— Он предпочтет тебя, если умный.

— Не все такие умные, как ты.

— Как твоя лодыжка сейчас?

— Гораздо лучше. С тех пор как доктор снял ботинок, все прекрасно.

— Я вижу, — сказал Джордж, посматривая на толстую белую повязку, — похоже, наши поездки закончились. А жаль, я хотел кое-что предложить.

— Любопытно, что?

— Разное.

Марджори почувствовала угрызения совести.

— Наверное, я смогу поехать, Джордж, если ты действительно что-то планируешь.

Джордж просиял.

— Ты поедешь? Я заказал столик… Но все это — сюрприз. Ты действительно сможешь поехать?

— Я спрошу у мамы.

Машины ползли, гудя сиренами, под низким оранжевым солнцем, между параллельными рядами зеленых деревьев и серого бетона. Одуванчики задыхались на узких разделительных полосах. «Пенелопа» стонала и гремела, поднимаясь вверх на второй передаче. Они ехали очень медленно. Далеко впереди на магистралях Лонг-Айленда Марджори видела тысячи автомобилей в двух широких темных потоках, вьющихся в грязно-голубом тумане выхлопных газов. Джордж нажал гудок, и «Пенелопа» издала звук, напоминающий смешок больного старика.

— Дорогой, это не поможет, — сказала Марджори.

Она сидела неудобно, положив больную ногу на здоровую. Ей мешала ослабевшая пружина в сиденье. «Пенелопа» стала почти развалиной за год. Зеленую краску местами разъедала ржавчина, обивка сидений в полдюжине мест порвалась, стекло в ветровом щите удерживалось пластырем. Хуже всего был шум снизу, периодически переходящий в подозрительный скрежет. Джордж сказал, что не стоит беспокоиться — это разболталась трансмиссия. Но Марджори все равно нервничала.

Вся поездка немного тревожила ее. Она начинала раскаиваться, что назло матери согласилась на эту затею. Она могла легко отказаться, сославшись на больную ногу, зная, что в первое хорошее воскресенье мая магистрали ужасны. Но для нее было вопросом чести — настаивать на всем, что не нравилось матери, тем более, Джордж так беспокоился из-за этой поездки. Джордж вел себя странно.

Он пригласил ее на ужин в «Вилла Марлен», сказав, что это самый дорогой ресторан на Лонг-Айленде. Ей было интересно, как он мог позволить себе такую роскошь и ради чего. Но он избегал ее вопросов с таинственным подмигиванием и усмешкой.

Чтобы отвлечься от давки, головной боли, таинственности Джорджа и шума Пенелопы, она предложила сыграть в «Двадцать вопросов». Они играли больше часа, до тех пор, пока теснота не уменьшилась за Минеолой и они поехали быстрее по очаровательной сельской местности, проезжая зеленые поместья и фермы. Она победила Джорджа четыре раза, что раздражало его, а ее очень радовало. Во время длинных прогулок они всегда любили играть в «Двадцать вопросов». Сначала Джордж постоянно выигрывал, одно время они были на равных, а теперь он редко побеждал. Это объяснялось тем, что Марджори закончила колледж позже, чем Джордж, к тому же у него не было времени читать книги. Под конец он сказал, что ему надоело играть, и дальше они ехали молча.

От свежего сельского воздуха головная боль Марджори прошла, но девушка забеспокоилась еще больше, когда они въехали в сплошной туман, а позже — в голубоватые сумерки. Она пыталась заговорить с Джорджем, но он не отвечал, а только подмигивал и гладил ее коленку.

Ей не нравился этот хозяйский жест, но она не знала, как остановить его. Ведь раньше Джордж гладил ее колени сотни раз с ее восторженного одобрения.

Первый взгляд на знаменитый ресторан разочаровал ее. Марджори ожидала увидеть красиво освещенный сад, аллеи деревьев, возможно, пруд с белыми лебедями. Но вместо этого был всего лишь приземистый серый деревянный дом с выцветшим знаком над входом, клочками лужаек, несколькими деревьями и кустами сирени. Стоянка была забита «кадиллаками» и «крайслерами». «Пенелопа» втиснулась между двумя массивными автомобилями, заглохла с пыхтением и выглядела по-дурацки. Служитель при стоянке торопливо подошел к ним. Быстро оглядев автомобиль, одежду Джорджа и забинтованную ногу Марджори, он сказал с немецким акцентом:

— Извините, но все места заняты.

