Она спокойно улыбнулась и спросила:

— Ты и правда думаешь, что я на все способна, верно?

— Это неважно, — сказал я. — Для тебя должно быть важным то, что ты, возможно, окончишь жизнь в какой-нибудь тюрьме.

Вопль, который она издала, был негромким, но ужасным, а страх, отразившийся на ее лице пару минут назад, не шел ни в какое сравнение с тем ужасом, что искажал ее черты сейчас. Она схватила меня за лацканы и, прильнув к ним, залепетала:

— Не говори так, пожалуйста, не надо! Скажи, что ты так не думаешь! — Мими вся дрожала, поэтому я обнял ее, чтобы она не упала.

Мы не слышали, как подошел Гилберт, пока он не кашлянул и не спросил:

— Мама, с тобой все в порядке?

Мими медленно убрала руки с моих лацканов, отступила на шаг и сказала:

— Твоя мама — такая глупышка! — Она все еще дрожала, однако нашла в себе силы улыбнуться мне и сказать игривым голосом: — Жестокий, ты так меня напугал!

Я ответил, что сожалею об этом.

Гилберт положил пальто и шляпу на стул и с вежливым интересом смотрел то на одного из нас, то на другого. Когда стало ясно, что никто из нас не собирается ему что-либо объяснять, он опять кашлянул и сказал:

— Я страшно рад вас видеть. — Он подошел и пожал мне руку.

Я сказал, что тоже рад его видеть.

Мими произнесла:

— У тебя усталые глаза. Готова поспорить, что ты опять весь день читал без очков. — Она покачала головой и обратилась ко мне. — Он такой же неразумный, как и его отец.

— Есть какие-нибудь новости от отца? — спросил Гилберт.

— После ложной тревоги насчет его самоубийства — никаких, — сказал я. — Надо думать, ты в курсе, что это была ложная тревога.

— Да. — Он поколебался. — Мне бы хотелось поговорить с вами несколько минут, прежде чем вы уйдете.

— Конечно.

— Но ты можешь поговорить с ним сейчас, дорогой, — сказала Мими. — Разве у вас есть секреты, о которых я не должна знать? — Говорила она довольно непринужденно и уже перестала дрожать.

— Тебе это будет скучно. — Он взял шляпу и пальто, кивнул мне и вышел из комнаты.

Мими вновь покачала головой и сказала:

— Я совсем не понимаю этого ребенка. Интересно, какие выводы он сделал из нашей немой сцены. — Казалось, она была не особенно обеспокоена. Затем, уже более серьезным тоном добавила: — Почему ты сказал так, Ник?

— Насчет того, что ты окончишь жизнь в?..

— Нет, давай не будем. — Ее передернуло. — Я не хочу об этом слышать. Ты не можешь остаться на ужин? Вероятно, я буду совсем одна.

— Извини, не могу. Ну, так что там насчет улики, которую ты нашла?

— На самом деле я ничего не нашла. Это была ложь. — Стараясь меня убедить, она нахмурилась. — Не смотри на меня так. Это действительно была ложь.

— Значит, ты вызвала меня только для того, чтобы мне солгать? — спросил я. — Почему же тогда ты передумала?

Она хихикнула.

— Наверное, я и правда нравлюсь тебе, Ник, иначе бы ты не вел себя по отношению ко мне так враждебно.

Подобная логика была мне недоступна. Я сказал:

— Ну что ж, посмотрю, чего хочет Гилберт, и отправлюсь восвояси.

— Может, останешься?

— Извини, не могу, — опять сказал я. — Где мне его найти?

— Вторая дверь на… Криса действительно арестуют?

— Это зависит, — сказал я, — от объяснений, которые он даст полиции. Ему придется говорить весьма откровенно, чтобы выкрутиться.

— О, он сможет… — Она оборвала фразу, подозрительно посмотрела на меня и спросила: — Ты не водишь меня за нос? Он действительно тот самый Розуотер?

— Полиция в этом вполне уверена.

— Но полицейский, который был сегодня здесь, не задал ни единого вопроса о Крисе, — возразила она. — Он лишь спросил, знаю ли я…

— Тогда они еще небыли уверены, — объяснил я. — Это было всегда лишь предположение.

— А сейчас они уверены?

Я кивнул.

— Как они узнали?

