Тим Хантли стал единственной ниточкой, соединяющей ее с внешним миром. Он был человеком, которого Надин находила непостижимым: традиционным в политических вопросах, социально ничем не примечательным, плохо начитанным, но упорным и практическим. Его манера держаться с ней мало чем отличалась от общения с коровами, словно она, Надин, была существом, которое нужно поддержать регулярными дозами правильной диеты, а благодаря достаточно простым и лишенным глупостей инструкциям ее можно удержать от совершения неверного поступка, помочь обрести себя в ситуации, которой она не может управлять. Ну, словно корова на автостраде. Он не флиртовал с Надин, хотя она чувствовала раз или два, глядя на горы продуктов, занимающих такое ободряющее пространство на ее кухне, что постепенно начинает нравиться ему. Потом он нашел, как и обещал, подержанную печь для обжига глины, взяв за нее только двадцать фунтов, и показал ей дорогу к коммуне. Это он тоже обещал.

В той коммуне чуть более тридцати человек, в большинстве — женщины и дети, — жили в полной гармонии в небрежно переделанном амбаре. Они выращивали овощи и ткали покрывала из уэльской шерсти. Эти люди не напомнили прежние женские группы протеста, участников марша мира времен ее детства и отрочества, запихивающих цветы в дула орудий и лежавших в белых рубашках на газонах перед Министерством обороны. Они по-доброму посмотрели на горшки Надин и сказали, что будут счастливы видеть ее в любое время, когда угодно. И пускай она привозит своих детей, когда те приедут.

Постепенно наступили сумерки. Надин вдруг поняла, как долго не позволяла себе думать слишком много о детях — вот в чем вся соль! — о ситуации, в которой они оказались благодаря несправедливым обстоятельствам. Но она стала приходить в себя, сумела преодолеть депрессию, даже начала замечать приход весны, распускающиеся почки с листьями, клумбу маленьких, чрезвычайно ярких диких нарциссов в саду позади коттеджа. Как-то Надин даже совершила однажды прогулку до фермы Хантли, чтобы разыскать мать Тима на кухне. Та кормила двух ягнят из пары детских бутылочек.

Надин поблагодарила миссис Хантли за щедрое угощение и заботу.

— О, мне совершенно не трудно, — сказала мать Тима. — Ешьте сколько хотите.

— Спасибо.

— Как теперь поживает тот мальчик?

Надин посмотрела на ягнят. Они были усажены вместе в картонную коробку и сосали бутылку со рвением, близким к экстазу.

— Он ходит в школу, я полагаю…

— Уже кое-что.

— Но у них не очень-то веселые голоса по телефону. Им не нравится там, они не любят мачеху.

Миссис Хантли забрала опустевшую бутылку от ягненка, соска легонько скрипнула.

— А кто любит? Кто и когда любил свою мачеху?

— Ну, бывает…

— Нет, — сказала миссис Хантли. — Никаких сказок. — Она забрала вторую соску. — Вы не хотите дать им двоим вторую порцию?

Надин подумала, что это будет приятно. Она не очень любила кормить молоком своих собственных детей. Но тут — совсем другое дело. Тут не требовалось каких-то личных, эмоциональных сил. К тому же, ягнята были такими смешными, их нельзя не любить.

Два дня спустя Тим привез третьего ягненка в коттедж и опустил его в коробке на полу в кухне.

— Что это? — спросила Надин.

— Кое-кто для вас. За ним вы можете присматривать. Ее нужно кормить из рук целую неделю.

— Но…

— Вы займетесь этим, — сказал Тим. — Вы сможете.

— А если что-нибудь случится? — с тревогой спросила Надин.

— Тогда позвоните мне.

Надин сидела на полу в кухне и смотрела на ягненка.

— Она потеряла свою маму, — пояснил фермер. — Вы подойдете на эту роль для нее.

— Привет, — сказала Надин ягненку. Она положила руку на твердую, маленькую, покрытую шерстью головку. — Кто же из нас должен получить преимущество от этого?

— И вы, и ягненок, — ответил Тим.

Когда он ушел, Надин приготовила согласно пропорциям смеси, которые он оставил, и накормила ягненка. Первую бутылку она скормила в коробке, как делала это на ферме, но, приготовив вторую бутылку, взяла ягненка к себе на колени и держала там, чувствуя, как жесткие маленькие копытца упираются ей в бедро. Каждый мускул ягненка наполнялся энергией.

