— Бросьте молоть чепуху, — оборвал его Ченцов. — Сопровождающий грузы Лохов человек проверенный. Сушкова, я думаю, представлять не нужно. Изотов, да, служил в царской армии, но по складу своего характера не мог пойти на такую авантюру.

— Бог его знает, — сказал кто-то из угла. — Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся. А тут еще накануне войны. Все могло быть.

— Мы слышали, будто нашли кого-то в летной форме, — вставил слово Бурков.

— Да, прошлой осенью на Лене подняли утопленника, но опознать было невозможно — слишком долго пробыл в воде.

Следом за Ченцовым выступил Бурков:

— Правильно сказал майор: бдительность терять нельзя. Нам государство доверяет перевозить вещи, о ценности которых мы порой и не подозреваем. Вот вы здесь говорили: золото, золото. Конечно, и оно имеет ценность, но должен я вам сообщить, что вместе с самолетом пропали важные документы, которые вез Изотов. Топографическая съемка местности, описание будущей железнодорожной магистрали. Несколько лет работы, поисков, маршрутов. Посмотрите. — Бурков подошел к карте, провел пальцем севернее Байкала. — Как известно, Транссибирская магистраль была проложена в начале нашего века. Сразу же после русско-японской войны. Встал вопрос о создании новой дороги, которая прошла бы севернее прежней. Перед первой мировой войной провели изыскания. Было несколько вариантов дороги. Они уточнялись, дополнялись, а в последние годы изыскатели получили мощное средство — самолет. Была проведена детальная съемка местности. Сушков после ухода от нас именно этим и занимался.

— Не только этим, — подпустил кто-то из летчиков шпильку.

Бурков покраснел, дрогнули, замерли на полуслове губы, но он все же пересилил себя, все тем же ровным голосом продолжал:

— Сушковым была проведена аэрофотосъемка, уточнены некоторые детали дороги. Сейчас вопрос с повестки снят, но, я думаю, после войны дорога все равно понадобится.

На этом разбор был закончен. Летчики высыпали на крыльцо, задымили махоркой. Со стороны железнодорожной станции донесся гул вечернего эшелона, и, будто поднятый этим гулом, с озера взлетел косяк диких гусей.

Вечером того же дня был арестован Гриша-тунгус. Его увезли в город на самолете. Вместе с ним улетел Ченцов.

22 июня

Целый день Никифор с Лоховым искали Изотова. Не нашли. Нужно что-то делать. Но что? Меня постоянно преследует мысль: виноват во всем я. Если бы не полез в грозу, если бы вернулся. Как говорил Павел: «Знал бы где упасть, соломки бы постелил».

В середине января Михаил Худоревский прилетел на замену двигателя в Иркутск. Он сдал самолет техникам, поехал в город к Погодиным. Константин Бурков передал с ним посылку — несколько банок тушенки.

— Если Погодиных нет в городе, разыщи Тамару, отдай ей, — на прощанье смущенно сказал он.

Город был в тумане. Дома острыми боками резали серый и вязкий, как студень, воздух. Казалось, где-то сломались подпорки и небо всей тяжестью навалилось на землю, прогнуло провода, крыши домов, ветви деревьев. Чтобы но потеряться в этой кутерьме, деревянные дома сцепились заборами и, держась друг за друга, как в хороводе, шли к реке. Холодно и безлюдно на улицах. Лишь в стороне предместья, куда брел Худоревский, сквозь туман видно какое-то движение. С соседней улицы бежали ребятишки. Вдруг качнулся воздух, ударил тугим спрессованным звуком, с проводов посыпался на землю снег.

— Что это? — встревоженно спросил Худоревский у ребятишек.

— Заторы взрывают. На Ангаре наводнение. Обмороженных на машинах в госпиталь возят, — бойко выпалил один из мальчишек.

В сорокаградусный мороз выпер наружу донный лед, чуть ниже города забил протоки, река вспухла и, разлившись, зацепила нижние дома. Худоревский видел, как дымящаяся вода расползалась по огородам, съедала снег, бились о завалинки оплавленные льдины. На крышах домов копошились люди. В конце улицы на пригорке стояла санитарная машина, от домов к ней подплывали лодки, ссаживали на твердую землю людей.

