— Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?[22]

— Что?

— То, что Христос сказал на кресте.

— Я… не знаю.

— Куда еще он ходил? Вы видели, куда еще ходил доктор Борроу?

— Как-то раз ходил к морю, но я… я устал. Слишком далеко. Вернулся назад. А ночью он ходил в Медвел.

— Когда?

На лестнице раздались шаги.

— Когда это было, Бенлоу?

— Раза два, может, три… — Его глаза лукаво сощурились. — Я устал делать добро. Это неправда, милорд. Все ложь.

— Ушел, — объявил Монгер, спускаясь с лестницы. — Он ушел.

Лицо кузнеца блестело от пота, в широких глазах читалось недоумение, которого я прежде не замечал за ним.

— Мэтью нет на месте. Наверное, ушел на обход, нигде не найти. Мы остались без доктора.

Бенлоу содрогнулся, издав тонкий звук, похожий на далекое пение птицы.

— Как вы и предполагали? — спросил меня Монгер, и я кивнул.

— Ступайте и сделайте все, что нужно, — предложил он. — Я исповедую и утешу его. Не могу смотреть, как он умирает.

— Лучше в ваших руках. — Я осторожно поднялся, стараясь не удариться головой о потолок. — Лучше целитель коней, чем… Джо, его надо остановить.

Бенлоу разинул рот наподобие одного из его черепов и поманил меня скрюченным пальцем.

— Дадли, — сказал я. — Нам надо вернуть его. Вместе с костями. Их нужно снова закопать в землю. Где-нибудь далеко, где никто не копает.

— Тогда кому-то придется скакать как ветер, — ответил Монгер. — Скажите Ковдрею. Если он вышлет своих мальчишек… С повозкой им далеко не уйти.

— И придется останавливаться где-нибудь на ночлег.

— Молите Бога.

Бенлоу попытался подняться, и Монгер подошел к нему. Бенлоу искал меня взглядом, его глаза тупо уставились в точку, где мгновение назад стоял я.

— Неспроста… — хрипел он, пытаясь выдавить смех. — Неспроста… его называли Большой Джейми Хокс, милорд.

Мы с Ковдреем проводили всадников взглядами. Остатки серого дня догорали под хмурым свинцовым небом.

В погоню за Дадли отправили троих гонцов: конюшего, поваренка и, должно быть, сына самого Ковдрея. Один из них взял мою лошадь. Каждому я вручил по копии письма на имя Дадли, подписав их, за неимением подходящей печати, парой глаз. Однажды я придумал знак ради шутки, в качестве своей подписи на письме к королеве. В послании говорилось о том, что если Дадли не вернется немедленно с костями в запечатанном ящике, то единственной наградой ему станет смерть. Самая страшная смерть. Я даже не нашел слов, чтобы точнее описать ее. Могила любви, в конце концов написал я. И дважды подчеркнул эти слова.

— Не знаю, сколько вы хотели взять за услугу, — сказал я, — но вам следует удвоить плату.

Немного помолчав, Ковдрей покачал головой.

— За это я ничего не возьму с вас.

Он не знал. Не мог знать. Но человеком он был хорошим.

Я кивнул в сторону холма Святого Михаила, стараясь говорить ровным тоном.

— Где Нел проведет ночь?

— Наверняка в Медвеле. В городе есть старая тюрьма, но ей больше не доверяют. В Медвеле есть темница. Этот дом — целая крепость. Так говорят. Сам я там никогда не бывал.

— Никогда?

— Ни разу с тех пор, как дом перестроили.

— Кэрью будет там?

— Скорее всего. — Ковдрей взглянул на меня и вздрогнул. — Доктор Джон, видели б вы себя… вам надо поспать. Вы же похожи на ходячий труп. Ничего не ели… И вообще, не понимаю, как это вы еще держитесь на ногах.

— Все в порядке. Мне нужно немедленно поговорить с Кэрью.

Лучше бы это сделал Дадли, но кто знает, где он, да и вообще увидим ли мы его в эту ночь. Я рассказал Ковдрею все, что сообщил мне Бенлоу об убийстве Мартина Литгоу Стефаном Файком.

— Пусть все узнают об этом, мастер Ковдрей. Пусть новость разойдется по всему городу. Несчастному Бенлоу уже все равно ничего не сделать.

