— А сейчас? Где он сейчас? — спрашивает Айк. — Он и нас столько лет преследовал.

— Он мертв. Слава богу! В конце концов он попался. Это случилось пять лет тому назад. Я снималась в Нью-Йорке. К тому времени я обзавелась целым штатом телохранителей. Жила в знаменитом небоскребе. Мой отец пришел под видом разносчика. Швейцар остановил его спросить, к кому он, тогда отец убил его, ударил ножом в сердце. Поднялась тревога. Отца схватили. Лицо убийцы осталось на пленке камеры наблюдения. Джека Кросса обвинили в убийстве и приговорили к заключению в Синг-Синг.[73] Там он сошел с ума. Его перевели в психиатрическую больницу повышенной секретности, и там он спрыгнул с крыши. Конец истории. До сих пор ни единая душа не знает, что мой отец — Джек Кросс.

— С чего ты взяла? — спрашивает Бетти. — Мы по долгу службы обязаны это знать.

— Джек Кросс писал мне из тюрьмы, — продолжает Шеба. — Каждый день.

— Джек Кросс — это настоящее имя? — спрашивает Молли.

— Нет. Когда родились мы с Тревором, его звали Густав По.

— Ты уверена, что он мертв? — уточняет Найлз.

— Его прах лежит в урне, которая стоит в моем доме в Санта-Монике. Давно нужно было вам все рассказать. Но мне легче было притворяться, что его вообще никогда не существовало.

— Пора спать, — командует Бетти, и мы обнимаем друг друга, желаем спокойной ночи.

— Ты не возражаешь, если я все проверю по своим каналам? — обнимая Шебу, спрашивает Айк.

— Не возражаю, конечно. Но ведь урна с прахом хранится у меня.

— Это может быть чужой прах. А может быть и прах Джека Кросса. Но не твоего отца.

Я спускаюсь в подвал, вхожу в свою спальню-чулан без окон. С радостью обнаруживаю, что к моим услугам прекрасная лампа, удобная кровать и во всю стену — шкаф с отличными книгами. Рядом с подушкой нахожу инструкции Шебы. Она напечатала их на листе плотной бумаги. Читаю, пока раздеваюсь.

«1. В 9.00 завтракаешь с Хербом Каеном в ресторане „Перри“ на Юнион-стрит. (Шеба будет присутствовать при этом.) Его помощь для нас имеет большое значение.

2. Сходи на старую квартиру Тревора по адресу: Юнион-стрит, 1038, и поговори с новым жильцом. Это адвокат, ее зовут Анна Коул. Может, ей известно что-нибудь о Треворе и его исчезновении. Пококетничай с ней, Жаба. Пусти в ход все свое обаяние, хоть ты утверждаешь, что его у тебя нет. Обрати внимание на все мелочи, даже на первый взгляд незначительные.

3. Встречаемся все в „Вашингтон-сквере“ и обмениваемся новостями.

Твоя любимая кинозвезда Шеба По».

Выключаю свет и ныряю под одеяло, в кромешную темноту, где даю волю воспоминаниям.

Когда Тревор только-только переехал в Сан-Франциско, ему нравилось дразнить нас, бедных смертных, обреченных влачить серенькое существование в Южной Каролине. Он всегда был любителем поговорить, притом на редкость блестящим, и в первые годы своей жизни в Сан-Франциско он звонил мне и рассказывал часами. Я восхищался, как мастерски владеет он языком, как зорко подмечает характерные детали, забавные мелочи. Он начинал карьеру пианиста. Его первой работой была должность пианиста в баре под названием «Кёртэн колл», который располагается в театральном квартале. В первый же вечер выступление Тревора произвело фурор, чему никто из нас не удивился. Знаменитый журналист Херб Каен засвидетельствовал успех нашего друга, через год посетив «Кёртэн колл». «Молодой волшебник с Юга околдовал клавиши и публику, его остроумие и блеск уже вошли в легенду», — написал Херб Каен в своей колонке, и с этого момента карьера Тревора пошла в гору. Он посылал мне вырезки со статьями Херба, чтобы я брал пример со зрелого, состоявшегося мастера слова, который с таким умом и талантом описывает родной город.

