Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Милютин хорошо знал основное мнение министра: никаких дурных вестей не докладывать императору, от этого он быстро меняется, становится раздражительным, а это раздражение больно бьет окружающих. Чаще всего министр дает благонамеренные советы всем, кто удостаивается императорского приема. Однажды прибыл из Крыма отличившийся офицер и начал говорить об ужаснейших беспорядках в администрации, а офицер прибыл с поручением от генерала Горчакова, надеявшегося сделать его флигель-адъютантом. Василий Андреевич посоветовал ему об ужаснейших беспорядках ничего не говорить императору, но офицер, богатый помещик и порядочный человек, отказался говорить неправду и все высказал императору, чем, конечно, огорчил его.

– У бедного государя столько горя, что огорчать его не следует: зачем вы все с такими подробностями рассказывали императору? – не скрывая своей досады, говорил князь Долгоруков, а уж о представлении к званию флигель-адъютанта нечего было и говорить. К тому же у министра был еще и брат Владимир Андреевич, много лет служивший у князя Чернышева адъютантом, хлопотами князя Чернышева он стал генерал-провиантмейстером, а в годы начавшейся войны ворочал миллионами казенных денег и многие из них положил в свой карман. «Чернышев не ошибся в выборе своего достойного сотрудника: Крымская война раскрыла всю бездну беспорядков и грабежа, приведенных в целую и стройную систему, потому что хорошо известно, что в России хаос и беспорядки везде, кроме грабежа и воровства, приведенных в систему самую определенную и самую полную. Во время войны Владимир Андреевич, вместо того чтобы быть отданным под суд, пожалован был через месяц по вступлении на престол Александра II в генерал-адъютанты, вероятно в награду за то, что наши войска умирали с голоду и принуждены были поддерживать свое существование тухлой провизией и что наши свежие припасы продавались врагам», – вполне возможно, что эта характеристика генерала несколько преувеличена Петром Долгоруковым, склонным резко осуждать императорскую Россию, но что-то серьезное чувствуется как в этой оценке личности генерала, так и всей Крымской кампании.

Но вскоре Милютин узнал еще одну новость про своего министра Долгорукова: Мария Николаевна, любимая дочь Николая Первого, вышла замуж за графа Григория Александровича Строганова, «умного, честного и вполне благородного человека», свадьба состоялась совсем недавно, одним из свидетелей был князь Василий Андреевич Долгоруков, всегда поклонявшийся красоте невесты, умной и доброй, много сделавшей для его продвижения в министры. Вот и пойми личность и характер военного министра – задача почти неуловимая…

Весной и летом 1854 года Милютин заметил, что переписка между русским императором и западными правителями все обострялась, Николай Первый пытался смягчить противоречия, готов был уйти из Дунайских княжеств, но ответ западных стран был весьма враждебным, и русский император подписал указ о рекрутском наборе и о разрыве с западными странами:

«Итак, против России, сражающейся за православие, рядом с врагами христианства становятся Англия и Франция.

Но Россия не изменит святому своему призванию, и если на ее пределы нападут враги, то мы готовы встретить их с твердостью, завещанною нам предками. Мы и ныне не тот ли самый народ русский, о доблестях коего свидетельствуют достопамятные события 1812 года! Да поможет нам Всевышний доказать сие на деле! В этом уповании, подвизаясь за угнетенных братьев, исповедующих веру Христову, единым сердцем всея России воззовем: Господь наш! Избавитель наш! Кого убоимся! Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!»

Граф Нессельроде в своих письмах западным странам разъяснил, что это они начали войну, мы готовы были принять их условия для мирных переговоров, но они отказались.

