— Да, не живет.

Лиз энергичными жестами указала на комнату Лукаса.

— Она собирается жить здесь!

— Да нет же, она живет с…

— Тогда почему она устраивает здесь гостиную? Почему делает именно то, чего не хочет Руфус, стоило ему только на секунду отвернуться? Почему Дейл держит свою дверь закрытой? Почему устраивает эти мерзкие провокации, если на самом деле не намерена переезжать сюда, однако следит за тобой и мной, как хищная птица?

— Элизабет, — произнес Том, быстро закрыв глаза, словно призывая все свое терпение, чтобы не выйти из себя при виде столь вопиющего неблагоразумия, с которым не приходилось встречаться ни одному цивилизованному человеку. — Элизабет, ты не будешь так любезна и не выслушаешь меня? Пожалуйста, прекрати кричать и просто выслушай! Я говорил с Дейл, как ты того требовала…

— Как мы договаривались!

— Как требовала ты. Она спросила, можно ли просто оставить здесь вещи на несколько недель, пока не подыщет себе квартиру. Дейл живет в Бристоле, у подруги по имени Рут, у которой двое детей… Она осмотрела три квартиры на этой неделе и посмотрит еще две завтра, в субботу. Я понимаю желание Руфуса так же хорошо, как и ты. Но вторжение в его комнату, как ты могла убедиться, носит исключительно временный характер. Его комната будет полностью освобождена, как только ему понадобиться.

— Ха! — рассмеялась Лиз.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду «ха», Том Карвер. Я имею в виду, что ты глупец, если ты поверил в такое. И не только глупец, но и слабак. — Ее тон повысился. — Ты слышишь меня? Слышишь? Дейл может делать все, что ей заблагорассудиться с тобой, потому что ты — абсолютно жалкий слабак!

Он взглянул на Лиз. Его выражение лица не было ни дружелюбным, ни враждебным, но совершенно отрешенным, словно Том узнавал ее, словно оскорбления ничего не значили для него. Казалось, что в действительности они — совершенно чужие друг для друга люди.

Потом он повернулся к ней спиной, не желая находиться в этом хаосе, и с огромным достоинством спустился вниз по лестнице. Элизабет наблюдала, как Том спускается, и когда он скрылся из виду за поворотом лестницы, ждала, пока не услышит, как он пройдет тем же мерным шагом через холл.

Она посмотрела вниз. Ее сумка лежала там, где Лиз ее бросила, открыв при падении. Ключи, чековая книжка и маленькая пластиковая бутылка с минеральной водой разлетелись в стороны. Элизабет автоматически двинулась, чтобы собрать все раскиданные вещи. Но остановилась и выпрямилась, перешагнула через сумку, провода от телевизора и разбросанное содержимое различных сумок и коробок, подошла к кровати Руфуса и легла на нее лицом вниз на покрывало с изображением Бэтмэна. На то самое покрывало, которое он так усиленно желал поменять на что-нибудь более утонченное.

— Мне жаль, — сказал Том.

Он поставил два стула возле стола на кухне и зажег свечи. На столе стояла открытая бутылка вина, пахло теплым хлебом. Он обнял Элизабет.

— Мне, правда, очень жаль.

Она уткнулась лицом ему в плечо, в свитер из темно-синей шерсти. Лиз ждала, что скажет сама: мне тоже. Но этого не произошло.

— Это было непростительно с моей стороны, — говорил он. — Особенно в пятницу вечером, когда ты устала, а я был недоволен собой.

Элизабет вздохнула. Она посмотрела на мягкий свет от свечей, на бокалы и черную итальянскую мельницу для перца, которую нужно вращать, чтобы молоть крупно или мелко.

— Как это произошло?

— Когда меня не было, — ответил Том. — В среду. Я отлучился на встречу с новым клиентом, который хочет переделать дом из часовни восемнадцатого века, а потом вернулся обратно и нашел записку. Потом Дейл пришла на следующий день, немного рассортировала вещи и рассказала мне о Рут.

Элизабет высвободилась из объятий Тома. Она устало произнесла:

— Я не верю в Рут.

— Она существует.

— Ну, — сказала Элизабет, — в это можно поверить.

— Присядь, — проговорил Том.

Он отодвинул стул в ту сторону, где обычно сидела Элизабет, и мягко усадил ее туда.

