Но опытный и льстивый царедворец представил дело так, что поставщики вовремя ему не заплатили и исчезли, а он, чистая и безгрешная душа, им поверил. Так возникла огромная недостача дворцовых денег. Сначала Николай Павлович не допускал его до своего кабинета, но потом все схлынуло, и Клейнмихель снова вошел в доверие, царь простил его.

Император Николай все еще обдумывал свои отношения с Англией, Францией, Австрией, Пруссией, делился мыслями со своими генералами и чиновниками, а тут новый финансовый скандал потряс его душу: директор канцелярии инвалидного фонда А.Г. Политковский украл 1 миллион 200 тысяч серебром. Много лет подряд уходили эти деньги на блестящие застолья, на которых гулял весь Петербург, бывал Дубельт, Ушаков и многие другие знатные особы, а Николай Павлович ничего не знал об источниках этого пышного и роскошного богатства.

Многие были арестованы и преданы суду.

Военный министр как-то привел в кабинет императора председателя комитета генерал-адъютанта Ушакова – доверенное лицо, обласканное Николаем, при виде его император весь изменился в лице, даже руки его похолодели.

– Возьми мою руку, – сказал он Ушакову, – чувствуешь, как холодна она? Так будет холодно к тебе мое сердце.

И здесь приведена только малая часть тех безобразий, казнокрадства, обмана, льстивого и лицемерного, которые вошли в быт императорского двора. «Но власть, блеск, лесть и величие положения быстро изгоняли беспокойство и гнев, возникавшие в душе царя всякий раз, когда он наглядно убеждался, какой систематический обман его окружает со всех сторон, – писал академик Е. Тарле в своей книге «Крымская война». – И если, с одной стороны, к концу царствования нервы Николая явно сдавали и он все болезненнее переносил «громовые удары» в духе истории Политковского, то, с другой стороны, никогда его внешняя политика не казалась ему такой удачной, никогда влияние не являлось таким устрашающим для Европы, никогда, наконец, он не представлялся друзьям и врагам за рубежом до такой степени могущественнейшим человеком на всем земном шаре, как именно после 1849 года. Этот блеск (так представлялось не только царю, но и многим ненавидевшим его людям) вознаграждал за все, оправдывал все и гарантировал прочность всего. И чем больше становилась явной Николаю полнейшая для него невозможность, сохраняя крепостное право и другие основы строя России, что-либо поправить или улучшить внутри страны, тем более безраздельно отдавался он интересам упрочения и дальнейшего увеличения внешнего могущества своей империи» (С. 72).

Император и Нессельроде еще не раз встречались с сэром Гамильтоном Сеймуром, Нессельроде попытался представить первую беседу с императором как беседу интимную, дружескую, но британский посол все понял так, как и полагалось ему: он в точности передал разговор с императором, на что английское правительство ответило решительным отказом, только Египет их не удовлетворял, их стремления были более широкими и дальновидными, они установили прочный союз с Францией, велась активная переписка между французским императором и первыми лицами в английском правительстве, в то же время Николай считал этот союз совершенно невозможным, опираясь на отчеты Нессельроде и другие документы, присланные из западных стран от полномочных представителей России. Так определилась роковая ошибка в политике Николая.

Не менее грубой и невежественной ошибкой было и то, что он назначил морского министра Александра Сергеевича Меншикова руководителем некоего посольства в Константинополь. По донесениям из Константинополя, да и все западные газеты пестрели такими сообщениями, было ясно, что турецкий султан распорядился о святынях в Палестине, какие святыни отходят под покровительство католических, какие под покровительство православных. В Вифлеемской пещере, над самым входом, где, по существующим преданиям, родился Иисус Христос, вознеслась католическая звезда с французским гербом; кроме этого католики получили ключи от главных ворот храма Гроба Господня, при этом католики пышно и торжественно отметили эти события. Православное духовенство было в ярости от этой несправедливости. Ведь сколько раз русские войска, заключая с побежденной Турцией мирные договоры, непременно оговаривали этот пункт: православные святыни в Иерусалиме должны опекать православные же, а сегодняшние события – это нарушение одного из пунктов знаменитого Кючук-Кайнарджийского мирного договора в 1774 году, итогового трактата победоносной войны под руководством блистательного Румянцева.

