— Знает, где было убийство, — сказал Валера.

— Это многие знают, какое тут доказательство?

— Одно, правильно, не доказательство, а в цепи — будет. Я ставлю.

— Ладно, ставь. Только с ним выезд сделаем, пусть это место сам покажет.

— Видишь, сколько еще работы, а мы в панику бросились: все пропало, ничего не докажешь.

— Ссора была с убитым, — вставил Зимин, — и дворничиха говорит, и Шалимов. Ставь.

Перечислили еще ряд доказательств. Цепь получилась.

— Осталось одно, самое главное звено: день убийства. Он не знает, а нам это нужно. Если Шалимов вспомнит, что убил 18 марта 1969 года, то цепь замкнется.

— Не назовет он день убийства: не помнит, — сказал Алтаев.

— Стоп! — закричал Колесников. — Шалимов же сказал, что выпил, потому что у соседа были именины. Соседа звали Кириллом. Если у этого Кирилла именины 18 марта, то все — цепь замкнулась.

— А если нет? — спросил Зимин.

— Если нет, тогда все рушится, вся цепь, — ответил Игорь. — Такой улики не будет, все остальные будут выглядеть как за уши притянутые. Звони, Валера, узнай, когда там у Кирилла именины бывают.

Колесников порывисто снял трубку и растерянно обернулся:

— А куда звонить? В справочной не скажут, в церковь звонить?

— В церковь.

— А ты телефон знаешь? И в какую? — ехидничал Колесников.

— Пойдем в библиотеку, энциклопедию посмотрим.

— Поздно, библиотека уже закрыта, да и не энциклопедию смотреть надо, а святцы. Ладно, завтра посмотрим.

На следующий день все трое явились в библиотеку задолго до открытия. Стояли, нетерпеливо ожидая появления библиотекаря Елены Николаевны. Поскорее хотелось узнать, какого же числа бывают именины у Кирилла.

Елена Николаевна с удивлением посмотрела на них:

— Именины Кирилла? Это надо искать день святого Кирилла. Атеистическая литература на четвертой полке в правом ряду, посмотрите.

Стали смотреть, но ничего не нашли. Было много антирелигиозных брошюр на различные темы. Зимин нашел книжку про адвентистов седьмого дня, плюнул и пошел к полкам Большой Советской Энциклопедии. Подошли сюда и Игорь с Валерием. Перевернули почти все тома, почерпнули массу полезных сведений, но того, что им нужно было, не нашли.

— У бабки какой-нибудь спросить, что ли? — сказал Зимин.

— Что тебе это даст? Нам нужно официальное свидетельство, — ответил Алтаев. — Придется идти к начальству, возьму отношение и поеду в Совет по делам религий. А вы проведите опознание ножа и выезд на место происшествия.

Колесников вызвал Шалимова, а Зимин пошел за понятыми. Предъявили четыре фотографии ножей, одним из них было совершено убийство. Его-то и опознал Шалимов. Потом поехали на место происшествия. Николай рассказал все, как было. Его рассказ совпал с показаниями очевидцев.

К концу дня вернулся Алтаев из Совета по делам религий.

— Нож узнал? — спросил он.

— Узнал, узнал! Ты рассказывай, что там?

— Ничего. Посоветовали зайти в любую церковь, — сказал Игорь, — и посмотреть календарь, который выпускает Московская епархия.

— А тебя не турнут из церкви? За оскорбление чувств верующих. Они ведь не любят, когда к ним атеисты приходят.

— А зачем мне верующих оскорблять? У меня дело есть: должны впустить. Раз в Совете рекомендовали, значит, можно.

На работу Алтаев пришел в черном вечернем костюме, в белой рубашке, в строгий галстук была воткнута великолепная золотая рапира — предмет зависти всего отдела.

— Ты смотри, как вырядился? — удивился Колесников. — А вообще, правильно, пусть знают милицию. Ты меня возьми с собой, я что-то давно в церковь не ходил…

Игорь решил пойти в небольшую церквушку, которая затерялась в тиши арбатских переулков. Как-то они вместе с Галей гуляли там, и она сказала, что от этой церквушки веет стариной и уютом. Вокруг уже выросло несколько высотных домов, и церковь походила теперь на театральную декорацию: так странно выглядела юна в окружении этих современных зданий.

Подъехав к церкви, Игорь вышел из машины. (Колганов дал для представительности черную «Волгу».)

