Тут Джеки улыбнулась, вспомнив, как однажды принцесса Анна сказала, что она отнюдь не сказочная принцесса и пусть все зарубят это себе на носу. Временами она, конечно, умела подать себя как особу королевской крови, но в жизни Анна была практичной женщиной, не отличалась большими запросами, предпочитала носить простую и удобную одежду.

Лакеи повели гостей в сад — с минуты на минуту должна была показаться королевская семья. Джеки пошла вместе со всеми, спустилась по нескольким ступенькам, накрытым красным ковром, и оказалась в Поклонной зале. Эта комната полюбилась ей еще во время первого посещения дворца с родителями. Она имела форму овала, стеклянные двери вели на веранду, в обстановке преобладали мягкие кремовые оттенки и позолота. Мебели было немного: только французские стулья и диваны. В четырех специально устроенных нишах был выставлен для всеобщего обозрения потрясающей красоты обеденный сервиз из мекленбург-стрелицкого фарфора, сделанный в 1763 году по заказу короля Георга III.

Некоторым гостям явно хотелось немного задержаться в зале, дабы получше рассмотреть это сокровище. До слуха Джеки донеслась даже недовольная реплика какой-то дамы, жаловавшейся на то, что при входе во дворец у нее изъяли фотоаппарат. Но лакеи вежливо и в то же время твердо подталкивали гостей к выходу. Задерживаться здесь было нельзя.

Через минуту Джеки уже оказалась на веранде и перед ней открылся захватывающий дух вид на просторные лужайки, покрывавшие собой целых сорок пять акров. Озеро, где водились редкие птицы, включая розовых фламинго, которых ради сохранения удивительной окраски их перьев кормили креветками. Наконец деревья и кустарники, способные украсить любой ботанический сад. Но наиболее сильное впечатление производил цветочный бордюр, посаженный справа от веранды, прямо под окном спальни королевы. Джеки никогда в жизни не видела такой красоты и совершенства — ни одной сорной травинки, ни одной увядшей веточки. Можно было подумать, что это искусственные цветы. Одна из приглашенных даже специально подошла к нему и наклонилась, чтобы получше все рассмотреть и вдохнуть тонкий аромат роз, левкоев и бегоний. К ней тут же приблизился полисмен и вежливо, но твердо предложил вернуться.

Джеки, невольно наблюдавшая за этой сценой, в первую минуту недоуменно свела брови, но тут же поняла, что на самом деле ничего странного не произошло. Службе безопасности дворца хочешь не хочешь приходилось нынче соблюдать предельную бдительность. ИРА[11] продолжала закладывать свои бомбы, а недавно тем же самым занялся и так называемый Фронт освобождения животных. Члены королевской семьи, высший офицерский состав вооруженных сил, а также министры правительства служили привлекательными мишенями для террористов, и эта женщина вполне могла заложить под розовый куст пластиковую взрывчатку с часовым механизмом. В конце концов Джеки хорошо помнила чрезвычайное происшествие пятилетней давности, когда какой-то бродяга пробрался во дворец через систему канализации и проник в спальню королевы в шесть часов утра. Он разбудил Елизавету II, сев прямо на ее постель и попросив закурить. После того случая стали считать, что теперь уже возможно все.

Спустившись по каменным ступенькам, которые вели на лужайки, Джеки на мгновение остановилась, чтобы полюбоваться открывшейся ей удивительно красивой летней картиной. На необъятном зеленом пространстве, напоенном ароматом трав, примятых тысячами ног, мелькали нарядные женские платья и изящные шляпки всевозможных расцветок и оттенков — от мягких пастельных тонов до ярких и сочных. Серые же и черные цилиндры мужчин напоминали миниатюрные ожившие печные трубы, а те, кто стоял в отдалении, походили в своих черных фраках на пингвинов. Экзотический элемент в общую картину привносили африканские гости, появившиеся на приеме в национальных костюмах. Наиболее утонченными и привлекательными казались индианки в великолепных сари.