— Спасибо, — ответил Джордж, — мы заказали столик заранее. Пойдем, Мардж.

Они обошли фасад и поднялись по ступенькам. Высокий седой мужчина в блестящем пиджаке с пачкой меню в руке открыл дверь и загородил им вход.

— Извините, все места заняты.

— Я заказал столик заранее на фамилию Дробес.

Мужчина заглянул в списки.

— Извините, сэр. Но здесь нет фамилии Трауб.

— Не Трауб, а Дробес. Это просто смешно! — Джордж повысил голос. — Я заказывал столик в полдень, на семь часов.

Метрдотель снова посмотрел в списки.

— Мистер Трауб, сэр, — сказал он наконец укоряющим тоном, — сейчас четверть восьмого.

— Я понимаю. Мы попали в пробку. Мы ехали два с половиной часа и очень проголодались.

— Вам придется подождать, мистер Трауб. Может быть, долго.

— Хорошо, мы подождем. Входи, Мардж.

Метрдотель шагнул назад, пожав плечами, и показал Джорджу и Марджори дорогу через ярко освещенный обеденный зал, полный веселых разговаривающих людей, в затемненную гостиную, которая использовалась как бар, меблированный бледно-коричневыми плюшевыми креслами и диванами. С тех пор как пиво и вино были разрешены, в ресторанах наподобие «Вилла Марлен» позволяли себе немного вольничать с законом. В одном углу бара шумела пьяная компания старшеклассников с бритыми головами. Кроме них, в баре находилось с десяток других парочек: некоторые из них пили, некоторые просто сидели. Почти все они были хорошо одеты, и почти у всех на лицах отражался отчаянный голод.

— Дайте нам столик побыстрее, насколько это возможно: мы голодны, — сказал Джордж.

— Воскресный вечер, мистер Трауб, — ответил метрдотель, обращаясь к Джорджу, не поворачивая головы. — Сделаю все возможное.

Он быстро пошел ко входу встречать вновь вошедших, уронив при этом два меню, как бы случайно, на ручку кресла, где сидел Джордж. После многочисленных попыток Джордж наконец обратил на себя внимание официанта в красном пиджаке, который слонялся вокруг старшеклассников. Официант подошел, размахивая блокнотом, и, вглядываясь в Джорджа, спросил:

— Чего желаете, сэр?

— Одно виски, имбирного пива и одна кока-кола.

Официант посмотрел на него, с недовольным видом записал заказ и вернулся к своему посту около школьников, где простоял без движения с четверть часа. Джордж начал нервничать, потом стал щелкать пальцами. Школьники заказали еще спиртного. Официант с поклонами и улыбками поспешил мимо Джорджа, когда тот поймал его и потянул в сторону. Официант остановился, смотря на Джорджа, будто он прозрачный.

— Какого черта вы не отходите от этих пьяниц? — спросил Джордж.

— Они пришли раньше вас, сэр.

— Почему мы ждем уже пятнадцать минут из-за них?

— Воскресный вечер, сэр.

Холодная кока-кола немного успокоила голодный желудок Марджори. Джордж с унылым видом потягивал виски. Школьники, ведомые официантом, потянулись к большому круглому обеденному столу в гостиной, выкрикивая шутки. Они были похожи, как братья: бритоголовые, с массивными подбородками, с золотыми кольцами и запонками, в белоснежных рубашках и серых брюках. Марджори злилась на них. А причина была в том, что Джордж выглядел совершенно иначе, и в том, что только один из них взглянул на нее, и еще — они шли есть. Сэнди Голдстоун, подумала она, все равно намного красивее любого из них.

Парочки, одна за одной, были приглашены ужинать, а другие сидели с голодными взглядами. Вскоре Джордж заметил, что некоторые пришедшие после них уже заняли столики. Он переминался, подскакивал и махал рукой, пока метрдотель не подошел к нему.

— Мы пришли раньше этих людей.

— Извините, сэр. Они заказали столики заранее.

— Я сделал заказ на два часа раньше них.

— Не беспокойтесь, сэр. Теперь уже недолго, мистер Трауб.

Когда бар уже опустел и официант, зевая, протирал столы, метрдотель подошел к ним улыбаясь.