Спасательными работами руководила молодая женщина в черном дубленом полушубке. Помогал ей высокого роста санитар. Он выуживал из лодок скрюченных ребятишек, кутал в суконные одеяла и относил их в машину. Женщина сидела на фанерном ящике, спрашивала у санитара фамилии пострадавших и, согревая дыханием пальцы, записывала в блокнот. Худоревский направился к ней, намереваясь попросить лодку, чтобы сплавать к дому Погодиных. Женщина мельком посмотрела на него и, вздрогнув, медленно опустила руки.

— Михаил, откуда ты взялся? — растерянно проговорила она.

— Тамара? Вот не ожидал! — воскликнул Худоревский. — Я в командировке, самолет в рембазу пригнал. Константин Петрович просил к Погодиным заскочить.

— Погодиных в Иркутске нет, — ответила Буркова. — Анна с ребятишками в деревне, Николай — на фронте. В их доме эвакуированные живут. — Тамара заправила волосы под платок, торопливо добавила: — Анна Сережку из детдома к себе забрала и в деревню уехала.

К Бурковой подошел санитар, глянул исподлобья:

— Там мальчонку привезли. Совсем плохой, лицо шибко померзло. Мать у него умерла недавно, старшего братишку не нашли, похоже, убежал этой ночью. Говорят, жили с бабушкой. Она вчера куда-то за хлебом уехала, а он один в затопленном доме сидел на печке.

— Ты подожди, я быстро, — сказала Тамара Худоревскому. Она открыла брезентовую сумку, достала бутылочку со спиртом, подошла к лодке, стала осторожно протирать распухшее лицо ребенка.

Он был в серой фуфайке, на шее болтался табачного цвета шарф, на голове солдатская шапка. Над припухшими щеками — темные голодные глаза.

— Ну вот, кажется, все, — осмотрев его, сказала Буркова. — Только не реветь! Сейчас отвезут в больницу, там накормят.

Санитар поднял мальчишку на руки и, тяжело ступая по мокрому снегу подшитыми прорезиной валенками, направился к машине. Буркова остановила санитара:

— Как фамилия мальчика?

— Сапрыкин Федя, — тихо ответил мальчишка.

Буркова тяжело вздохнула, хотела что-то еще спросить, но передумала. Нахмурившись, сказала:

— Вот тоже напасть. У людей и так есть нечего, а тут все подполья затопило, а в них картошка. Чем жить будут?

Вновь колыхнулся воздух, качнулась под ногами земля.

— Лед взрывают. — Тамара скосила глаза в сторону Ангары. — После обеда, если туман разойдется, будут бомбить с самолета. Вот так и живем, как на войне.

Она замолчала, вытерла рукой заиндевевшие ресницы. Худоревский оценивающе посмотрел на нее. Она совсем не изменилась, стала даже еще красивее.

Он снял со спины вещмешок, развязал тесемку и достал несколько банок тушенки.

— Погодиным вез, возьми, пригодятся. Техники мне за нее шерстяной отрез на костюм предлагали и бутылку спирта в придачу.

Она мельком взглянула на тушенку, кивнула головой в сторону машины:

— Ты ее лучше ребятишкам отдай. Голодные они. Некоторые по двое суток ничего не ели.

— Не пропадут, — махнул рукой Худоревский. — О них власти побеспокоятся, накормят.

— Ты в город? — спросила Буркова.

— Если пригласишь, могу к тебе заехать. У меня два выходных.

Она быстро снизу вверх посмотрела на него и, будто извиняясь за свою недавнюю слабость, сказала:

— Я, увидев тебя, чуть в обморок не упала. Похож ты на Васю, особенно в этой форме, и ростом одинаковы. Ходил он так же размашисто, руки туда-сюда. Ничего не слышно о нем?

— Нет, Тамара, ничего. Недавно банду ликвидировали. Орудовали неподалеку от нашего аэродрома. Среди трофеев нашли ракетницу и авиационные часы. Такие у Сушкова в самолете были. Может, и он с ними был.

— Ну, это ты брось! — вспыхнула Тамара.

— За что купил, за то и продаю. Шел среди наших такой разговор.

Худоревский влез в переполненный детьми кузов, присел возле заднего борта. Взревел мотор, клацнули борта, глухо побрякивая банками, запрыгал в ногах летчика вещмешок. Холодный воздух обжег лицо и загулял, заметался по кузову, высеивая серую, точно пепел, снежную труху.