Вдалеке был виден длинный шатер в зелено-белую полоску, открытый с одной стороны, с примыкавшей к нему верандой, где уже толпились гости. На некотором расстоянии от него высился второй шатер, гораздо меньше первого. Он был предназначен для королевы. Там, у входа, расставлены маленькие столики, накрытые камчатными скатертями и украшенные вазами с цветами. В стороне размещалась эстрада. Здесь расположился духовой оркестр Королевской шотландской гвардии, исполнявший наиболее популярные мелодии из «Карусели».

Джеки решила, что никогда еще, наверное, не видела столь типично английской картины. До нее долетал легкий аромат роз и клубники, который считается визитной карточкой английского лета. Теплый воздух, заметно посвежевший после недавнего дождя, казалось, доносил с собой мягкие запахи сельской глубинки. Только в Англии можно было увидеть жизнь высшего света: хорошо одетые люди степенно прогуливаются по зеленой лужайке, приветствуя друг друга сдержанными улыбками. Умение здороваться в их кругу доведено до высот искусства. И вообще казалось, что перед тобою целый спектакль. Сдержанные модуляции голоса, мимолетный воздушный поцелуй в миллиметре от щеки как выражение дружеской привязанности, краткие секундные рукопожатия. Джеки трудно было отделаться от ощущения, что она наблюдает за сложной хореографической постановкой, столь совершенной в своей напыщенности, что она поистине была достойна кисти Лаури.

Красивая и грациозная, в шелковом платье цвета пахты и широкополой соломенной шляпке, Джеки, набрав в легкие побольше воздуха, ступила на лужайку. Она знала, что через минуту ее уже обступят со всех сторон те, кому очень хочется прочитать что-нибудь о себе в журнале, и не отстанут от нее.

— Здравствуйте, миссис Давентри.

Ну вот, началось. Едва она ступила ногой на зеленую и влажно-мягкую лужайку, как ее тут же окликнули.

Джеки обернулась на голос и увидела перед собой леди Тетбери, далеко не последнюю представительницу высшей английской знати, муж которой частенько брал слово в палате лордов.

— Добрый день, леди Тетбери, — ответила Джеки.

В нее уперся взгляд холодных голубых глаз. В следующее мгновение супруга английского пэра довольно сердито заговорила:

— Жаль, что вы не сочли для себя нужным уведомить меня о том, что посылаете своего человека на наш прием в честь дня рождения Гарри. Между прочим, я была бы рада видеть вас саму, несмотря на то, что вам известно, как мы с мужем не любим себя рекламировать… Но я совсем иначе отнеслась к нежданному появлению того молодого человека, которого никто не приглашал. Джеки недоуменно воззрилась на нее:

— О каком молодом человеке идет речь? Я не совсем понимаю…

— О том самом, я запамятовала его имя, который помогает вам делать вашу колонку, — предельно сухо ответила леди Тетбери.

— Но у меня нет никаких помощников! Ни штатных, ни внештатных. На светских приемах от «Сэсайети» присутствую я одна. Да и пишу все сама, — горячо возразила Джеки. — Может быть, вы путаете наш журнал с «Татлером», «Харперз энд Куин» или «Хэлло»?

Все эти издания регулярно давали на своих страницах освещение светской жизни, и люди порой действительно путались в том, кто из репортеров на какой журнал работает.

Синие страусовые перья на шляпке леди Тетбери возмущенно всколыхнулись.

— Нет, речь идет именно о вашем журнале, — надменно проговорила она. — Тот молодой человек сказал, что вы заняты и не сможете прийти сами, поэтому попросили его сходить к нам, так как вам-де нужен был материал о нашем вечере для следующего номера. Я была поставлена в не совсем удобное положение, ибо, с одной стороны, мы были с вашими родителями добрыми друзьями, когда они жили в Англии, а с другой — Гарри попросил меня избавиться от нежданного гостя. — Голос ее стал чуть мягче. — Я понимаю, вам нужна эта работа… особенно учитывая, что вы недавно развелись, и я не хочу, чтобы у вас из-за меня возникли сложности, но мне кажется, вам следовало по крайней мере предупредить меня.

Джеки даже покраснела от негодования. Боже мой, даже благородная леди Тетбери, оказывается, порой бывает несносна!