Он разглядывал собственные руки.

— Когда играешь в футбол, то не винишь других. Твои ошибки стоят пропущенных голов. Ты учишься терпеть, принимать поражение и вновь возвращаться в игру. Я пытался это сделать, но ничего не получилось. Я вернулся на поле, но уже не прежний я. Мы так много потеряли. Мы вылетели из игры…

— Нет. Пускай у нас нет большого дома, зато мы избавились от долгов. Мы оба работаем и скоро сможем купить другой дом. Это всего лишь вопрос времени.

Натан покачал головой:

— Ничего этого не случилось бы, если бы я вел себя как мужчина.

— Не надо, Натан, — запротестовала я, и горло у меня сжалось. Натан такой же перфекционист, как и я.

— Но это правда. Я неудачно вложил деньги и не хотел, чтобы кто-то об этом знал, особенно ты. Не хотел, чтоб ты знала, что я не всесилен. Что я неудачник… — Он начал говорить резко. — Тэйлор, я подлец. Я совершил преступление по отношению к тебе и к девочкам. Я уехал в Омаху, чтобы все исправить, хоть что-нибудь спасти, но не сумел спасти даже самого себя… — Его глаза наполнились слезами. — Я ничего не могу сделать, любимая. Не могу. Я не справляюсь без тебя. Пожалуйста, Тэйлор, прости.

Я подошла к нему и обняла так же крепко, как и дочерей, когда им снятся кошмары.

— Мне нечего прощать…

— Я был не прав. Хотел все исправить сам. Я думал, что именно так и должен поступать мужчина. Но без тебя я просто не в силах принять последствия…

— И не нужно.

— Скажи, что мы справимся.

— Мы справимся, Натан. Обязательно.

В промежутках между украшением елки, походом с девочками в торговый центр на встречу с Сантой и поездкой в Киркланд мы с Натаном разговаривали, разговаривали и разговаривали.

Он ненавидит свою работу в Омахе, ненавидит страстно. Работа скучная, положение шаткое, но Натан несчастлив не поэтому. Он больше не может жить вдали от нас, ему нестерпимо думать, что он подвел семью.

Вечером, когда девочки спали, мы с Натаном, зевая, решили, что пора укладываться и нам. Я гадала, где он захочет лечь. Мы уже несколько месяцев не спали в одной постели. Муж казался растерянным; стоя в коридоре между гостиной и спальней, он спросил:

— Где… где мне лечь?

— А где ты хочешь? — мягко поинтересовалась я.

— С тобой.

— Ну так пошли ко мне.

В постели он придвинулся вплотную и обнял меня. Натан молчал, но я понимала, что он не спит и о чем-то думает. Я ждала, пока он заговорит, но муж продолжал молчать, и его печаль буквально заполнила комнату. Через десять минут я не выдержала:

— Что случилось, милый?

Он тяжело вздохнул:

— Перед отъездом в Омаху я наговорил тебе обидных вещей… Теперь жалею. Я ведь вроде как бросил тебя.

— Но я справилась.

— Как? — с искренним изумлением спросил он.

— Мне пришлось постараться. Ради девочек.

Натан медлил.

— У тебя были проблемы с… ну… с твоей привычкой?

— Я уже очень давно не вызываю у себя рвоту. Хотя по-прежнему заедаю неприятности. Но теперь вместо целого пакета чипсов съедаю половину, а вместо упаковки мороженого — немного хлопьев.

— Это прогресс.

— Да.

Так и было. Я еще не исцелилась. Возможно, мне предстоит долго бороться с этой привычкой, но я научилась выбирать и каждый день стараюсь изо всех сил. Вот и все, что я могу сделать.

— И ты перестала ходить по магазинам? — спросил Натан.

— Конечно.

— Почему?

— Не знаю… Наверное, это как с едой. Я поняла, что вовсе не обязательно во всех бедах винить себя. Поняла, что способна принять поражение и жить дальше. И теперь я не боюсь поражений. Меня могут опрокинуть, даже оглушить, но как только поднимаюсь на ноги, я вижу, что ничего страшного не произошло.

Натан притянул меня ближе.

— Ты заговорила как настоящий спортсмен.

Я тихонько засмеялась и поцеловала его руку.

— Это ты мой спортсмен, и я тебя люблю.

Он поцеловал меня в макушку.

— И я тебя люблю.

— Знаю, — прошептала я. — И всегда это знала.

