— Мне сказали, что вы увлекались изучением Камасутры.
На этот раз он расхохотался.
— Я выдумал эту чепуху, чтобы отвлечь внимание слуг Торки. Им было о чем сплетничать, и они не лезли в мою жизнь.
Я сообщил молодому человеку, что его брат очень за него беспокоится и даже обвиняет Торки в его убийстве. Ян воспрянул духом. Он боялся, что их с Ханком отношения погублены навсегда.
— Пол, еще один официант, работавший у Торки, утверждает, что вы с братом часто созванивались. А Ханк уверял нас в обратном. Как все обстояло на самом деле?
— Брат прав. Мы с ним почти не общались.
— Почему же солгал Пол?
Хасельхофф пожал плечами:
— Кто знает? Я часто звонил Джули. Может, ему показалось, что я разговариваю не с ней, а с братом.
Или со своим дружком. Я вспомнил, что Пол считал Яна геем.
— А что произошло после того, как вас разлучили с Бонем?
— Они продолжали накачивать меня наркотиками. Я почти все время спал. А когда просыпался, ко мне время от времени наведывался черноглазый мужчина. Он заходил в мою комнату, долго молча смотрел на меня и уходил. Я узнал, что мне предстоит участвовать в живой картине, всего за несколько часов до начала действа. Полагаю, после него меня ожидала участь Джули.
Я был с ним полностью согласен. Эти сумасшедшие наверняка и его бы убили.
Когда Лора Кисс вошла в комнату для допросов, по спине у меня побежали мурашки от возбуждения. Она выглядела сногсшибательно в костюме из красного шелка, с волосами, собранными на затылке.
Красотка томно опустилась в кресло и заглянула мне прямо в глаза.
— Госпожа Шару, где ваш муж? — спросил я, не отводя взгляда.
Ее зеленые глаза блеснули.
— Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.
— Он скоро прибудет. А пока мы ждем, расскажите мне о вашем муже. Когда мы ворвались в оранжерею, его там уже не было.
— А кто вам сказал, что он вообще там был? — возразила Лора Кисс, рассмеявшись.
— Телекамера сержанта Уэнстон.
— Сержанта Уэнстон?
— Той женщины, что находилась в пещере вместе с вами и Себастьяном Тусом. Она полицейский.
Лицо Лоры Кисс исказилось яростью.
— Я знала, что этой бабе нельзя доверять. Ну, если у вас была камера, значит, вы и так все знаете.
— Не все. Например, мы не знаем, что случилось с вашим мужем.
Она хохотнула.
— Этот идиот выбежал из оранжереи, словно фурия. Разумеется, он не сказал, куда идет, но могу вас заверить: помчался к своему адвокату, чтобы потребовать развода.
— Госпожа Шару, Себастьян Тус — ваш любовник?
— Зачем вы спрашиваете, если уже знаете ответ?
— Значит, вы подтверждаете?
— Какое отношение моя личная жизнь имеет к смерти горничной?
— Именно это я и хотел бы узнать.
— Послушайте, — взорвалась она, — когда я увидела, что на встречу пришла шпионка моего мужа, я пришла в ярость. Устроила ей скандал. Она ушла, и я ее больше не видела.
— Почему вы называете ее шпионкой мужа?
— Вам отлично известно почему. Но если вы хотите услышать все из моих уст, я доставлю вам такое удовольствие. Девчонка шпионила за мной. И только один человек мог нанять ее — мой муж.
— Почему?
— Он сходил с ума от ревности.
— Похоже, у него были на то веские причины.
Лора Кисс бросила на меня испепеляющий взгляд и сказала со злобой:
— У меня нет ни малейшего желания сидеть здесь и выслушивать критику какого-то дурацкого полицейского!
Я не ответил. Некоторое время мы молча сверлили друг друга глазами.
— Госпожа Шару, — сказал я наконец, — вы утверждаете, что больше не видели Джули Бонем после вашей встречи в Национальной галерее?
— Именно.
— А кто отдал приказ похитить девушку и привезти ее в Сесснок?
— Не я.
— Значит, Себастьян Тус?
— Это очевидно. Он там живет.
— Зачем он так поступил?
— Я не знаю.
— Может быть, это вы его попросили?
