— Карл, когда ты родился?

— Третьего августа 1946 года.

Я не сразу уточнил:

— Ты это серьезно?

— Да.

— Ладно, Карл, я тебе верю.

— А зачем мне врать?

Золотые слова…

— Джейк, как насчет этого… как его там… Юрия?

— А что он делает?

— Похоже, он сам не знает, что ему делать. Наверное, думает, что мы пытаемся от него избавиться?

— Ну, в какой-то степени это так и есть. На самом деле, мне действительно интересно, что он делает.

— Понял.

Сэм сказал:

— Кстати, он вызывает нас на дорожной частоте.

— Может быть. Ты осматриваешь дорогу сзади, погони за нами нет?

— Смотрю в оба. Пока все чисто.

— Не хочешь выслать птичку слежения?

— Вряд ли от нее будет прок. А какой у тебя план, можно спросить?

— На самом деле никакого особого плана у меня нет, — ответил я. — Если только мы не сможем найти никакого укромного местечка, чтобы залечь подольше.

— Тут практически негде спрятаться. Местность абсолютно плоская.

— Я, впрочем, думал о том, — продолжал я, — что нам следует проехать как можно дальше и затеряться в этом тумане. Потом мы могли бы преспокойно остановиться на обочине и прослушивать тех, кто едет мимо нас. Любой подозрительный звук, шум — разворачиваемся и быстренько ныряем в какой-нибудь другой портал.

— Замечательная мысль, — одобрил Сэм. — Чертовски замечательная мысль, сын. Время от времени ты демонстрируешь, что половина мозга у тебя наверняка имеется. Давай так и сделаем.

Примерно в пяти кликах дальше по дороге мы так и поступили. Дорога не была нам видна, но внешний микрофон направленного действия дал бы нам знать, если бы кто-нибудь проехал.

Юрий молча последовал за нами, пока мы выполняли этот маневр: бело-голубой омнифургон, прекрасная машина с двойной защитой, предназначенная для того, чтобы служить и машиной и домом, правда помятая и потрепанная долгой дорогой. Иллюминаторы покрывала засохшая грязь и пыль, но на передних сиденьях можно было разглядеть две смутные фигуры.

Мы сидели, молча прислушиваясь к тихим постанываниям ветра. Так прошло минут десять. Сэм не выдержал:

— Спроси Карла, кто, по его мнению, выиграет Кубок Национальной Хоккейной Лиги в этом году.

— Хм-м-м, — я протянул руку и постучал пальцем по главному экрану. — Ну-ка, включи сканнеры помощнее. Посмотри взад-вперед по дороге на небольшом расстоянии.

Сэм послушался.

— Ничего, — сказал я, — Ни одной пылинки. Я-то наверняка считал…

— И я тоже, — ответил Сэм, — я был уверен, что они постараются засечь, если мы свернем к этому порталу, если они нами все еще интересуются.

— Не могу понять, что же такое тогда были эти машины. Может быть, догадка Юрия справедлива, и они всего-навсего чужаки в машинах земной марки?

— Похоже на то.

Я надавил на клаксон, потом включил рацию.

— Карл, кто собирается выиграть Кубок НХЛ в этом году?

— Ну, я сам болею за «Доджеров» из Лос-Анджелеса… — он рассмеялся, — Ты что, издеваешься? Хоккей вымер, как доисторическая птица дронт.

— Слышал, что его собираются воскресить, снова устраивают крупные игры высшей лиги в Северной Америке.

— Правда? Я и не слышал.

— Ты сказал, что родился в 1946 году?

— Да. Тысяча девятьсот сорок шестой год от Рождества Христова.

— Я так понял, что ты родился на Земле.

— Да. Лос-Анджелес, Калифорния.

— Как же ты попал в наше время, на сто пятьдесят с лишком лет позже?

— Меня похитили. Эти, с летающей тарелки.

Это называется — не задавай глупых вопросов — не услышишь соответствующих ответов.