— Я купил ската. Я знаю, это тебе понравится.

— Да.

— Хорошо прошла неделя? Как на работе?

— Без событий, спасибо, — вежливо ответила Элизабет.

Том поставил на стол миску с салатом и желтую глиняную доску с молодым картофелем. Картофель был посыпан укропом. Элизабет посмотрела на блюдо. Она задумалась с некоторым отчуждением над тем, правильно ли помнить о том, чтобы украсить картошку укропом, в особенности, этим вечером. Имеет ли это особое значение? Этакое утонченное послание от измельчителя укропа к потребителю, как проявление особой заботы и всего, что подразумевается под любовью, выражаемой в мелочах. Ведь иногда просто невозможно высказать ее более открыто. Всегда ли помнил Том, когда готовил (что он делал часто и великолепно) об укропе?

Он поставил тарелку перед ней. Скат, темно поблескивая, лежал на блюде рядом с ломтиком лимона.

— Попробуй.

— Спасибо, — ответила Элизабет. — Выглядит аппетитно.

Он сел напротив нее.

— Ты выглядишь такой усталой.

Лиз взяла нож и вилку.

— Виной всему слезы.

Он сказал с теплотой:

— Ты удивительно относишься к Руфусу.

— Это нетрудно.

— Он — тоже…

— Том, — сказала она, осторожно разрезая рыбу. — Давай не будет говорить о нем. Давай не будем говорить о детях — ни о чьих.

Том улыбнулся.

— Конечно, — ответил он, взяв бутылку вина и протянув руку между подсвечниками, чтобы наполнить ее бокал. — Эта часовня, что я видел на этой неделе, так восхитительна. Почти в классическом стиле с фронтоном и так далее. Она была построена ревностной, но неоспоримо рехнувшейся аристократкой, чтобы дать приют секте, которую она поддерживала. Там верили в особые спиритуальные способности женщины.

— Порадуемся за них.

— Конечно, это придумал мужчина.

— Конечно.

— Он бы не сумел обмануть других мужчин. Он убедил леди Уотнот, что она нуждается в его физической и духовной силе, чтобы оказывать пагубное влияние на других мужчин в бухте. Это чудесное строение, полное света, все выкрашено в серовато-белый цвет. Но, конечно же, оно очень сильно пришло в упадок.

Элизабет взяла две картофелины с желтого блюда.

— Могу я посмотреть на часовню?

— Конечно. Я с удовольствием покажу ее тебе. Она стоит того. К тому же, мы должны сделать удобные комнаты за пределами ризницы и задней части и оставить саму часовню, как жизненное пространство.

— А разве не нужно снимать освящение?

— Не думаю, — ответил Том, поднимая бокал вина, — что Бог когда-либо заглядывал туда. Полагаю, отец-основатель рассчитывал, чтобы никто больше не поделит центральную сцену. Я бы с удовольствием узнал, что там в действительности происходило.

Вдруг Элизабет взглянула наверх.

— Что это было?

— Где?

— Вон там, — сказала Лиз. — Входная дверь…

Том приподнялся. Быстрые шаги раздались в холле, а потом дверь на кухню открылась.

— Привет! — сказала Дейл.

Она улыбалась, держа в одной руке сумку с ключами, а в другой — охапку лилий. Дочь Тома обошла стол и положила цветы возле Элизабет.

— Это вам.

У Лиз перехватило дыхание.

— О…

Том уже стоял в полный рост.

— Родная…

— Привет, папа, — сказала Дейл, снова обойдя стол, и поцеловала его.

— Ты не сказала, что собираешься прийти…

— Я и сама не знала, — ответила его дочь, подмигнув Элизабет. — А потом вернулась и нашла, что знойный парень Рут остался там еще с прошлой ночи, обмотанный только в банное полотенце. Подруга не посоветовала мне прямо убираться восвояси, но ей вряд ли нужно было это делать. Да, продолжайте ужинать. — Она быстро наклонилась по направлению к тарелке Элизабет и демонстративно потянула носом. — Пахнет великолепно. Что это?

— Скат, — ответила Лиз.

— Дейл, — сказал Том. — Мы ужинаем вместе. Элизабет и я…

Его дочь снова наклонилась и взяла лилии с колен Лиз.