— С ним все в порядке. Синяков много, но обошлось без серьезных повреждений.

— Бойцов Сопротивления готовили на совесть, не так ли, Жак? — он посмотрел на Делакру. — Жирару сорок один, а он без труда разделался с таким здоровяком, как Диггер. Вы должны сказать мне, месье Хаскелл, как это все произошло.

Вот Макс говорит, что очаровательная Жульет вновь оказалась в центре событий.

Что-то этот Макс слишком много знает, подумал я.

— Не знаю, вправе ли рассказывать вам об этом.

— О, перестаньте, дорогой мой, перестаньте, — он подошел к столу и наполнил бокал пенящимся шампанским.

Его веселые глаза остановились на Кролле.

— Извините, Макс. Я забыл, как вам не нравится кого-то обслуживать. Сразу после войны Максу пришлось стать официантом, чтобы не умереть с голоду, месье Хаскелл. Он до сих пор не может прийти в себя. А теперь выпейте, мой друг, и расскажите обо всем, ничего не упуская.

— Драка волнует нас гораздо меньше, чем убийство мистера Кардью, как я понимаю, давнего друга посла Делакру, — ответил я.

— Разве я не помню, как вы играли в шахматы со старым джентльменом, которого звали Мюррей Кардью? — Бернардель посмотрел на Делакру. — Кажется, несколько лет назад я видел его в нашей квартире в Париже.

Делакру кивнул.

— Меня потрясло известие о его смерти. Обаятельный, добрый, безвредный старик. Перед смертью он пытался дозвониться до меня.

Бернардель расхохотался. Чужая смерть, похоже, только добавляла ему бодрости.

— Может, ваш маленький секретарь убил его в приступе ревности, Жак? Я тревожусь за мадам Делакру. Этот утонченный Лакост, должно быть, ужасно мучается, что кто-то может оказаться к вам ближе, чем он. Не зря же говорят, что секреты нельзя доверять ни наркоманам, ни гомосексуалистам.

Меня удивляет, что вы держите Лакоста на столь ответственном посту.

Понемногу я начал осваиваться и понимать, с кем имею дело. Словесная рапира Бернарделя, кончик которой он обильно смазал ядом, разила без промаха. Сначала — начисто лишенный юмора Кролл, потом-Делакру. Приближался и мой черед.

— Лакост справляется с порученным ему делом, — сухо ответил Делакру.

— Я рад за него, — Бернардель наполнил свой бокал. — Бедный Диггер. Вчера он позвонил мне в Париж перед самым отлетом. Похоже, маленький Лакост настоял, чтобы Жирары на званом вечере сидели за вашим столом, Жак. Дипломатический протокол. Неудобоваримая ситуация и для бедняги Диггера, и для Жираров. Диггер заявил, что не придет на прием. Я не хотел и слышать об этом. Как можно упустить такое развлечение — Диггер и Жирар испепеляют друг друга взглядами, сидя за одним столом! И красавица Жульет, снедаемая любовью и жаждой мщения. Только дефективный Лакост мог игнорировать эти нюансы, — смеющиеся синие глаза уперлись в Делакру. — Но меня удивляет, что такой великий гуманист, как вы, Жак, не отменили решения этого балбеса.

Не мог же Лакост не знать, кто есть кто?

— Раз уж вы продолжали настаивать на присутствии Салливана, — ответил Делакру, — я предложил Жирару сесть за другой стол. Он отказался.

— Как благородно! Как мужественно! Как глупо! — Бернардель одним глотком осушил бокал и наполнил вновь. — Что ж, возможно, утренняя стычка вправит ему мозги, — синие глаза внезапно метнулись в мою сторону, и я понял, что за внешней смешливостью скрывается холодный, трезвый ум. — Полагаю, мой давний приятель Шамбрэн сейчас рвет на себе последние волосы. Убийство, драка в кабинете, международные интриги, и все это в его драгоценном отеле. Большего святотатства он и представить себе не может.

— Он переживает, — заметил я, восторгаясь Бернарделем.

Ничего не упустил, прошелся по всему, будь то убийство, драка, наркотики или политика. Я понял, что представление давалось ради меня. Он просто искал, на что же я клюну.

