Все предсказывали: грянет гром и будет как минимум один покойник. Но не знали, кто именно.
Ксавье Мюска, заставлявший себя ждать, был одним из бонз министерства. Он входил в сегодняшний магический круг, команду финансовых инспекторов, которые держали в руках государство: Пероль в Елисейском дворце, Ришар в Берси, Госсе-Гренвиль в Матиньоне. Я инициировал встречу с ним, так как знал, что наш президент, тоже член этого сообщества, уже давно действует Мюска на нервы. Что оставляло надежду на неразглашение моего недружественного демарша. Я намеревался информировать Мюска о реальном положении Банка, которое вырисовывалось для меня все более четко, в особенности после нашего "совещания по камуфляжу отчетов". Предостерегая Мюска, я тем самым усиливал его позицию по отношению к министру Кристин Лагард, сильному юристу, но слабому политику. И при небольшом везении мог сам перейти в разряд людей с будущим. Пусть я и принадлежу к низшей касте, но, кто знает, возможно, однажды сочтут полезным повысить какого-нибудь аутсайдера вроде меня.
— Мне очень жаль, но неожиданные обстоятельства…
Я кивнул с понимающим видом. Не время привередничать. Вошли два официанта: один с бутылкой Leoville-Barton, которая выглядела многообещающе, другой — с паштетом из лосося, запеченным в слоеном тесте. Мюска поблагодарил их, вежливо кивнув, и молча подождал, пока они выйдут из зала. Только после этого он решил удовлетворить свое любопытство:
— Итак? Что вы думаете о ситуации?
По моим наблюдениям, важные слуги государства не терпят преамбул.
— Полагаю, она серьезная.
— А…
— Мой президент? Считает меня пессимистом.
— Он всегда предпочитал страусиную политику, — едко заметил Мюска. — Уже в эпоху Credit Lyonnais он отчаянно защищал Аберера. Это, конечно, по-товарищески, но всему есть предел…
Я едва не ляпнул нечто нелицеприятное по поводу священной финансовой инспекции, но в последний момент удержался.
— Ну, и как у вас?
Момент истины приближался гораздо быстрее, чем предполагалось.
— Как вам сказать… Мы переживаем некоторые затруднения.
— Дорогой Дамьен, мы встретились, чтобы поговорить откровенно!
— Приходится признать, что в последние недели мы столкнулись с неприятными сюрпризами.
— Где?..
— В Китае. Понадобится рекапитализация нашего тамошнего филиала.
— В каком размере?
Внимание, опасность. Я не нахожусь на службе у французского государства, и стукачества от меня не ждут.
— Пока трудно оценить.
— Что еще?
— У нас остаются значительные задолженности по трем фондам, закрытым летом 2007 года…
На сей раз он не стал задавать излишне конкретных вопросов.
— И мы сделали ставку, в данный момент неудачную, на AIG, этого страховщика…
— Знаю, — прервал меня директор казначейства. — Странная затея, не правда ли?
— Президенту она очень нравилась.
Роль лицемера мне явно удавалась.
— И… много еще у вас подобных замечательных сделок?
Тон изменился. Стал менее дружеским, более резким.
— Мы также немного инвестировали в провинции вместе с одним американским фондом, Omega 34.
Ксавье Мюска ухмыльнулся:
— Немного?
— Ну, можно и так сказать.
— И вы намерены объявить рынку обо всех этих убытках?
— Именно в том-то и вопрос, — бесцветным тоном ответил я. — На прошлой неделе мы совещались по этому поводу. Я лично — за.
Точнее указать на виновника готовящейся подтасовки невозможно.
— Тем более что я опасаюсь потрясений в ближайшие недели.
— Каких именно?
Пришло время броситься в воду.
— Мне сказали, что Lehman может лопнуть.
Мой собеседник отшатнулся:
— Абсурд!
— Знаю, но, похоже, несколько дней назад Полсон предупредил одного саудита, весьма близкого к королевской семье…
Директор казначейства уставился на меня как на человека, которого внезапно поразило буйное помешательство. Сама мысль о том, что я могу обладать подобной информацией, явно казалась ему чем-то вроде эпизода из "Секретных материалов".
— Вы действительно в это верите? — Вежливый тон не мог замаскировать его отношения к услышанному. — Давайте вернемся к вашей ситуации: как обстоят дела со сведением отчетности?
Восхитительная формулировка. Все равно что спросить меня о внебалансовом счете Банка и о нашей системе учета.
— Это деликатный момент, — сказал я, чтобы потянуть время. К обсуждению такой темы я не был готов, что свидетельствовало о недостаточной предусмотрительности. — В отличие от американских коллег, мы не злоупотребляли этими инструментами… — Формулировка соответствовала утверждению, что мы не располагаем Special Investment Vehicleэтими SIV[65], которые позволили Lehman, Goldman Sachs и прочим Merrill Lynch накапливать параллельно с официальными балансами более рискованные сделки. В последние дни ходили слухи, что проблемы возникнут как раз из-за внебалансовых счетов. — Следовательно, нам нечего скрывать. По крайней мере, в этом направлении.
Не похоже, чтобы директор казначейства по достоинству оценил мою иронию.
— Ну а, скажем так, экзотические филиалы? Мне бы хотелось услышать искренний ответ, Дамьен.
А вот это не предусматривалось.
— Полагаю, у вас есть все данные для достоверной оценки, — ответил я, не скрывая улыбки. — По-моему, ваше ведомство знает все о наших филиалах по всему миру.
— Я не это имею в виду. — Он наклонился ко мне с угрожающим видом. — Сформулирую более четко: у вас есть скрытые убытки в налоговых оазисах? Это не преступление, но нам необходимо об этом знать, вот и все.
Я позволил себе секундное колебание. Как далеко я могу зайти?
— Ну, ладно… послушайте… Это щекотливый вопрос, сами знаете…
— Дамьен!
Я подождал еще немного, а потом бросил ему кость:
— Ответ будет "да", естественно.
— Где?
— Честно говоря, по этим вопросам наш финансовый директор общается с президентом напрямую.
— Вы хотите сказать, что, будучи генеральным директором, не знаете цифры?
Его упорство начало меня раздражать. В конце концов, я пришел сюда по собственной доброй воле.
— Хотите правду?
— Мечтать не вредно…
Он явно со мной не церемонился.
— Да.
— Не знаете?
— Нет.
— Невероятно! — покачал он головой.
— Ксавье, такова практика, и вам это прекрасно известно.
— А в Швейцарии?
— Туда мы наши убытки не прячем. Швейцарские счета — это главным образом способ повышения лояльности нескольких наших клиентов…
— Нескольких! — с явным сарказмом повторил Мюска.
— Все это для вас не ново, полагаю. Вы уже давно следите за нами.
— Пытаемся.
— У вас нет своего Биркенфелда? — спросил я, глядя на него в упор.
Брэдли Биркенфелд был одним из руководителей UBS, которого год назад прижала и вынудила к сотрудничеству IRS, американская налоговая служба. Именно он сообщил властям число американцев, владеющих тайными счетами в его банке. Пятьдесят две тысячи. Несколько тысяч вроде бы уже идентифицировали. Решением суда, состоявшегося в июле во Флориде, швейцарский банк обязали сообщить их имена под угрозой судебного преследования его топ-менеджеров. По словам нашего финансового директора, который рассказал мне эту историю, они чувствовали себя препаршиво.
— Мы не прибегаем к подобным методам, — с полуулыбкой возразил Мюска.
Оборот, принимаемый нашей беседой, неожиданно подсказал мне идею.
— В любом случае мы очень осторожны. К тому же мы не размещаем средства в других интересующих вас местах.
— Например? — Функционер вернулся к более дружелюбному тону.
— В Андорре.
Стоило воспользоваться случаем, чтобы разузнать о ситуации вокруг моей новой территории базирования.
— Ну и зря, — бросил он с ироничной ухмылкой.
— То есть?
— То есть это подлинный налоговый рай. По крайней мере… в настоящее время.