— Мне бы с кем-нибудь из руководства поговорить, — сказал Алтаев вышедшей навстречу старушке и смутился от казенности получившейся фразы. И сразу же добавил: — Батюшка принимает сегодня? Или, может, в другое время?

Игорь, помня напутствие Колганова, был предельно вежлив. «Смотри, Алтаев, — поучал его полковник, — не нагруби! Лучше переборщи с вежливостью, а то шум будет, скажут, в религиозные дела вмешиваемся».

— Пожалуйста, батюшка всегда принимает, даже ночью, если дело есть. — Старушка повела Алтаева за собой.

Батюшка, высокий, плотный, еще не старый мужчина, удивился и даже немного растерялся, увидев удостоверение Алтаева, но когда понял, чего от него хочет инспектор уголовного розыска, тут же вынул церковный календарь, нашел март и стал вслух перечислять:

— 17-го — святой Лука, 18-го — святой Кирилл, 19-го — святые Хрисанд и Дарий…

— Все, спасибо, дальше не надо, мне нужно только 18-е! — воскликнул Игорь.

— 18-е — день святого Кирилла.

— А ошибки быть не может? — на всякий случай спросил Алтаев.

— Какая же может быть ошибка? — обиделся батюшка. — У нас все точно.

«Конечно, если не считать существования самого бога», — улыбнулся про себя Игорь. Поблагодарив священника и взяв у него справку о том, что 18-го марта — праздник святого Кирилла, Алтаев поехал на Петровку.

В МУРе на справку смотрели как на добытую ископаемую редкость. Круг замкнулся.

— Молодцы, ребята! Теперь в прокуратуру дело передавайте, с побегом закончили, а раз есть новые обстоятельства по делу, то выносите постановление, — сказал Колганов. — Молодцы! Убийство десятилетней давности раскрыли, не ожидал, честно говоря. Но в общем, хорошо, грамотно поработали!

Собрались в кабинете. Еще раз посмотрели на нарисованную Игорем картинку. Валера взял карандаш и соединил все маленькие окружности. Круг замкнулся.

Сегодня они лягут на архивные полки. Рядом с теми, что уже успели слегка выцвести и запылиться. Толстые, аккуратно прошитые и пронумерованные тома кропотливых и упорных следовательских поисков. На каждом из них после строки: «Дело начато…» — появилось свежее добавление: «Окончено…» И число, месяц, год. Это значит, что преступление раскрыто, виновные наказаны. Или, наоборот, с честного человека снято подозрение.

Перелистаем несколько таких историй, принятых к бессрочному хранению.

Женщина плакала долго и горько. Сквозь беспрестанные рыдания трудно было разобрать слова. Наконец лейтенант Николай Степанович Кузовлев, дежуривший по УВД города, понял: у нее пропал ребенок, сын. Валеркой зовут. Полненький, белоголовый, в матроске.

— Как так — пропал? — Лейтенант быстро вышел из-за стола, уставленного телефонами, попытался, как мог, успокоить убитую горем мать. — Да что у нас, Америка, что ли? Найдем, обязательно, найдем!

Вернувшись на место, Кузовлев кратко записал рассказ посетительницы в журнал и, кроме того, попросил ее оставить официальное заявление. Суть происшедшего удивляла. Во-первых, ребенок пропал не здесь, в Прикамье, а где-то там, на Кубани, откуда приехала женщина. И, во-вторых, пропал он не сейчас, а полтора года назад. Сюда же Зинаида Мостовенко приехала к родителям бывшего мужа в надежде выяснить, где он находится и куда девал мальчика, украденного из ее дома.

— Почему же вы до сих пор молчали? — строго спросил лейтенант.

— Да, я виновата, — согласилась Мостовенко. — За свое легкомыслие расплачиваюсь…

И она, перестав плакать, рассказала, как встретилась впервые с Михаилом Селиверстовичем Опаровым, с мужем своим, восемнадцатилетняя девчонка, как закружилась голова от его красноречия, былей и небылиц, клятвенных обещаний. Рослый, красивый, ходил Опаров по станице, не мужчина — загляденье. Правда, соседки, задержавшись у колодца, увещевали мать: «И куда твоя Зинка лезет, не пара он ей, седина на висках пробивается». Но Мостовенко-младшая и слушать никого не хотела. «От зависти все это, — твердила в ответ. — А что до седины, повоюйте с его — совсем белыми станете!»