— Жаль. Вы бы поняли, почему Торки с головой окунулся в это предприятие. Босх благодаря особенностям своего творчества вызывает удивление, и Торки хочет этим воспользоваться.

— Каков сюжет фильма?

— Это тайна. Однако готов поспорить, что там обыгрывается «Сад земных наслаждений».

— Почему именно он? — спросил я встревоженно. Похоже, картиной одержим не один Тау.

— У этого полотна сильный эротический подтекст, и Торки использует его, чтобы подстрекнуть вуайеризм публики.

— Не могли бы вы пояснить? — попросил я писателя.

— Торки устроит огромную оргию. Но художественную, как скажут критики. Газеты будут писать о ней еще несколько месяцев. Правда в том, что это будет очередной порнографический фильм, выданный за искусство.

— Вы резко отзываетесь о Торки. Почему?

— Мне не нравятся лжецы. А он — один из них.

В этот момент, словно по волшебству, рядом с ним материализовалась Лора Кисс. Красота ее казалась почти неестественной.

— Я очень устала, — сказала она мужу томно. — Может быть, поедем?

Я хотел было поздороваться с ней, но она меня явно проигнорировала. Шару извинился и удалился вместе с женой. Несколько мгновений я стоял как громом пораженный, а когда пришел в себя, мне вспомнилась Алейт ван дер Меервенне, которой во время репетиции в соборе Святого Иоанна пренебрег Великий Магистр. Интересно, она чувствовала себя так же глупо, как я сейчас?

Алейт

Хертогенбос, июнь 1504 года

Алейт молилась, стоя на коленях в своей комнате, когда служанка пришла сообщить ей о приезде лекаря. За ним послали рано утром, но явился он только через шесть часов, поскольку задержался у постели богатой торговца, который был при смерти после падения с лошади, Но это был лучший лекарь в Хертогенбосе, и его стоило так долго ждать. Быть может, теперь Агнес наконец поправится. Это она нуждалась в лечении. Вот уже несколько недель бедняжка кашляла днем и ночью без остановки.

Сначала казалось, что это следствие сильной простуды, которую девушка подхватила сразу по приезде в Рудекен. В тот год весна выдалась холодная. С наступлением хорошей погоды Агнес поправилась. Жар прошел, силы вернулись к ней. Кашель тоже пропал. Но потом он почему-то появился снова и уже не поддавался никакому лечению. Им пришлось вернуться в город, ведь девушке, казалось, с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Когда госпожа вошла в комнату больной, лекарь уже осматривал ее, однако он не произнес ни слова до самого конца своего посещения.

— Ну что? — спросила Алейт, провожая его за порог комнаты.

— Пациентка здорова.

— Тогда как вы объясните терзающий ее кашель?

Лекарь пожал плечами.

— Он идет не отсюда, — сказал он, показывая на грудь. — И не отсюда. — Он дотронулся до горла. — Как бы там ни было, я выпишу вам рецепт, который вы отнесете аптекарю.

— Припарка из семени льна?

— Нет, настой эхинацеи и ромашки, пусть принимает его дважды в день. Кроме того, каждый день давайте ей на обед мясо с кровью. Заставьте ее встать с постели. Свежий воздух и движение — вот лучшие лекарства. Она должна гулять.

Алейт скривила губы.

— Но ведь она на ногах не держится! Как она будет гулять?

Лекарь вздохнул:

— Сударыня, вот вам мое скромное мнение. Болезнь девушки — не телесного свойства.

И он ушел, не сказав больше ни слова.

Его последняя фраза весь день эхом звучала в голове Алейт. Лекарь не стал продолжать, но она и без того отлично знала, что недуг Агнес коренится в душе. И чувствовала себя отчасти виноватой в этом.

Еще до отъезда в деревню Агнес переменилась, стала молчаливой и печальной. В Рудекене она полностью замкнулась в себе и отказывалась откровенничать с Алейт. Целыми днями сидела у окна и смотрела на улицу, как будто ждала, что там кто-то с минуты на минуту появится. Простудилась Агнес именно потому, что всегда держала окно открытым, даже в дождь и плохую погоду.

Иногда по ночам Алейт слышала, как девушка плачет, и тогда ее захлестывало чувство вины за то, что она привезла компаньонку в деревню. Хоть она и повторяла постоянно, что сделала так ради блага Агнес, ответственность за ее горести лежала на совести госпожи тяжким грузом. Все эти месяцы Алейт наблюдала за страданиями девушки и каждый день надеялась на чудо, подобное тому, какое случилось с ней самой, когда ей удалось освободиться от сжигавшей ее страсти.