Утром отправляюсь в «Перри» на встречу с Хербом Каеном. Застаю его уже там, он со свитой устроился за лучшим столиком. Его окружают несколько робких обожателей с блестящими глазами, два возбужденных владельца кафе и группа туристов, которые фотографируются с ним. Своей аурой он воздействует на окружающих, наверное, куда сильнее, чем древнегреческий герой, но, может, чуть слабее, чем буддистский просветленный. У меня есть конкретный план. Еще в Чарлстоне, до отъезда, я позвонил Хербу и переговорил с ним. Но сейчас мне нужно убедить его написать статью и рассказать об исчезновении Тревора По и о поисковой экспедиции, которую организовали его школьные друзья из Южной Каролины.

Заметив, что я вошел и смотрю на него, Херб жестом приглашает меня за свой столик.

— Прости, Лео, что не упомянул о твоем друге в воскресной колонке. Понимаешь, не вижу, о чем тут особенно писать. В этом городе тысячи геев умирают от СПИДа. Вот только в этом ресторане сегодня утром заметил шестерых — все геи и все больны СПИДом.

— Как ты их отличаешь?

— Ты тоже научишься через пару дней. Представь, что ты русский солдат и только что открыл ворота Освенцима. У них голодный, изможденный вид. Это в нашем городе означает печать смерти.

— Но ты же помнишь Тревора По. Ты уже писал о нем.

— Превосходный парень. Чертовски интересный. Пианист от Бога. Играет, как черт. Но я не могу писать ни о чем, мне нужен сюжет. Нет истории, нет приманки. Гей-музыкант, который умирает от СПИДа? Всего и делов-то? О чем тут писать?

— Семеро его школьных друзей прилетели вчера из Чарлстона, чтобы разыскать его. Один из них только что назначен шефом полиции Чарлстона — это первый в истории Южной Каролины чернокожий начальник полиции.

— Премиленькая история. Сгодилась бы для мультфильма, да вот беда — я не режиссер.

Я смеюсь. Херб вызывает у меня восхищение, как и при наших прежних встречах.

— Не встречал лучшего гида, чем ты, — продолжает он. — Как ты мне показывал Чарлстон! Но за ту экскурсию я с тобой уже расквитался. А эта история — она хороша только для Чарлстона. В нашем Вавилоне она не сыграет. Кому это может быть интересно?

— Ты прав. Позволь угостить тебя «Кровавой Мэри». В знак старой дружбы.

— Что-то я в толк не возьму. Зачем ты пришел? Чем еще можешь меня заинтересовать?

— Может, и ничем. С точки зрения такого крутого парня, как ты. Великий город. Великие люди кругом, куда ни глянь. Чем тебя может заинтересовать маленький человек вроде меня? Пожалуй, мне лучше уйти.

— Пока не ушел, — придерживает меня за руку Херб, — скажи, чего тебе от меня надо.

— У поминания в твоей колонке, Херб. Просто, чтобы ты привлек к нам немного внимания. Больше ничего.

— И это после всего, что я сделал для тебя! — рычит Херб. — Черт, но ведь в твоем рассказе не за что зацепиться. Самая громкая твоя сенсация не тянет даже на строку в моей колонке. Мы выступаем в разных весовых категориях, Лео, и ты не дурак, сам понимаешь это.

— Ты — симфонический оркестр, Херб. А я всего лишь деревенская дудка. Я все понимаю. Но я никогда не упустил бы настоящую историю, как делаешь ты. Да, мне нужна твоя помощь, старина. В своем деле ты лучший в стране, тебе нет равных. И все же мне придется уйти. Завтракай спокойно, не буду тебе мешать.

— Хорошо, ты получишь завтра одну строку. Ты доволен, Лео? Будь благоразумен.

— Мне нужна половина колонки.

— Ты напрасно тратишь время. Свое и мое, — усмехается Херб.

— Пока, Херб. Вот телефон, по которому меня можно найти. — Я протягиваю ему листок бумаги.

— Ты играешь со мной. Ты, поросенок, играешь со мной, — говорит Херб с некоторым даже восхищением в голосе. — Вот что я скажу, Лео: хорошо, будет тебе половина колонки. Но уж и ты не подведи, а то окажешься шлимазл! Компренде?

— Я говорю на разных языках, включая идиш и итальянский.

— Ну валяй. Что ты припас в рукаве?

— Тревор По — родной брат голливудской звезды Шебы По. Это она организовала поиски. Она приезжала в Чарлстон специально, чтобы попросить нас о помощи.

— Ах ты сукин сын!

— Как-никак учился у мастера. А он всегда учил меня оставлять карту-другую про запас. Показывать сначала шляпу, а не кролика.