— Что было, то прошло. Впереди у тебя много дней, и для них потребуется много сил.

Я вешаю трубку, Айк встает из-за стола. Авторитет его бесспорен, и мы все выжидательно замолкаем. Несмотря на то что на нем шорты, цветастая гавайская рубашка и шлепанцы, осанка сохраняет значительность, присущую его характеру. Он откашливается, делает глоток пива и просматривает несколько страничек в своем блокноте.

— Вот что мы с Бетти думаем, — начинает он. — У нас так и не решена одна проблема. Это отец Тревора и Шебы. Мы по-прежнему ничего не знаем о нем. Где он сейчас? Но наверное, ни у кого нет сомнений, что рано или поздно он объявится в Чарлстоне.

— Это точно? — спрашивает Фрейзер.

— Нет, конечно, — отвечает Бетти. — Этот человек, судя по всему, псих. Но он умен, хитер, изобретателен и одержим навязчивой идеей. Мы сегодня перерыли кучу книг. В криминальной литературе не описано ни одного подобного случая. Этот тип — случай особый. Он пойдет на все, чтобы добраться до близнецов.

— Мы с Бетти убеждены, что он приедет в Чарлстон, — продолжает Айк. — Судя по рассказам Шебы, начинал он как заурядный педофил. Таких дети перестают интересовать, когда взрослеют. Но тут события приняли другой оборот. Слава Шебы зацепила его, и он не пожелал оставить ее в покое. Нам крупно повезло, что все мы уехали из Сан-Франциско живыми. Когда его переводили из тюрьмы Синг-Синг в психлечебницу, туда переслали его фото, отпечатки пальцев и характеристику. Вообще-то заключенных из тюрьмы в больницу переводят очень неохотно, а то все начнут симулировать помешательство, чтобы потом сбежать. Нужно быть уж совсем законченным психом с большими отклонениями, чтобы добиться перевода.

— Интересно, Айк, и какие же отклонения обнаружились у моего папочки? — спрашивает Шеба.

— Я не хотел тебе говорить, но раз ты спросила… — неохотно отвечает Айк. — У него была вредная привычка — поедал собственные экскременты.

Все с отвращением передергиваются, морщатся. Бетти раздает всем фотографии, и мы видим довольно привлекательного мужчину средних лет с лицом скорее ироничным, чем зверским. Шеба говорит, что, пока она росла, облик отца постоянно менялся — казалось, в одном теле обитает сотня разных мужчин. Любую роль он мог сыграть с блеском прирожденного актера. Только его зрители никогда не знали, когда заканчивается актер и начинается настоящий человек, без маски. У него был талант подражать любым акцентам, носить любые костюмы, имитировать любые повадки. Он заставил Евангелину По перевести близнецов на домашнее обучение, снимал уединенное жилье, и они селились на фермах или в сельских домах, порой даже не имевших адреса. Отец был мастер на все руки и приходил домой, одетый то как министр, то как хирург, то как ветеринар или мастер по ремонту телевизоров. Менялась роль — и полностью менялась его манера поведения, не говоря о внешности. Волосы он красил бессчетное число раз, так что близнецы уже не помнили естественного цвета и часто спорили на эту тему.

Семья переезжала каждый год, иногда и дважды в год. Дети в полной изоляции росли запуганными, терпели издевательства. Наконец их матери-алкоголичке удалось связаться с кем-то из родственников. Евангелина узнала, что тетушка, о существовании которой она не подозревала, оставила ей наследство и необитаемый дом в городе Чарлстон, штат Южная Каролина. Прошло еще два года, прежде чем побег состоялся. Евангелина все-таки отважилась на этот поступок. Она взяла деньги, которые оставила тетушка, и те, что удалось скопить. Наняла фургон, и он через всю страну повез их навстречу новой жизни. Поселились в штате Орегон, где отец, конечно же, разыскал их через транспортную контору, в которой нанимали фургон. Шеба сказала, что ее мать всегда умудрялась допускать такие досадные, глупые просчеты.

Теперь же Евангелина безнадежно больна, и ей ничего другого не остается, как принять свою участь. Шеба По вернулась домой, она уверена, что отец уже в пути и держит курс на юг. Но она, Шеба, твердо решила выйти замуж за Жабу, родить двоих детей и провести остаток жизни в Чарлстоне, тихо и мирно. Слишком много страданий терпела она в жизни, слишком много страданий сама причиняла другим.