Язык очень странно себя ведет по отношению к тому, что именно он проносит сквозь столетия в словарном багаже, а что выбрасывает по дороге. Хотя само по себе выражение «летающая тарелка» не было совсем забыто, его первоначальное значение подернулось мраком и совсем пропало из словарей. В современном значении, если тебя как следует шарахнут по голове, то ты увидишь эти самые тарелки, то есть будешь страдать временными зрительными галлюцинациями. «Слезь с летающей тарелки» означает — «прекрати свои фантазии и вернись назад, к реальности». Спроси кого-нибудь, что такое на самом деле «летающая тарелка», и скорее всего человек посмотрит на тебя непонимающим взглядом, как если бы ты у него спросил, к чему относится «бакс» во фразе «передать баксы»[7].

Первоначально выражение «летающая тарелка» подразумевало только одну вещь: внеземной космический корабль. Если верить отчетам того времени, небо Земли было буквально забито подобными предметами начиная с середины двадцатого столетия и кончая первой третью двадцать первого, когда была открыта Космострада на Плутоне. После того рассказы об этих штуках потихоньку сошли на нет. Официально такие объекты назывались «Неопознанные летающие объекты» или НЛО. По форме почему-то подобные предметы больше всего напоминали развешенные в небе части сервиза. Я знаю все это только потому, что как-то писал курсовую в колледже на тему популярных заблуждений. Спецкурс назывался «Массы и коллективное сознание» (ничего, кстати, из того курса не помню).

Здесь, на дорогах между мирами, люди больше не наблюдают за полетом летающих тарелок. Они встречают другое: путешествующих во времени двойников давно умерших любимых людей, машины, которые можно принять за «летучих голландцев» сегодняшнего дня, мчащиеся по Космостраде вместе со своими призрачными пассажирами; автомобили, где в водительском кресле Иисус Христос, Будда, Кришна или Джон Леннон (помню, как провел целый вечер за пивом в компании леннонитов — очень интересная маленькая секта). Людям являются во всей красе различные химеры, причем весьма разнообразные, но… никаких космических кораблей. Да и зачем нужен космический корабль, если можно сесть в машину и проехать сотню-другую световых лет? Итак, кому нужен космический корабль? Ответ: только расе, которая не имеет доступа к Космостраде.

— Карл, нам обязательно надо поговорить, — сказал я, — но пока отложим беседу, пусть даже мне очень не хочется этого делать.

— Идет.

— Сэм, дай-ка мне дорожный диапазон, канал девятнадцать, на низком уровне.

Сэм выполнил просьбу, и я произнес:

— Юрий? Это Джейк.

— Хелло!

— Наверное, ты давно уже ломаешь голову над тем, что случилось.

— Полагаю, у тебя есть причины бьггь осторожным.

— Правильно догадался. Извини, что мы тебя не предупредили, но мне показалось, что лучше поддерживать тишину в эфире, по крайней мере на волнах дорожного диапазона. Юрий, у тебя есть многоканальный декодер, который бы работал в защищенном режиме?

— Да, разумеется.

— Хорошо. Сэм сделает так, что ты сможешь принимать на нашем канале, защищенном от прослушивания.

Мы включили моторы и поехали дальше по совершенно плоской ровной дороге. Но едва впереди показалась Космострада, Сэм вдруг завопил:

— Что-то на сканнерах!

— У нас есть время развернуться обратно?

— Нет, эта дрянь мчится на скорости мах-запятая-три. Наверное, «дорожный жук».

Ну, конечно, так оно и оказалось. Мы смотрели, как серебристая машина скользит мимо нас, прорезая себе дорогу в густом, похожем на суп, тумане.

— Ну и ну, — удивленно сказал Сэм, — он нам что-то передавал. Погодите-ка… вот запись.

— ДОСТУП В СЛЕДУЮЩУЮ СЕКЦИЮ КОСМОСТРАДЫ ВОСПРЕЩАЕТСЯ. НЕМЕДЛЕННО РАЗВОРАЧИВАЙТЕСЬ НАЗАД, — раздался механический голос, говоривший на интерсистемном.

— Ну что же, — я пожал плечами, — Не собираюсь спорить с «дорожным жуком». Взвод, нале-во!

Повернув налево, я сумел вовремя выровнять машину и вывел тяжеловоз на его крейсерскую скорость. Все послушно повторили маневр.

Но вскоре сканнеры отобразили пять точек. Никто из них не торопился, сохраняя чертовски деловой вид. Я знал, кто они такие.

— Отступать! — скомандовал Сэм.

— Разве Юрий не говорил, что заметил четыре земные машины? — поинтересовался я, выводя тяжеловоз на широкий дугообразный поворот.