А что если Полсон, вдруг осознав, что на горизонте замаячил кризис, сам его сейчас и организует? Предположение казалось невероятным, и тем не менее…

Буря нарастала, накрывая банк за банком. Может, он рискнул чуть-чуть сдвинуть снежный пласт, рассчитывая проконтролировать надвигающуюся лавину? Невероятно высокая ставка!

В этот момент я начал понимать, что происходит, и попытался реконструировать ситуацию.

Полсон ужинал с Султаном несколько дней назад и передал тому важнейшую информацию: Lehman должен рухнуть. Быть может, он отсоветовал ему помогать Фулду[15]. А в остальном позволил саудовцам использовать взрывоопасную информацию по собственному усмотрению.

Я потихоньку дремал в кресле поезда "Евростар", а в голове у меня безостановочно крутилось: надвигается что-то ужасное… Но что, черт подери, мне делать со своими догадками?!

Когда назавтра, 27 августа, я вернулся на работу, меня ждала хорошая новость. Капкан сработал. Оба трейдера выдали себя, обменявшись более чем недвусмысленными мейлами. "Что будем делать? Скоро все это просочится, и в лавке поднимется шум", — писал один. "Не дергайся, старичок, найдем по-быстрому выход и свалим", — успокаивал его второй. У меня перед глазами лежало больше пятнадцати такого рода мейлов. Ничего себе, двое наглых сопляков с астрономической зарплатой решили, что им удастся утащить еще и часть своей гигантской добычи. Вот что собой представляют, оказывается, наши выпускники Политехнической школы. Дешевые трюкачи, сильные в математике, кто бы спорил, но без признаков здравого смысла. Я был в шоке от того, как легко их можно прижучить. И выкинуть на улицу.

Я тут же их вызвал. Лучше сразу со всем покончить.

Тот, которого я знал лучше, Шарль-Анри, первым вошел в мой кабинет. Я сократил привычную вежливую болтовню и перешел к сути. Юный выпендрежник пытался оправдываться. Жалкое зрелище! Я был тем более разъярен, что он унизил именно меня. Ведь кто, как не я, заметил его в Нью-Йорке. Если об этой истории прознают, я буду выглядеть полным идиотом. А это неприятно. Я так и слышал, как Номер Один выступает перед правлением: "Дамьену предстоит еще поработать над собой. Ничего удивительного, посмотрите, с чего он начинал… Все логично. Но вот увидите: подставив нас, он непременно потребует выплатить ему премию по итогам года. А потом с него станется обратиться ко мне: Успокойте нас: вы же не собирались этого делать, правда, господин генеральный директор?"

Истинная подоплека сложившейся ситуации такова: год назад, в момент моего назначения, у Номера Один был другой протеже. Такой же самонадеянный энарх, как и он сам, сбежавший в последний момент в Сингапур. Меня использовали в качестве затычки для образовавшейся дыры. Но с этого момента президент Банка постоянно заставлял меня расплачиваться за то, что счел личным оскорблением. Впрочем, стойкости мне не занимать. И пусть мои звания и регалии не столь пафосны, как его, память у меня тоже хорошая. Даже излишне хорошая.

Ну а пока на мне висели два кандидата на увольнение и серьезная ошибка. Пора с этим покончить. Я повысил голос, угрожая подачей иска в суд. Шарль-Анри понял, что я не шучу. Затем я его битый час допрашивал по поводу использованных ими технологий обмана систем безопасности. Если он признается, я прекращу преследование. А поскольку человек я неплохой, то готов даже написать ему рекомендательное письмо для приятеля, который руководит хедж-фондом в Лондоне. Эта бумаженция могла принести сразу две выгоды.

Во-первых, она не позволит двум легкомысленным, но все же блистательным парням оказаться назавтра после увольнения у не слишком щепетильных конкурентов. А во-вторых, она даст возможность следить за их развитием. Все же они проявили креативность, так что кто его знает — глядишь, со временем, когда они поднаберутся опыта, имело бы смысл вернуть их в Банк. И наконец, в качестве жеста доброй воли, я предложил им небольшую премию. Чтобы смягчить удар и оплатить переезд.