— Шеба, может, ты выбросишь из головы идею насчет замужества? — спрашиваю я. — Я ведь, знаешь ли, валял дурака.

— Ты — да. А я — нет. Так что, пожалуйста, без дураков. Ты сделал мне предложение, и я его приняла. По-моему, все ясно.

Фрейзер, сильно взволнованная, не обращает внимания на нас с Шебой, а поворачивается к Айку и Бетти:

— Как же быть с нашими детьми и родителями? Они ведь подвергаются опасности?

— Да, мы считаем, что любой человек из окружения Шебы и Тревора подвергается опасности и может стать жертвой этого маньяка, — отвечает Айк. — У него, похоже, тормозов нет.

— Тогда мы больше не можем помогать тебе, Шеба, — говорит Фрейзер. — Мы с готовностью поехали в Сан-Франциско. Но сейчас расклад изменился. Мы не можем жертвовать своими близкими.

— Говори за себя, — прерывает Найлз. — Шеба, я буду охранять твой дом по ночам.

— Не смеши, Найлз, — фыркает Чэд. — Нужно думать прежде всего о наших детях и стариках. Самое главное — их безопасность.

— У Айка есть одна идея. Лично мне она нравится, — говорит Бетти.

— Как насчет того, чтобы взять Маклина Тихуану Джонса в телохранители? — спрашивает Айк.

— Этого еще не хватало! — восклицает Шеба.

— Реабилитация проходит успешно, — сообщает Бетти.

— Мы сегодня разговаривали с ним, — продолжает Айк. — В реабилитацию входит профессиональное обучение. Он выбрал курсы телохранителей.

— И мы наняли его тебе в телохранители, Шеба, — подводит итог Бетти. — Жить он может на первом этаже. Представь только — бывший профессионал из команды Оклахомы будет патрулировать твой сад по ночам! Что-то в этом есть, а?

— Все же он помог нам. Он нас вывел на Тревора, — напоминает Айк.

— Шеба, соглашайся, а то отменю нашу свадьбу! — подумав, говорю я.

И наше совещание завершается смехом облегчения — мы все понимаем, что в будущем особых поводов для смеха не предвидится.

Первая пятница сентября. Четыре батальона курсантов Цитадели стройными рядами маршируют на плацу под аккомпанемент барабанов и волынок. Капитан Айк Джефферсон в качестве нового шефа полиции уже дал присягу мэру Джо Райли; это произошло раньше, во время эпохальной церемонии, которая показалась мне одновременно и торжественной, и по-домашнему интимной — ведь главную роль в ней играл мой старый друг. А теперь курсанты Цитадели вышли на парад, чтобы воздать почести первому за всю историю выпускнику академии, занявшему должность шефа полиции Чарлстона. Айк в мундире стоит рядом с новым президентом академии, генералом Бадом Уотсом. Многочисленная и шумная свита Айка расположилась в огороженной красной лентой зоне для VIP-персон. Никогда не видел, чтобы на летний парад собралось столько народу, и это лишний раз доказывает, как любят и уважают Айка в родном городе. Его родители, жена и трое детей без ума от гордости. Тренер Джефферсон кричит всякий раз, когда называют имя сына.

— Громче, тренер, — поддразниваю я.

— Бывают минуты, когда нужно стоять, как скала, и быть мужчиной, — повторяет Найлз слова, которые тренер Джефферсон твердил нам на каждой тренировке.

— Отстаньте, мальчики, — говорит тренер Джефферсон, пытаясь промокнуть слезы на глазах уже мокрым насквозь платком. — Кто мог подумать, что я доживу до такого?

— Кто мог подумать, что мой железный тренер будет лить слезы, как малыш? — Найлз обнимает старика, у самого глаза тоже на мокром месте.

Невозможно оставаться равнодушным в такой потрясающий день. Похоже, на площадь вышла половина нашего класса из «Пенинсулы» и весь наш цитадельский курс номер семьдесят четыре.

Через ворота Лесесне въезжает лимузин Шебы. Мы с Найлзом подходим к казармам Пэджетта-Томаса. Когда лимузин останавливается, я открываю одну боковую заднюю дверь, а Найлз — другую. На Шебе облегающее желтое платье и белая шляпа, которая напоминает архитектурное сооружение. С курсантами, стоящими на посту, от восхищения едва не случается истерика.