Потом она опустила ягненка, блеющего и помахивающего хвостиком, обратно в коробку.

— Больше нет, — сказала Надин. — Не сейчас. Позже.

Она протянула руку, и ягненок потянулся к ближайшему пальцу и стал сосать — удивительно сильно и резко.

— Нет, — сказала Надин, убирая руку. — Боюсь, я всего лишь твоя приемная мама.

Зазвонил телефон. Она поднялась и отошла от коробки, чтобы снять трубку.

— Надин? — спросил бывший муж.

Она повернулась, держа трубку у подбородка, чтобы видеть ягненка, вглядываясь в его широкие глаза над краем коробки.

— У меня здесь ягненок…

— Что?

— У меня ягненок, — пояснила Надин. В ее голосе послышалась гордость. — Здесь, на кухне. Я присматриваю за ним.

— А…

— Детям он понравится. Он такой маленький…

— Надин, — перебил ее Мэтью, — я звоню тебе вот по какому делу.

— Да?

— Ну, все теперь в порядке, мы нашли ее, но Бекки убегала из дома…

— Что!? — пронзительно закричала Надин, крепко схватившись за телефон.

— Она, ну… Она убегала… Прочь…

— Почему? Почему она поступила так? Что случилось с ней?

— Уже неважно, что случилось…

— Что значит неважно? Конечно, это важно! Это может быть для тебя неважно, но не для меня. Почему моя дочь убегает?!

— Надин…

— Что ты ей сделал? — кричала бывшая супруга.

— Если ты не хочешь дать мне возможности рассказать, что произошло, я повешу трубку.

— Нет! — заорала Надин. — Нет!

— Тогда закрой рот и слушай.

Надин прикрыла глаза. Она обмотала свои пальцы телефонным проводом и затянула его так сильно, что они побелели.

— Произошла ссора, — сказал Мэтью, — семейная ссора, в которой участвовала Бекки…

— Я тебе не верю!

— В которой активно участвовала Бекки. А в результате она ушла из дома. Я решил, что к своим друзьям…

— Ты проверил? Когда она уходила явно расстроенная, ты позаботился и проверил, где она может быть?

— Я думал, она хочет навестить друзей, но как выяснилось, Бекки не пошла в гости ни к кому из знакомых…

— О, боже, — сказала Надин. Она высвободила затекшие пальцы и потрясла ими, чтобы восстановить движение крови. — О, мой бог, как ты мог, как ты мог?!

— Бекки пошла по клубам, — продолжал Мэтью. — В Седжбери появился новый клуб, и она была там. Я даже не знал о его существовании, иначе я пошел бы туда искать. Я думал, Бекки не возвращается домой, чтобы досадить мне.

— Спорю, ты спал, как сурок, — горько заявила Надин.

— Я вообще не спал, — ответил бывший муж. — Я не сплю ночами, даже после того, как мы нашли ее. Точнее, ее отыскала полиция.

— Полиция?!

— Бекки поехала автостопом. Я думал, может, она собирается доехать до Херфордшира, но ее нашли за пределами Стаффорда в кафе для дальнобойщиков и привезли обратно прошлым вечером. Бекки в порядке.

— Где она теперь?

— В кровати.

— Подними ее! Подними и позови к телефону! Я должна поговорить с ней!

— Она измучена. С ней все в порядке, но она очень устала, и доктор дал ей снотворное…

— Я должна поговорить с ней! — кричала Надин.

— Сейчас это невозможно. Бекки должна спать, пока сама не проснется.

— Я настаиваю! Я ее мать!

— Она позвонит тебе сразу, как проснется…

— Я приеду, возьму машину и приеду.

— Нет, ты не поедешь.

— Ты не можешь остановить меня. У меня еще есть права, особенно учитывая твою нерадивость, безалаберность, навязчивую идею о твоей новой жизни. Значит, ты не можешь даже…

Мэтью положил трубку.

— Ублюдок! — истошно заорала Надин в трубку, а потом швырнула ее обратно на телефон.

Ягненок, притихнув в своей коробке, смотрел на Надин своими широкими удивленными глазами и начал блеять.

— Заткнись! — сказала она, дрожа, после чего неуверенно протянула руку и снова сняла трубку. Набрать номер Тима удалось с большим трудом.