Информация, ему требовалась информация, и он желал получить ее, не задавая прямых вопросов. Я чувствовал, что Делакру и Кролл также наблюдают за мной. Они, правда, знали, чего ждать от Бернарделя.

— Удивительный человек, этот Шамбрэн, — поведал нам Бернардель. — Манеры придворного. И реальная власть, обретенная за тридцать лет, в течение которых по крупицам вызнавалась подноготная богатых и знаменитых. Глядя на него, поневоле забудешь, что он, в сущности, всего лишь хорошо оплачиваемый мажордом, — Бернардель посмотрел на меня, ожидая бурных протестов, но я лишь улыбнулся.

— А самая потрясающая его особенность заключается в том, что он презирает деньги, — продолжал Бернардель, — ненавидит сверхбогачей, ненавидит увешанных драгоценностями старушек, ненавидит власть денег, которая позволяет их обладателям вести себя, как им вздумается. Подозреваю, такое отношение к деньгам как-то связано с его низким происхождением. Его отец возил на тележке овощи по улицам Парижа, — вновь взгляд на меня в ожидании резкого отпора. — Так что небезынтересно будет понаблюдать за ним в ближайшие несколько дней. Он отыщет способ наказать тех, кто решился вызвать рябь на поверхности его маленького тихого пруда. Вы согласны, мистер Хаскелл?

— Я чувствую себя уютно на его стороне, — ответил я. — Кстати, мистер, в приведенные вами факты закралась неточность.

— О? — Бернардель искренне удивился.

— Это была рыба.

— Простите?

— Шамбрэн много раз говорил мне, что его отец торговал на улице рыбой, а не овощами.

Бернардель расхохотался.

— Снимаю перед вами шляпу, мистер Хаскелл. Вы отлично вымуштрованы. Я ожидал, что вы расскажете мне о происходящем за закрытыми дверями, о мыслях и чувствах всех, кто замешан в этой истории, а выяснил лишь то, что вы грудью защищаете вашего высокоуважаемого работодателя.

Интеллигентность и верность. Товары, которые не продаются за деньги, если учесть, сколько вам платят в «Бомонте».

— Могу я что-нибудь сделать для вас? — спросил я. — Может, вас что-то не устраивает?

— Да… да, месье Хаскелл. Вы можете уйти отсюда и предоставить мне возможность зализать раны. В следующий раз, если я захочу что-то узнать у вас, я не буду ходить вокруг да около, а сразу перейду к делу.

Я кивнул Делакру, который сухо улыбнулся в ответ. Кролл стоял ко мне спиной. Я направился к двери, и тут же звякнул звонок.

На пороге стоял Салливан. Увидев меня, он вздрогнул.

— Ну и ну!

— Мой дорогой Диггер! — загремел за спиной голос Бернарделя.

— Рассказывать обо всем будете сами, — сказал я Диггеру.

На его лице отразилось облегчение.

— За десять минут нашего общения месье Хаскеллу удалось практически ничего нам не сказать, — Бернардель подошел к двери. — Мой дорогой друг, я так рад видеть вас.

Диггер протиснулся в комнату.

У меня возникло предчувствие, что он добровольно лезет в ловушку. Он говорил нам, что намерен держаться как можно ближе к Бернарделю, чтобы ловить каждое ненароком брошенное слово. Но у меня создалось впечатление, что с этим толстяком подобные игры не доведут до добра.

Моя приемная напоминала сумасшедший дом. Ее заполнили репортеры и фотографы, и мисс Куингли, машинистка, стойко держала оборону. Обычно ко мне приходили обозреватели, ведущие колонки светской хроники, да журналисты, освещающие показы мод. Убийство привлекло в отель совсем другую команду, от них не укрылся разгром в моем кабинете. Теперь они обсуждали, кто дрался и по какому поводу. Полиция и прокуратура ограничились короткими заявлениями по делу Кардью и продолжили расследование убийства. К Шамбрэну репортеров не пустили, в моей приемной они тоже не получили искомых ответов.

Мисс Куингли устала повторять: «Извините, я ничего не знаю, подождите мистера Хаскелла». Чувствовалось, что она держится из последних сил.

— Где Шелда? — спросил я. Я не видел Шелды с тех пор, как она вытерла мне лицо влажным носовым платком. Мисс Куингли протянула мне листок бумаги. Я прочитал: