— Уверяю вас, — холодно проговорила Джеки, упрямо вздернув подбородок, — мне об этом ничего не известно. Повторяю, у меня нет помощников. Это был, очевидно, самозванец. Как он выглядел?
— Лет двадцать пять, хорошо поставленная речь, приличный вечерний костюм… Похож на тысячи своих сверстников. Но Гарри никогда прежде его не видел.
— Как его зовут?
Леди Тетбери повела плечами.
— Этого я не могу вам сказать, моя дорогая. — Она говорила с Джеки, как с маленькой девочкой. — Меня так возмутило его появление, что я игнорировала его на протяжении всего вечера. Кажется, он называл свое имя, как только появился у нас, но я его не запомнила.
Джеки взглянула на нее своими серьезными голубыми глазами.
— Что ж, мне очень жаль, что все так вышло. Я постараюсь выяснить, кто он. Вопрос-то на самом деле нешуточный. Какой-то неизвестный и, возможно, с корыстной целью прикрывается именем нашего журнала. Если он вновь появится в поле вашего зрения, пожалуйста, свяжитесь со мной.
— Да, разумеется. — Леди Тетбери как-то сразу смягчилась. — Видите ли, мой муж говорит, что в обстановке нынешнего финансового климата и учитывая то, что уже через год состоятся очередные общие выборы, будет неразумно, если широко распространится мнение о том, что мы, мол, тратим большие средства на увеселительные мероприятия. Это даст право Нэйлу Кинноку и всем лейбористам говорить о том, что мы предаемся мотовству.
— Будьте покойны, я прослежу за тем, чтобы ваши приемы и вечера не получили нежелательного освещения в «Сэсайети», леди Тетбери, — сухо ответила Джеки.
— Благодарю вас. — Пожилая аристократка заметила в отдалении каких-то своих друзей и, не сказав больше ни слова, ушла к ним.
Не успела Джеки перевести дух, как на нее набросилась супружеская пара средних лет. Эти люди были ей хорошо известны и неизменно искали для себя рекламы в ее журнале. Вот и сегодня они пришли бы в ужас, если бы Джеки не заметила их.
— Здра-а-вствуйте! — задыхаясь от возбуждения, проговорили они. — Как мы рады вас видеть!
Шляпка женщины походила на красный петушиный гребешок, у нее было загорелое в веснушках лицо, что делало ее похожей на курицу-пеструшку.
После того как стороны обменялись дежурными приветствиями, женщина защебетала:
— Мы так счастливы, что попали сюда! Какое все-таки потрясающее зрелище, не правда ли? Ой, мне так не терпится поскорее увидеть королевскую семью, так сказать, во плоти!
Джеки представила себе на мгновение, как по лужайке идет обнаженная королева и все ее родные. Тоже голые. «Так сказать, во плоти». Но в следующую минуту приставшую к ней пару оттеснила пробивная мамаша юной дебютантки.
— Вы ведь знаете Фиону, не правда ли? — громко проговорила она, хватая Джеки за руку. — О, она так взволнована тем, что ее выбрали для представления дебютанток Англии на балу в Нью-Йорке! Он состоится совсем скоро, в следующем месяце. Ты ведь взволнована, дорогая? Вы знаете, там будет даже телевидение! Нам пришлось раскошелиться и сделать ей поистине шикарный наряд, правда, дорогая?
Мамаша смотрела на дочь с гордостью и обожанием. Девушка же на все обращения к ней лишь морщилась. Джеки втайне возблагодарила Бога за то, что ее собственная мама была совсем другая и никогда не вела себя так. По крайней мере на людях.
Джеки успела пройти всего двадцать ярдов от веранды и на этом коротком отрезке была атакована тремя супружескими парами, крупным финансовым воротилой, несколькими мамашами со своими половозрелыми дочерьми, для которых те подыскивали подходящих женихов, и, наконец, вдовой, которая, несмотря на свой почтенный возраст — за шестьдесят, — тоже подыскивала себе спутника жизни. Всем им не терпелось, чтобы их имена пропечатали в журнале в связи с таким роскошным событием.
Аристократы, по-настоящему известные и значительные люди, к Джеки не подходили и ничего у нее не выклянчивали.
«Но с другой стороны, — думала она, — им это и не нужно».
Пока Джеки мысленно набрасывала список действительно интересных гостей, по толпепролетел шорох, тысячи людей одновременно замолчали и преисполнились напряженного ожидания. Все взоры были обращены на веранду, на которой тихо, без лишнего шума появилась королева со всем своим семейством. В следующее мгновение оркестр грянул «Боже, храни королеву!».
Цепким взглядом репортера Джеки окинула членов королевской семьи, запоминая в их облике все до последних мелочей. Королевские принцы и герцоги были в элегантных утренних визитках, а на королеве, ее матери, принцессе Анне, принцессе Диане и герцогинях Йоркской и Глостерской были однотонные платья: желтое, как нарцисс, синее, мягкого розового и лимонного оттенков. Подобные яркие цвета должны были выделять их из общего числа гостей. Ходили даже слухи, что королева как-то заметила: «Если я не надену чего-нибудь яркого, меня никто и не заметит».
Исполнение государственного гимна закончилось звучным аккордом барабана и тарелок. После этого немая сцена прервалась и все на веранде вдруг пришло в движение. Члены королевской семьи как по команде двинулись на лужайку. Вышагивали они, что и говорить, величественно. Подобное достигается лишь многолетним внутренним осознанием своей исключительности. Джеки никогда не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из членов королевской семьи вдруг ссутулился, побежал или, наконец, оперся на что-нибудь, стоя перед собравшимися.
Направившись в сторону чайного шатра, Джеки едва не налетела на лорда и леди Уитли Воксхолл. Элфрида буквально набросилась на Джеки:
— Вовремя дождь закончился, правда? Это очень хорошо, правда? — задыхаясь и придвинув свое лицо вплотную к лицу Джеки, заговорила она. — Я говорю сегодня утром Селвину: «Мне кажется, прием отменят». А его не отменили, это хорошо, правда?
На ней был бирюзовый костюм и шляпка, сделанная по специальному заказу Фредди Фоксом. Но она не шла ей и из-за нее бледное лицо Элфриды отливало нездоровым оттенком.
Джеки непроизвольно отступила на шаг назад.
— Да, я тоже очень рада, что небо прояснилось. Прошу прощения, я…
Элфрида схватила ее за руку.
— А вы будете еще писать о Мейферском бале? Мы с Селвином там были. За столиком у наших друзей.
— Да, я знаю, — проговорила Джеки и неопределенно добавила: — Не уверена, получится ли написать об этом в следующем номере. Места очень мало, а события следуют одно за другим.
— На следующей неделе мы пойдем на бал «Уайт дав»! Вы там будете? Присоединитесь к нашему столику? Мы с друзьями всегда очень весело проводим время…
Лишь большим усилием воли Джеки удалось не выдать своего раздражения.
— Не знаю… Не думаю, что у меня будет время, — сказала она.
— Пойдем, Элфи.
Наконец-то Селвин соизволил открыть рот! Он попытался оттащить жену от Джеки, но той непременно нужно было сказать последнее слово в разговоре.
— Вы напишете о том, что мы здесь сегодня были?
Джеки не ответила. Она не была снобом и ее не волновало, какое у человека происхождение, цвет кожи, к какому сословию он относится и какие взгляды исповедует. Но она терпеть не могла тех, кто отчаянно пытался себя разрекламировать. Эти люди набрасывались на нее везде, где бы она ни показывалась, выпрашивая у нее упоминание о себе на страницах журнала. Они готовы были продать душу дьяволу, лишь бы их физиономии красовались на развороте журнальной полосы. Чтобы потом хвалиться перед друзьями, родственниками и соседями. Но Джеки давно и твердо решила для себя: как раз эти-то люди никогда и не дождутся от нее того, о чем просят. После сегодняшней встречи Джеки занесла Элфриду Уитли в свой «черный» список.
К Селии уже присоединился Хьюго. Она стояла в нескольких шагах от королевы и напряженно следила за ней в ожидании малейшего сигнала, который мог означать что угодно. Например: «Я уже достаточно пообщалась с этим человеком. Представь мне кого-нибудь другого». Или: «По-моему, нам пора двинуться дальше». Королева умела передавать свои мысли легким движением бровей или едва уловимой переменой в выражении лица, а Селия научилась понимать ее. Когда фрейлина сопровождала королеву при ее выходах на публику, сигналы, которые она посылала Селии, разумеется, были сильнее и требовательнее. Скажем: «Возьми у меня этот букет, я его одна просто не донесу», «Подай мне зонтик и плащ, я вся промокла!», «Давай попрощаемся с этим человеком и двинемся дальше. Хватит с него».