— От одной его знакомой, — сказал я.

— От кого именно? — Глаза Мими слегка потемнели, однако голосом она вполне владела.

— Что-то не припомню ее имя, — солгал я, но затем вновь вернулся на стезю правды. — От той, которая подтвердила его алиби в день убийства.

— Алиби? — возмущенно спросила она. — Ты хочешь сказать, что полиция поверит на слово такой женщине?

— Какой женщине?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Не знаю. Ты с ней знакома?

— Нет, — сказала она так, словно я ее оскорбил. Мими прищурила глаза и понизила голос почти до шепота. — Ник, ты думаешь, это он убил Джулию?

— С чего бы он стал это делать?

— Предположим, он женился на мне, чтобы отомстить Клайду, — сказала она, — и. —… Знаешь, а ведь он настаивал на том, что мы должны приехать сюда и попытаться вытянуть из Клайда деньги. Может, предложение исходило и от меня — не помню — но он настаивал. А потом, скажем, он случайно столкнулся с Джулией. Она, конечно же, была с ним знакома, так как они работали на Клайда в одно и то же время. И в тот день он знал о моем намерении навестить Джулию и боялся, что если я ее разозлю, она может выдать его, и… Такое ведь могло случиться?

— В этом нет ни капли здравого смысла. Помимо всего прочего, в тот день вы с Крисом вышли из дома вместе. Он не успел бы…

— Но мое такси ехало ужасно медленно, — сказала она, — и потом, я ведь могла где-нибудь по пути остановиться… Кажется, я останавливалась. Кажется, я останавливалась у аптеки, чтобы купить аспирин. — Она энергично кивнула. — Я точно помню, что останавливалась.

— И он знал, что ты остановишься, ибо ранее ты ему об этом сообщила, — предположил я. — Нельзя продолжать в том же духе, Мими. Убийство — вещь серьезная. В подобных делах людей не ставят под удар только потому, что они сыграли с тобой шутку.

— Шутку? — сверкнув на меня глазами, спросила она. — Ах этот… — Она принялась награждать Йорген-сена обычными в таких случаях непристойными, грязными и оскорбительными эпитетами; голос ее при этом становился все громче и громче, и вот, наконец, она уже кричала прямо мне в лицо.

Когда Мими остановилась, чтобы перевести дыхание, я сказал:

— Ругаешься ты, конечно, здорово, но…

— У него даже хватило наглости намекнуть, будто Джулию могла убить я, — сказала она. — Он побоялся прямо спросить, однако постоянно намекал на это, пока я совершенно определенно не заявила, что… ну, в общем, что я этого не делала.

— Ты ведь совсем не то собиралась сказать. Что же это ты совершенно определенно ему заявила?

Она топнула ногой.

— Не перебивай меня!

— Ладно, черт с тобой. Я приехал сюда не по собственному желанию, — сказал я и направился за шляпой и пальто.

Она побежала за мной и поймала меня за руку.

— О, Ник, прости, пожалуйста. Это все мой мерзкий характер. Не понимаю, что на меня…

Вошел Гилберт и сказал:

— Я немного пройдусь с вами.

Глядя на него, Мими нахмурилась.

— Ты подслушивал.

— Как мог я не подслушивать, если ты так кричала? — спросил он. — Ты не дашь мне немного денег?

— К тому же, мы не окончили наш разговор, — сказала она.

Я посмотрел на часы.

— Уже поздно, Мими. Мне нужно бежать.

— Может, приедешь после того, как закончишь все дела?

— Если не будет слишком поздно. Не жди меня.

— Я всегда здесь, — сказала она. — Неважно, который будет час.

Я сказал, что постараюсь. Она дала Гилберту немного денег, и мы с ним спустились вниз.

— Я подслушивал, — сказал Гилберт, когда мы вышли из здания. — Мне кажется, что если ты занимаешься изучением людей, и у тебя есть шанс, то не подслушивать — глупо, поскольку в твое отсутствие люди всегда ведут себя совершенно иначе, чем при тебе. Конечно, им не нравится, когда они узнают об этом, однако… — Он улыбнулся. — Вряд ли животным и птицам нравится, когда за ними шпионят натуралисты.

— И много тебе удалось подслушать? — спросил я.

— О, вполне достаточно — по-моему, я не пропустил ничего существенного.