— Думаете, никто не знает? За щедрости Файка люди предпочитают не вспоминать о нем плохо, но все видят, какой у него сын, особенно если пьян.

— Где его мать?

— Давно померла. Говорят, что отец с сыном на пару блудят со шлюхами в Уэлсе.

— Кэрью об этом знает?

— Ему есть до этого дело?

— Нет. Думаю, нет. Как быстрее добраться до Медвела? Я только знаю, что имение расположено с другой стороны дьявольского холма.

— Не совсем так, доктор. — Ковдрей вздохнул. — Имение с другой стороны холма, когда стоишь на холме. Медвел примерно в миле от города. Если пойдете по следующей дороге после той, что ведет к холму, и будете двигаться на восток, то выйдете прямо к воротам.

Я кивнул. Мои мысли были заняты доктором Борроу. Где бы он мог быть? Где он учился тридцать лет тому назад или больше?

— Хотите идти в одиночку?

— Пойду один. Нет, нет… — Я отмахнулся. — Благодарю вас. Присматривайте за трактиром.

Ковдрей покачал головой. Мне хотелось сказать ему: «Ковдрей, хотят убить королеву. Ее наследие отравлено». Но, если бы он спросил меня, кто пожелал это сделать, я не смог бы ответить ему ничего определенного.

— Полагаю, не осталось никого, кто мог бы проследить за мной? — сказал я. — Где стражники Кэрью?

— Они следили не только за вами, вы должны знать это, — Ковдрей положил руку мне на плечо. — Берегите себя, слышите?

— Да. Благодарю вас за все.

Теперь следовало остерегаться многих опасностей. Небо окрасилось в земляные тона, но яркие вспышки пылали в моей голове, когда я шел по улицам города. Я собирался посетить Медвел, но сначала следовало заглянуть еще в одно место.

Город наполняли молчаливые сумерки, улицы пустели, воздух затягивало умиротворяющим дымком, когда я, наконец, прошел мимо церкви Святого Бениния. Лазарет доктора погружался во мрак, и я стал еще одной тенью на верхней ступени лестницы. Я вынул кинжал.

Я не знаток в подобных делах. Однако замок оказался старым, и дерево легко раскололось под сталью клинка. Я вошел внутрь комнаты.

Огонь в камине почти потух, но все-таки мне удалось зажечь от него пару свечей. Поставив их на хирургический стол, я начал поиски. Пока я не знал точно, чего ищу, но не сомневался, что сразу пойму это, как только найду.

Суровость строения поразила меня. Но что еще ожидал я увидеть?

Для состоятельных людей, как я уже заметил однажды, начиналась новая эра. В больших домах теперь широкие окна. Не то что скупые бойницы Медвела. Я остановился в воротах. Ни привратник, ни стражники не подавали признаков жизни. Дом возвышался передо мной, словно скала из вечернего сумрака.

Ворота были открыты. Такого я тоже не ожидал, представляя, как кто-нибудь из наемников грубо облает меня и пошлет кого-нибудь доложить Кэрью о моем приходе, и потом тот неспешно соизволит выйти ко мне, раздраженный и насмешливый. Но ему все равно пришлось бы выслушать меня. Клянусь Богом, я заставил бы Кэрью слушать. И тогда казнь была бы отложена, божьей милостью, на несколько недель, пока длилось бы новое следствие, по завершении которого в петле оказались бы совсем другие шеи.

Я не ждал Файка. Мне нужен был Кэрью. Один.

Однако здесь у ворот компанию мне составляли лишь совы. В долине за моей спиной птицы наполняли своим уханьем небо, упрямо начинавшее проясняться после серого дня.

Хотя звезд еще не было видно. Предоставленный самому себе, я продолжил путь.

Я не допускал и мысли о том, что Кэрью мог быть как-то причастен к этому делу. Он не обладал столь изощренным умом. Правда, что в Европе он служил противоборствующим королям, сражаясь то на стороне одного, то другого. Однако по возвращении в Англию он, казалось, был безоговорочно предан интересам родины — протестант до мозга костей, авантюрист, но не заговорщик.

Вряд ли я смог бы когда-нибудь полюбить этого грубияна. Но он получил аббатство из рук королевы или Сесила, а тот, кто владел аббатством, владел и этим несчастным городом.