Почему так трудно воссоздавать культуру? Потому что она «никогда не творилась безликой массой. Она вырабатывалась в элите, составляющей ядро, совесть, самосознание любой нации. Преимущество культурной элиты в том, что она имеет возможность активно осмыслять информацию, широко смотреть на вещи, критически мыслить, сохранять те подлинно человеческие свойства, которые, как правило, теряются в толпе. Поэтому Г. Федотов так настаивал на необходимости для каждого народа оберегать свою элиту, прислушиваться к ней, давать ей простор для свободного развития» [18].
Энциклопедическое образование отца Александра быстро снискало ему популярность среди деятелей культуры, находившихся в духовном поиске, не удовлетворённых государственной идеологией. Когда же эти люди встречались с батюшкой, оказывалось, что не только его образованность и приветливость притягивают к себе, но и удивительное чувство свободы, которое физически ощущалось в его присутствии. Чувство необычное для советских людей, живших под гнётом тоталитарной пропаганды; необычное вообще для русских людей, как правило, страшно «зажатых», ибо в России никогда не дышалось легко.
Но отец Александр был духовно свободен сам и заражал чувством божественной свободы других. На этот дар батюшки обратил внимание при знакомстве с ним вологодский архиепископ Михаил (Мудьюгин): «Эта внутренняя свобода была, быть может, одной из отличительных черт его менталитета, которые делали его служение, проповедь и всю его личность столь привлекательными» [19].
Это была такая свобода, которая буквально вливала силы для серьёзных жизненных свершений, для героизма. Вблизи батюшки каждый чувствовал себя значимой личностью, человеком в высшем смысле этого слова. Те, кто искал в Церкви авторитарного руководства, с трудом приспосабливались к ненавязчивой педагогике отца Александра, но люди творческие, активные и не приемлющие идеологического диктата обретали в его приходе родной дом.
Позиция гонимого священника, в которой всегда находился отец Александр, привлекала к нему также многих антисоветски настроенных людей. Они приходили к батюшке, ожидая увидеть в нём одного из лидеров оппозиции, а встречали человека, который говорил с ними о добросовестном труде на своём «советском» месте, о высокой профессиональной ответственности христиан. Батюшка объяснял им простые вещи: человек морально деградирует, если плохо работает. И это в то время, когда «хорошим тоном» среди православных считалось бросить свою основную профессию и уйти в сторожа какого‑либо храма.
Таким людям взгляды батюшки представлялись конформизмом, даже предательством. Но о какой христианской ответственности можно было говорить с теми, кто считал добродетелью халтуру на своей основной работе? Когда такие члены Церкви противопоставляли себя окружающим, они показывали им отвратительный пример якобы «христианского» поведения, идущего наперекор сути Священного Писания (вспомним слова апостола Павла, что человек должен трудиться, а не суетиться (2 Фес 3.10–11)).
Отец Александр говорил, что неудовлетворённость некоторых лиц существующим порядком не оправдывает неисполнение ими того долга, который они обязаны выполнять, имея в виду родительский, профессиональный, человеческий долг.
Батюшка считал важным для христиан не отгораживаться от повседневной жизни советского человека, от его культурной среды, а усваивать имеющиеся крупицы добра. Сам он смотрел телевизионные передачи, советские фильмы (некоторые из которых ему очень нравились), читал газеты и произведения советских писателей, — и всегда, везде старался найти что‑то положительное, позитивное, то, что могло бы стать основой для дальнейшего диалога.
Батюшка не делил мир, в котором жил, на чёрное и белое. Мол, в Церкви исключительно святые, а в миру одни негодяи. Здравомыслие и жизненный опыт наглядно показывали, что и в Церкви много грешников, а, с другой стороны, даже в таком мрачном и подлом месте, как КГБ, находились люди, способные творить добро (один из тех, кто его допрашивал в КГБ, потом у него же и крестился).
К тому же отец Александр не считал политические вопросы самыми насущными в жизни Церкви. Некоторым его прихожанам казалось, что главная наша проблема — политическая несвобода, которой нет на Западе, но которая «зажимала» нас. Но батюшка говорил, что свобода и несвобода — внутри человека. А утверждение, что западные люди все внутренне свободны (откуда же тогда столько неврозов, такой разгул наркомании и самоубийств?), а советские — нет, это миф.
«В тесноте Ты давал мне простор, когда я взываю, услышь меня, Боже правды моей», — говорится в 4 псалме. Те, кто видит причину церковных неудач в политическом строе, по сути заменяют духовную работу поиском внешних врагов Православия. «То, что внешние вещи оказываются сильнее, — писал отец Александр, — является свидетельством незрелости мирового христианства».
Одни видят врагов в католиках, евреях, либеральных православных, в тех, кто читает Евангелие на русском, а не на церковнославянском языке, другие — в коммунистах и атеистах. На самом же деле только мы сами делаем себя несвободными. Поэтому батюшка считал, в частности, что для обретения истинного чувства свободы совершенно бессмысленно эмигрировать. Он говорил: «Христианин должен бурить землю на месте, на котором поставлен Богом». Внутреннюю свободу мы можем обрести уже здесь, сегодня, для этого нужна только настоящая «метанойя» (обращение). А эмиграция создаёт лишь новые проблемы — материальные, языковые и прочие.
Батюшка хотел видеть нас свободными не от обязанностей, а от сознания советской «коллективной среды», чтобы нас не тянуло в сказочные заграницы, и мы ощущали себя счастливыми на своей Родине. Он знал, что это счастье возможно только рядом с Иисусом. И ставил себе задачу — создать своим прихожанам условия для встречи с Христом, помочь каждому реализовать себя во всей полноте, не теряя драгоценного времени на адаптацию к непривычным условиям жизни.
Он, действительно, необыкновенно ценил время. В домике при Церкви на стене висели часы, на столе стояли подаренные кем‑то японские часы–приёмник; когда он стал настоятелем, электронные часы появились даже в алтаре. Он часто вспоминал слова известной советской песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь» — и учил нас ценить этот миг, не тратить время попусту.
Он говорил, что стоит потерять даже полчаса, как всё пропало… Там, где упускаешь небольшой отрезок времени, за ним проваливаются целые куски. В своём еженедельнике он планировал работу и встречи на полгода вперёд, никогда не отвлекался на суетные мероприятия и потому успевал делать очень много.
Отец Александр помогал своим ученикам жить в том социуме, в котором они родились. Батюшка говорил, что «Христос учит не тому, как произошло зло, — это философия. Он учит нас тому, как жить в мире, в котором есть зло».
Несмотря на то, что отец Александр был против бегства христиан из социальной жизни, ему нравилось, когда люди вырывались из рутинной обыденности в творчество, когда они не крутились на службе, как винтики. Свободная творческая работа требует риска и веры, позволяет почувствовать помощь Божию. Батюшка любил, чтобы люди сами распоряжались своей жизнью, а не система управляла ими. Возможность полностью себя реализовать даётся человеку именно в творческой работе.
В задачах, которые ставил перед людьми отец Александр, не было ничего революционного — стать человеком, хорошо работать на своём месте, быть добрым к сослуживцам, любить свою семью и своих друзей, быть хорошими, любящими родителями, верными мужьями и жёнами.
Все это некоторым людям казалось чем‑то незначительным. Они обвиняли батюшку в том, что он не борется с архиереями, с советской властью, в то время как сами нуждались в решении простых проблем. Подобные «мелкие цели» были для них на самом деле недостижимы, и бунт казался им куда более притягательным, нежели настоящие ценности человеческой жизни.