Когда Натан в понедельник утром полетел обратно в Омаху, мы договорились о трех вещах: он берет неделю отпуска, от Рождества до Нового года, чтобы побыть дома с нами (одновременно я вспомнила, что нужно отменить заказ билетов в Сан-Вэлли); начинает искать новую работу в окрестностях Сиэтла, и немедленно; если к июню он не сможет найти работу поблизости, то мы переберемся в нему в Омаху, пока ситуация не изменится.

В понедельник я приехала на работу с запозданием, потому что нужно было подвезти Натана в аэропорт, а на шоссе по направлению к Беллвью стояла в пробке. Я редко езжу по утрам в этом направлении, а потому пришла в ужас, когда вместо привычных двадцати минут потратила сорок.

К счастью, в «Зинсер дизайн» было тихо. Марта, если не ошибаюсь, пошла к врачу. Роберт и Элли работали, Мэл уехала. Практически половину своего рабочего времени она проводила в Чикаго и Нью-Йорке, устраивая финансовые дела Марты. У меня было ощущение, что уладить их удается только лично.

Марта появилась ближе к полудню. Щеки у нее раскраснелись — казалось, она плакала. Я начала беспокоиться, но ни о чем не спросила.

Вскоре в офис позвонила из Лос-Анджелеса Тиана Томлинсон, телеведущая и подруга Марты. Я вышла в соседнюю комнату, где Марта искала блокнот, и передала ей трубку. Та взяла телефон и вышла с ним на улицу. Я видела, как она расхаживала по двору, разговаривая с Тианой. Мне не было видно ее лица, но я поняла: что-то произошло.

Позже, заметив, что Марта сидит за столом и смотрит в никуда, я спросила, все ли в порядке. Она кратко ответила «да», и я не настаивала.

Дома, вечером, я уже собиралась в сотый раз посмотреть вместе с девочками «Олененка Рудольфа», и тут кто-то позвонил в дверь. Я открыла — на пороге стояли Марта и Ева, с пирогом и подарком, завернутым в золотистую бумагу.

— Это вам на новоселье, — объяснила девочка, протягивая сверток Джемме. — Мы решили что-нибудь сделать для вашего дома на Рождество.

Джемма медленно приняла подарок.

— Вы празднуете Рождество?

Ева нахмурилась:

— Ну да. А что?

Джемма пожала плечами.

— Просто я думала, что вы не отмечаете религиозные праздники.

— Чудесный пирог, — вмешалась я.

Марта улыбнулась.

— Его приготовила Ева. Всего из четырех ингредиентов, — сообщила она, когда девочки убежали играть. — Наш любимый семейный рецепт.

— Спасибо. Кофе? Вина? — спросила я, забрав пирог и отнеся на стол.

— Воды, — ответила Марта, потирая нос. Я заметила у нее на пальце что-то блестящее. Впрочем, это не маленькая искорка, а настоящий лучик, исходящий от крупного бриллианта.

— Марта… — Я посмотрела на нее, и она криво улыбнулась. — Марта… у тебя на пальце… кольцо?

Она густо покраснела:

— Люк сделал мне предложение.

— Правда?

— Ну да. — Она улыбнулась, и напряжение сразу сошло с ее лица. Она засияла.

— Вы уже назначили день свадьбы?

— Семнадцатое февраля, когда у Евы будут зимние каникулы. Мы собираемся устроить свадьбу в Банфе, в «Фэрмонт спрингс».

— Но осталось всего два месяца!

— Мы решили не затягивать… — Она медлила, осторожно подбирая слова. — Лучше нам пожениться поскорее, пока… не будет слишком заметно. — Марта увидела, что до меня дошло. Она кивнула, смущенно покраснела и улыбнулась. — Летом у нас будет ребенок.

— Ты беременна!

Она вновь кивнула.

— Я пока что не сказала Еве. Она знает про свадьбу, но я просто ума не приложу, как сказать ей о ребенке… — Марта запнулась. — Я подумала… ты посоветуешь, как лучше сообщить Еве новость…

Я улыбнулась. Несомненно, я с этим справлюсь.

Прошел месяц. Мы скромно отпраздновали Рождество и Новый год. В прошлом нам бы пришлось разрываться, выбирая между десятком вечеринок, а в этот раз нас пригласили только на одну, но мы с Натаном решили не притворяться и отказались от приглашения, предпочтя провести праздник дома, с детьми.