— Ваш вопрос не заслуживает ответа.
— Кто убил Джули Бонем?
Лора Кисс порывисто встала.
— Ну хватит! Вы утомили меня своими дурацкими вопросами. Я больше ничего не скажу до тех пор, пока не приедет мой адвокат.
А вот Себастьян Тус отказался звонить адвокату. Он сел напротив меня, между Николзом и Ребеккой, и не сводил с меня властных черных глаз.
— Итак, — произнес он высокомерно, — что вам от меня нужно?
— Давно ли вы состоите в связи с госпожой Шару?
Этот вопрос мучил меня, но не его я собирался задать первым. Он сам сорвался у меня с губ в ответ на заносчивость Туса. Николз удивленно повел бровью.
— Мне кажется, — иронично улыбнулся Тус, — иметь любовницу не противозаконно.
Я стукнул кулаком по столу так, что они все подскочили, и прорычал:
— Отвечайте на мой вопрос!
— Два года.
— Как вы познакомились?
— Она была моей пациенткой.
Этот сукин сын, наплевав на профессиональную этику, спит с пациентками! Я ужасно разозлился: некорректно пользоваться служебным положением, чтобы произвести впечатление на женщину, особенно в наше время, когда все помешаны на новомодных медицинских штучках.
— Где находится ваш кабинет? — спросил я.
— У меня нет кабинета. Я принимаю пациентов у себя дома.
«Пациентов?» — чуть не выпалил я. Пациентов, черт возьми! Я был готов поспорить, что все они — женщины.
— Где?
— В Люксембурге.
Ребекка взглянула на Туса удивленно. Наверное, думала, что он живет в Лондоне.
— А ваша секта тоже обретается в Люксембурге?
— Моя секта? — сухо переспросил Тус. — Вас послушать — так я прямо какой-то шарлатан, обманывающий людей.
— А разве нет?
Николз нервно кашлянул.
— Нет. Я прежде всего врач, — ответил Тус, чеканя каждое слово.
Если можно назвать врачом человека, который встречается со своими пациентами. Я негодовал.
— А еще я ученый.
— Ах вот как? И что же вы изучаете?
Тус посмотрел на меня как на слабоумного.
— Так что вы изучаете? — повторил я, ничуть не смущаясь. Даже сделал свое знаменитое наглое выражение лица. Мужчины обычно его ненавидят. Женщины — те, наоборот, восхищаются. Ребекка — единственное исключение, которое лишь подтверждает правило.
Как я и рассчитывал, прыти у Туса сразу поубавилось.
— Например, таких гениев, как Босх, — проговорил он сухо.
На сей раз я готов был с ним согласиться. Этот художник действительно великолепен.
— Как вам пришла в голову идея организовать секту новоявленных адамитов?
— Адамиты стремились к высшему совершенству. Вам этого недостаточно, чтобы восхищаться ими? Они считали себя воплощением Святого Духа. Поэтому, вовсю предаваясь плотским утехам, были свободны от греха. Они решили все проблемы, связанные с полом, рождением, социальным статусом. Женщины освободились от униженного положения, на которое их обрекла церковь, считались равными мужчинам — и это в тринадцатом веке.
Я выслушал лекцию Туса не моргнув глазом. Хотя этот надменный шарлатан так значительно на меня посмотрел, рассказывая о том, какими распрекрасными были адамиты, которые уже не сомневались, считать женщину человеком или животным. Как будто я какой-нибудь султан-деспот.
— Итак, вы решили пойти по стопам адамитов, известных развратников, и придумали всю эту петрушку с живой картиной.
— Я вовсе не сексуальный маньяк! — с негодованием возразил Тус, и Ребекка сжала губы, словно в подтверждение его слов. А Николз снова кашлянул.
— Вы хотите убедить меня в том, что организовали этот маскарад из любви к искусству?
Он посмотрел на меня презрительно. «Бессмысленно разговаривать с таким невежей, как ты», — говорили его глаза.
— Вы вербовали добровольцев через Интернет, — сказал я. — В оранжерее было больше пятисот человек. Есть еще?
— Нет, только те, кого вы видели.
— Собираясь, вы свершаете ритуалы адамитов?
Тус испепелил меня взглядом.