С этими поручениями и направил Николай Павлович князя Меншикова в Константинополь, уверенный в своей победе. Ведь чаще всего в России раздавался лозунг: «Дерзай», даже фельдмаршал Паскевич, известный своей осторожностью, говорил императору в том же победоносном тоне.

«Лживый и льстивый раб» Нессельроде своими лицемерными речами обманывал своего господина, он хорошо знал, что князь Меншиков не годится для такой тонкой дипломатической миссии, как разговоры с турками, здесь нужен другой, например граф Алексей Федорович Орлов или граф Павел Дмитриевич Киселев, брат русского посла в Париже, министр иностранных дел даже и не пробовал отговорить императора от этого неверного решения, не только неверного, но и просто губительного.

Князь Меншиков тоже был согласен с теми, кто втайне возражал против этого решения, но культ личности Николая был настолько естествен, что все промолчали. И Николай Павлович еще раз дерзнул, отправив чрезвычайным посланником в Турцию совершенно непригодного для этой цели человека. Меншиков ходил в любимцах императора, он был один из немногих, кому удавалось своими россказнями и анекдотами смешить императора, который словно в ответ за это посылал его исполнять его поручения, почти всегда важные и ответственные. Историки и современники утверждают, что Меншиков был самоуверен и тщеславен, аристократ, богатейший человек, и самое удивительное – не воровал, что разнеслось не только по салонам Москвы и Петербурга, но стало широко известно и по западным столицам.

Из столичных разговоров князь Меншиков хорошо знал: русский император очень недоволен Турцией, которая обидела православных священников, лишив их святых даров в Палестине, с этим он спокойно справится. Да и вообще он не отказывался ни от одного поручения, матросы просто смеялись над ним, когда он давал те или иные приказы как морской министр. С легким сердцем он начал готовиться к поездке в Турцию.

– Я тут должен заниматься ремеслом, к которому у меня очень мало способностей, должен вести переговоры с неверными о церковных материях. Но надеюсь, что это для меня будет последним актом деятельности в моей очень полной впечатлениями жизни, я уже давно заслужил покой, – любил он говорить в светских салонах Петербурга.

В Великобритании и во Франции внимательно наблюдали за действиями чрезвычайного посла России в Турции, дело здесь было гораздо серьезнее отношения к святым местам, речь шла о войне, о которой и не подозревал русский император, – ни от одного посла из западных стран не поступило в Россию какого-либо серьезного предупреждения об опасном союзе Англии и Франции.

С громадной свитой князь Меншиков 11 февраля 1853 года выехал из Петербурга, посетил Кишинев, Севастополь, сел на военный корабль «Громоносец», толпа греков, болгар, сербов встречали его прибытие в Константинополе, ожидая от его визита положительного решения давнего спора между католиками и православными.

Турция – страна с известными традициями, церемониалом, которого все западные страны придерживались, но самоуверенный князь Меншиков пренебрег элементарными правилами в Турции. Вместо того чтобы самому нанести визит к великому визирю и министру иностранных дел, Меншиков потребовал, чтобы они сами нанесли ему визиты. Но они заявили, что не могут этого сделать по ритуалам церемонии. Тогда Меншиков в оскорбительной форме явился к великому визирю в пальто и мягкой шляпе, не удостаивая чести предстать в официальной форме. А затем, не обращая внимания на торжественный ряд официальных лиц, с которыми он должен был познакомиться, покинул апартаменты. Султан тут же уволил министра иностранных дел и назначил нового: он хорошо знал, что в Бессарабии два русских корпуса готовы к началу серьезных испытаний.