставился на нее. Это было гораздо больше того, чего он обычно ждал или на что надеялся. Практически всегда он набирал в свой штат начинающих актрис, которые ему ничего не стоили, в ревю составляли хор, а в конторе выполняли неквалифицированную работу вроде уборки столов и доски выключателей; они разбирались с документацией и выполняли мелкие поручения. Стенографировали у него жены главного официанта и инструктора по гольфу, обе опытные секретарши, которые работали бесплатно, чтобы проводить лето со своими мужьями. Грич еще никогда не сталкивался с актрисой, которая позаботилась бы о том, чтобы выучиться стенографии.

Через несколько мгновений он сказал:

— Ну, конечно, мы этого и ожидали. Но вы понимаете, что мы не можем позволить себе платить нашим секретарям; главный вопрос в том, стоит ли этого ваш опыт в драматических спектаклях, который вы приобретете…

— О, разумеется. Я и не ждала, что вы будете мне платить.

Ее одежда, как он заметил, была не только со вкусом подобрана, но и дорого стоила; и он почуял запах больших возможностей в этой ситуации.

— Как вы смотрите на то, чтобы прямо сейчас записать одно письмо, чтобы показать, что вы умеете?

— Что же… — Он не пропустил выражение испуга на прелестном юном личике. — Я попытаюсь. Я довольно способная, мистер Грич, вы понимаете, но я еще только учусь. Курс кончится лишь в июне.

Он дал ей карандаш и листок бумаги и принялся диктовать немного быстрее, чем диктовал обычно. Она отчаянно старалась, все больше и больше нервничая, и остановилась.