Прочитав цифру — по сто тысяч евро каждому, — Шарль-Анри завизжал, как свинья, которую режут. Какая бестактность! Он продолжал утверждать, что Банк вот-вот огребет несколько сотен миллионов евро, которые тут же утекут в черные кассы… Чуть что, сразу громкие слова! Эти деньги послужат всего-навсего для разруливания других подобных инцидентов, вот и все. А что еще с ними можно сделать? Отдать ресторанам, организующим благотворительные обеды? Реальность ведь проще некуда: они превысили разрешенный кредитный лимит и обманули систему, чтобы выманить незаслуженные бонусы. Серьезное прегрешение, требующее наказания. Но, главное, они попались. Не пойман — не вор, вот девиз трейдеров. Плюс небольшой нюанс: пойман — уволен. Точнее, принесен в жертву, повешен, четвертован, зарезан — во имя священной репутации Банка.

Парень в конце концов понял, что все пропало. Сделав последнюю попытку поторговаться, он сдал мне все, словно избавляясь ото лжи, повисшей на шее слишком тяжким камнем. Совсем как ребенок. Чем дальше он углублялся в детали своей методики обмана системы, тем больше распрямлялся. Казалось, юнец едва ли не гордится собой. На самом деле ребята выстроили довольно хитроумную схему, начав с создания фальшивых клиентов. Для этого они просто взломали нашу информационную систему Murex. Чтобы спрятаться от проверок, они прибегали к арбитражным сделкам между двумя портфелями — реальным и фиктивным. Ежедневно, как и положено, осуществлялся контроль реального портфеля, чтобы проверить полученные или удовлетворенные требования о внесении дополнительного обеспечения… Открытие каждого фьючерсного контракта на фондовые индексы требует наличия гарантийных залоговых средств на счете, и каждый вечер после закрытия сессии позиции анализируются клиринговой палатой, которая в случае необходимости требует пополнить залоговые средства. В этот момент возникает сразу несколько потенциальных наблюдателей, способных выявить нарушения: сам Банк, естественно, но еще и структура, отвечающая за клиринг, — в данном случае ею стала немецкая биржа деривативов Eurex и ее клиринговая палата. Эта система работает по образу и подобию челюстей крокодила. Тревога объявляется в момент отсутствия на счетах свободных средств, срабатывая как рефлекторная реакция этих славных хищников, вся сила которых — в способности сжимать челюсти и дробить все, что в них попадает. Зато крокодил не в состоянии раскрыть пасть, если просто перевязать ее обыкновенной веревочкой. Так и система Eurex: в случае убытков зубы тут же смыкаются. Однако если благодаря ошибке Банк зарабатывает деньги, крокодил не шевелится: нарушения как будто и не было.

В какой-то момент Шарль-Анри даже начал записывать для меня слабые места нашей системы безопасности. Я его об этом не просил, но почему бы и нет?! Коротко резюмирую его пояснения: с момента введения в действие системы Murex число ежедневных сделок увеличилось в восемь раз. Наши хранилища информации переполнились. Поэтому пришлось установить производные системы, призванные поглощать информацию и защищать все трансакции. Каждая из них автономна и непрозрачна. Оба трейдера собирались уводить совсем маленькие, не доходящие до порога тревоги суммы, переводя их на внутренний счет, что позволило бы им за несколько месяцев сорвать настоящий джекпот. Как маленькая утечка воды, заполняющая в конце концов большое ведро. Достаточно набраться терпения. И не болтать…

Я похвалил его за изобретательность и неумение хранить тайну, попросив оставить нацарапанную им схему в качестве вещественного доказательства его признания. В мои планы входило использование полученной информации для укрепления безопасности Банка. Потом он подписал документ, в котором обязался никогда и ничего не рассказывать об этом за пределами Банка.

Я намеревался принять в конце дня его сообщника, чтобы потопить его таким же способом. Маловероятно, что он окажется более стойким, чем Шарль-Анри. А пока нужно было срочно менять систему безопасности. Секретарша только что предупредила меня о приходе Этьена, который дожидался в приемной. Он вошел в мой кабинет с побитым видом. Я решил обойтись без перчаток: