Джина встала.

— Ничего, что я уйду?

Ви помотала головой.

— У меня тут дел по горло. Да и подумать есть о чем. Так что отыщи Софи и сразу мне позвони. Бедняжка! Скажи, что мы с ней можем сходить на кладбище, если она захочет.

— Софи пообещала, что купит цветы и сразу прибежит в церковь. Она не говорила, что не хочет идти.

— Немудрено! Ты бы все равно ее переубедила. Я ее понимаю. Кое-что в этой жизни приходится делать самостоятельно.

Джина поцеловала маму в щеку. Та сняла цветочную вуаль и, точно хрупкой клеткой, накрыла ею чайник.

— Не знаю, зачем напялила эти орхидеи. Уж больно аристократские. Ну, звони.

— Пока, мам. Все прошло замечательно. Лучше не придумаешь.

— Пока, милая. Скажи ей, что я не в обиде.

Когда Джина вышла на Орчард-стрит, над ее головой сгущались тучи, грозя вот-вот пролиться дождем. Из-за узкой юбки и туфель на каблуках она шагала быстро и мелко, поднимаясь по Таннери-стрит, от которой к Хай-Плейс вела старинная дорожка под названием Дитч. Она шла мимо ветхих кособоких домишек с немытыми окнами и пыльными шторами. Лишь некоторые имели приличный вид: возле новеньких дверей висели корзины с лобелиями и геранью. Из окон тут и там доносилась болтовня телевизора.

Подходя к дому, Джина окинула его взглядом. Шторы в спальне Софи были задернуты. Джина представила себе бедную Софи, свернувшуюся на постели в обнимку с букетом цветов. Бедное дитя! Удар за ударом. И скоро будет еще один. Джина подскочила к воротам, отперла их и бросилась к двери на кухню, когда первые капельки дождя уже полетели с неба.

Она скинула туфли и побежала наверх.

— Софи! — позвала она, задирая юбку повыше. — Софи! Я дома! Софи!

Наконец Джина добралась до ее комнаты. Закрыто, музыки не слышно. Она распахнула дверь.

— Родная…

В комнате было как-то особенно пусто. Ни Софи, ни подушек, ни картинок на стенах. Кровать гладко заправлена, точно в гостинице, на столе подозрительный порядок.

— Софи! — вновь позвала Джина.

Она открыла шкаф. Одежда висела на месте, над грудой шарфов, старых свитеров и разной обуви. Джина осмотрелась. Фотографии тоже здесь, зато нет расчески и плейера.

Она вышла из комнаты. В коридоре была куча коробок — Софи собрала их задолго до переезда и грядущего вторжения семьи Пью. Джина взяла бегемота, посмотрела на него и прижалась щекой к зеленой плюшевой морде. Софи наверняка пошла в «Би-Хаус». Куда же еще? Джину расстраивало и немного злило, что в трудную минуту дочь всегда бежала к Вудам. Она медленно спустилась в свою комнату, досчитала до десяти и подошла к телефону.

Затаила дыхание. Трубку взяла Хилари.

— «Би-Хаус», добрый день.

— Хилари…

— Да?

— Это Джина.

Молчание.

— Что тебе нужно?

— Я хотела… поговорить с Софи.

— Ее тут нет, — ответила Хилари. — Сегодня у нее выходной. Похороны же.

— По-моему, она у вас. Может, с мальчиками? Ее нет дома, и на похороны она так и не пришла.

— Сейчас посмотрю, подожди.

Хилари с резким стуком положила трубку на стол, и Джина услышала ее удаляющиеся шаги. Затем открылась дверь и донесся ее голос. Снова шаги, в другом направлении. Тишина. Наконец Хилари вернулась к телефону.

— Никто ее не видел. Я пошлю Гаса в сад, поискать ее.

— О Боже… — выдавила Джина. — Ее комната кажется такой пустой… Как будто она ушла. Совсем. Куда же она подевалась?

— Да просто гуляет. Она разумная девочка…

— Пожалуйста, позвони мне, — взмолилась Джина дрожащим голосом. — Позвони, если найдешь ее!

Снова молчание.

— Конечно, — тихо ответила Хилари и положила трубку.

Гас вернулся на каменную стену, под ветви тиса. Почему-то ему полегчало во время похорон: происходило нечто общепринятое и традиционное, люди молились, пели гимны, надели строгую одежду. А дома все опять развалилось — Лоренс молча ушел на кухню, Джордж отправился на работу, потому что его отпустили только на час, Адам куда-то запропастился. Гас хотел было поторчать в маминой спальне, пока она переодевается, но она сказала:

— У меня столько дел! Поможешь? И сам заодно отвлечешься.

— Вообще-то я тоже занят… — соврал он.

— Ну, как хочешь. — Хилари обняла его и вышла в коридор. От ее запаха Расу захотелось плакать. Он пошел к себе в комнату, сорвал галстук, сбросил школьные туфли и брюки, затем надел широченные джинсы, кроссовки и футболку, которую однажды забыла у них Софи: темно-синюю с радугой на груди. После чего поплелся вниз, вытирая спиной стену и пиная ступеньки.

Гас вышел в сад. Собирался дождь, но ему даже хотелось вымокнуть. Он залезет на стену, промокнет и весь перепачкается, кусочки коры забьются ему в волосы. Все, конечно, будут говорить, что он ведет себя как ребенок, особенно Софи, но Гас просто не знал, как еще можно себя вести в таком положении. Софи не пришла на похороны. Может, не смогла? Закрылась где-нибудь и ревела, совсем как позавчера, когда он рассказал ей о Лоренсе и Джине…

— Это неправда! — крикнула Софи. Ее лицо стало пустым, как луна.

— Правда, — ответил он. Ему захотелось взять ее за руку. — Правда. Сначала нам рассказала мама, а потом папа.

Гас пытался как-то утешить Софи, пока она плакала. Слез со стены, чуть ли не силком стащил ее вниз и крепко обнял, хотя она была выше его ростом. Она стояла в его неуклюжих объятиях, спрятав лицо в ладонях, и рыдала. Слезы стекали по ее запястьям прямо в рукава блузки. Конечно же, у Гаса не оказалось платка, поэтому в конце концов он снял футболку и отдал ей.

Софи была благодарна.

— Спасибо. Ох Гас, большое тебе спасибо!

Он стоял и смотрел, как она плачет. Ему еще никого и никогда не было так жалко. Потом Софи высморкалась, вытерла лицо и руки. Ее щеки пошли розовыми пятнами, глаза покраснели. Выглядела она ужасно, но Гас не мог оторвать от нее глаз. Они еще немножко посидели у стены, и Софи спросила:

— Как думаешь, это конец? В смысле, больше ничего плохого уже не случится?

Гас не знал. Ночью он несколько часов провалялся без сна, представляя себе всякие ужасы: как Хилари собьет машина или как все, кроме него, умрут, а дом сгорит, — перестраховывался от ударов судьбы. Он очень утомился. Постоянно чувствовал усталость и хотел побыть один, но в то же время волновался за близких, если долго их не видел.

Гас схватил упругую ветку и стал опускать и поднимать ее, словно гантель. Скоро его с ног до головы засыпало мусором, а руки заболели.

— Гас!

Он остановился. Среди яблонь, футах в десяти от стены, стояла и смотрела в его сторону Хилари.

— Что? — спросил он, не шевельнувшись.

— Гас, ты не знаешь, где Софи?

— Откуда мне знать?

— Ты не мог бы спуститься, пока я с тобой разговариваю?

Он выбрался из-под ветвей.

— Она не приходила на похороны, — сказала Хилари. — Сейчас звонила Джина, говорит, ее нигде нет и такое ощущение, что она сбежала. Спрашивает, не у нас ли она. Ты ее сегодня видел?

— Нет, — ответил Гас. Перекинув одну ногу через стену, он спрыгнул на землю. — Уже два дня как не видел.

— Она что-нибудь говорила? Может, хотела сбежать из дома?

— Нет. — На Гаса вдруг накатили воспоминания о позавчерашнем дне. — Она плакала.

Хилари шагнула к сыну, а он прижался к стене и закрыл лицо ладонями.

— Гас… — Она положила руки ему на плечи. — Гас, что случилось?

Я ей все рассказал, — пробормотал он. — Я не хотел, само так вышло…

— Что именно?

Гас повернул голову вбок, чтобы не смотреть на Хилари.

— Ты же поняла. Про нашего папу и ее маму. Про то, что они хотят пожениться.

— Я приехала, — сказала Софи.

— Соф… — изумленно проговорил Фергус.

Одной рукой он придерживал дверь, а в другой у него были очки для чтения: полукруглые, в черепаховой оправе. Волосы слегка взъерошены, как будто он теребил их, пока думал.

— Родная, это же чудесно! Только я не ожидал, что ты приедешь так скоро…