Наступили тяжелые времена, выдержать тяжелые испытания оказалось не так-то легко, армию надо было увеличивать в полтора раза, рекруты необученные, а из них формировались новые части. Офицеров тоже не хватало. «Приведение в исполнение всех этих распоряжений было в то время делом нелегким при наших бесконечных расстояниях, при тогдашних путях сообщения, скудных материальных средствах и отсутствие на месте организованной военной администрации, кроме одного лишь корпуса внутренней стражи, на котором и лежала самая тяжелая работа, – вспоминал Милютин. – Требовалось много времени, хлопот и чрезвычайного напряжения деятельности всех исполнителей, чтобы создать новые войска, для которых не было ничего подготовлено в мирное время. Можно ли ожидать при таких условиях, что ново-созданные войска, наскоро сколоченные из рекрутов и набранных с разных сторон офицеров, будут в состоянии мириться с благоустроенными войсками французскими и английскими!

Таким образом, нельзя не признать, что мы приняли вызов Западной Европы не подготовленные к предстоящей борьбе, с недостаточными силами, которые впоследствии оказалось необходимым постоянно подкреплять формированием еще новых частей и даже ополчений. К несчастью, не было у нас и военачальников, способных к тому, чтобы своим именем возместить скудость боевых сил».

Князь Варшавский постарел, упал и его авторитет в войсках, тем более что он и был против этой войны, о многом догадываясь, а многое просто зная – Россия не готова к войне. К парадам готова, но на войне нужны совсем другие качества; нужно было заниматься не шагистикой, а овладевать оружием, сноровкой, мужеством.

Глава 5

МАНИФЕСТ ИМПЕРАТОРА

11 апреля, в день Пасхи, император вновь обратился к гражданам России с манифестом, в котором сообщал: «Наконец, сбросив ныне всякую личину, Англия и Франция объявили, что несогласие наше с Турцией есть дело в глазах их второстепенное; но что общая цель их – обессилить Россию, отторгнув у нее часть ее областей и низвести отечество наше с той степени могущества, на которую оно возведено Всевышнею десницею… С нами Бог, никто же на ны!»

Весной 1854 года императорская семья переехала в Царское Село, военный министр, а вместе с ним и Милютин тоже получили рабочее место в «кавалерских флигелях». Вместе с женой Дмитрий Алексеевич подыскали себе квартиру для семьи, и с переездом в Петергоф для Милютина началась новая жизнь: каждое утро он являлся для доклада военному министру перед его свиданием с императором. Князь даже в это тревожное время не изменял своему обычаю бывать на всех приемах у императрицы, у великих княжон, часто бывал у Марии Николаевны до поздней ночи, приезжал в свое министерство, давал поручения. Милютин должен был собрать справки и другие документы для завтрашнего доклада.

11 апреля, на Пасху, полковник Милютин получил чин генерал-майора, но продолжал исполнять все те же поручения военного министра, как и раньше.

Принимая близкое участие в придворной жизни, пользуясь слухами и слушая всевозможные интриги и сплетни, Милютин затосковал, часто вспоминая свои профессорские восемь лет, когда был отдан самому себе и всему, что захватывало его, – писательству, изучению великого суворовского опыта, сбору документов о Кавказской войне.

А сейчас в Петергофе все ожидали десанта неприятельских войск и делали все, чтобы укрепить Кронштадт и все побережье Балтийского моря. Император сам не раз выезжал в Кронштадт, брал своих сыновей и внимательно следил за всеми действиями военных, заранее зная, что не все его распоряжения выполняются. Англофранцузский флот действительно появился в Балтийском море, некоторые крепости ответили орудийным огнем, разрушив несколько кораблей, высадили десант на одном из Аландских островов, разрушили деревушки, взяли в плен военных. Кронштадт их встретил боевым огнем, и флот удалился, так и ничего не достигнув. Но появление флота почти у Петербурга немало породило толков и слухов, некоторые жители Петербурга в панике покинули его. Естественно, и Милютин был в центре этих разговоров, но придворная жизнь настолько ему стала противна, что он все чаще и чаще подумывал о том, чтобы действительно принять участие в боевых действиях, особенно на Кавказе, который он знал хорошо и внимательно следил за всеми их делами.

38
{"b":"193233","o":1}