Однако справедливости ради Алейт вынуждена была признать, что исцелилась еще и потому, что, ухаживая за компаньонкой, отвлекалась от своего горя. Она была так сосредоточена на том, чтобы держать Агнес подальше от еврея, что забыла о собственных невзгодах. Если бы не этот недуг, быть может, девушка тоже могла бы избавиться от своей страсти.

Алейт просидела с больной до самого вечера. Йероен вернулся из мастерской, когда уже стемнело. В те дни он работал до последних лучей солнца. Он хотел закончить картину, заказанную евреем, как можно скорее, поскольку герцог Филипп заплатил ему задаток за новую работу, «Страшный суд». Полотно должно было получиться два с половиной метра в ширину и изображать рай и ад.

Эта новость обрадовала Алейт, но меньше, чем она ожидала. Когда кавалер ван Бакс явился с поздравлениями, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы выглядеть довольной. Ей было стыдно в этом признаться, но из-за болезни Агнес даже успехи мужа, служившие Алейт утешением на всем протяжении их брака, отошли на второй план.

За ужином Йероен поинтересовался состоянием здоровья девушки.

— Я знаю, что приходил лекарь. Что он сказал?

— Что она сильная. И поправится.

Алейт солгала неохотно, но ей не хотелось тревожить мужа. Он был очень привязан к Агнес и стал бы беспокоиться. А это плохо повлияло бы на его работу.

Однако внутренний голос подсказывал ей, что это только часть правды. Алейт приуменьшала серьезность болезни Агнес еще и для того, чтобы избежать новых осуждений со стороны мужа. Хотя Йероен ничего не говорил, было ясно, что он понимает: этого никогда бы не случилось, если бы не упрямое решение Алейт ехать в Рудекен.

— А кашель? — снова спросил он.

— Тоже пройдет.

На лице мужа появилось недоверчивое выражение.

— Я сначала зашел к ней. Она задыхалась в приступе кашля. Служанке пришлось несколько раз встряхнуть ее, чтобы она снова смогла дышать.

— Лекарь прописал ей настой. Вот увидишь, через несколько дней ей станет лучше.

— Мне показалось, что душа ее тоже страдает. Быть может, Агнес нужно развеяться. Начать видеться с людьми. Великий Магистр каждый день спрашивает о ней и хочет навестить.

У Алейт разом пропал аппетит.

— Лекарь высказался вполне определенно, — проговорила она, отодвигая в сторону тарелку. — Отдых, еда и никаких посещений. Только тогда Агнес сможет встать на ноги.

Муж открыл было рот, чтобы возразить, но что-то удержало его. Он тоже отодвинул тарелку и знаком приказал служанке убрать ее.

В ту ночь Алейт не спала из страха, что еврей внезапно постучится к ней. Она никогда не позволит ему увидеться с Агнес.

Весь следующий день она не отходила от постели больной. Стараясь хоть как-то развлечь ее и зная, что девушка живо интересуется жизнью двора, Алейт, ненавидевшая сплетни, даже рассказала ей о последнем скандале.

Герцогиня Хуана наконец соединилась с мужем, при встрече оба плакали от радости. Однако идиллия продлилась недолго. Как и сказал еврей несколькими месяцами раньше, у герцога Филиппа была любовница, и он, казалось, очень ею дорожил. Эта новость достигла слуха герцогини, и та, вне себя от ревности, велела шпионить за дамой, длинноволосой блондинкой, с которой ее супруг встречался в лимонной роще парка Кауденберг.

Во время праздника под открытым небом герцогиня Хуана спряталась среди деревьев и ждала прихода соперницы. Та была очень красива, ее распущенные светлые волосы украшал жемчуг, модное открытое платье подчеркивало прелесть ее груди, и когда дама шла, все склонялись перед нею. В роще фрейлина украдкой подала ей записку, и тут герцогиня Хуана выскочила из-за деревьев и попыталась завладеть бумагой. Дама ловко проглотила ее. Тогда герцогиня бросилась на соперницу, намереваясь поранить ей лицо ножницами. Однако и это ей не удалось, и разъяренная ревнивица удовольствовалась тем, что отрезала у любовницы мужа несколько прядей длинных белокурых волос.