Остальные, впрочем, не знали удержу. Две бутылки были почти пусты, поэтому я пошла на кухню за третьей. Возвращаясь в гостиную, я услышала обрывок разговора между Пэтти и Барб (у нее дочка в первом классе).

— В Сан-Вэлли определенно кроется какая-то загадка, — со смехом говорила Пэтти. — Может быть, потому, что на Рождество там собираются четыре совершенно разных компании: местные, приезжие из Сиэтла, из Лос-Анджелеса и знаменитости.

— Знаменитости? — с любопытством спросила Барб.

Пэтти посмотрела на меня, прежде чем ответить.

— Конечно, тебе не удастся с ними поболтать, это абсолютно исключено, но все они туда едут на зимние праздники. Брюс Спрингстен, Джон Керри, Брюс Уиллис, Деми Мур, Эштон Катчер… — Пэтти снова взглянула на меня. — Кого я пропустила?

Подсказать было несложно — я ездила в Сан-Вэлли последние десять лет, — но никого не могла вспомнить: мозг как будто отключился. Я нахмурилась и усиленно размышляла, пытаясь воскресить в памяти тех, кого видела там в последние годы.

— Э… в прошлом году были Арнольд Шварценеггер и Мария Шрайвер, а еще Клинт Иствуд и Робин Уильямс.

— Том и Рита Хэнкс, — подсказала Пэтти.

— Боуд Миллер, — подхватила я. Было странно вести такой разговор, когда все в моей жизни вышло из-под контроля. Натан прав. Почему я принимала гостей? Почему занималась этим именно сейчас? Муж сказал, что переезжает. У нас нет денег. Мы разорены. Я с трудом держалась на ногах.

Пэтти вновь обеспокоенно взглянула на меня. Я сделала вид, что не заметила, а Барб уж точно ничего не заметила. Она пребывала в восторге от услышанного.

— И вы просто… тусуетесь рядом с ними?..

Пэтти пожала плечами и равнодушно ответила:

— Ну да, если они в клубе. А по вечерам они обычно именно там.

— Трудно получить приглашение на такую вечеринку?

— Нет, если общаешься с нужными людьми и катаешься на лыжах.

— Лыжи — это главное, — согласилась я, пытаясь собраться с силами. — Те, кто ходит кататься, по вечерам обычно собираются у кого-нибудь на коктейль. Разумеется, такие вечеринки никогда не планируются заранее, в Сан-Вэлли все происходит спонтанно.

— Неужели ты веришь, что это действительно импровизированные вечера? — Пэтти смеялась. — Они обычно хорошо организованы, а иногда хозяева даже приглашают шеф-поваров.

Барб довольно хихикала при каждом слове.

— А с детьми можно?

— Обычно детей оставляют дома, с няней, хотя бывают вечеринки, куда и малышей пускают. Впрочем, это не так уж часто, и потом, ты сама вряд ли захочешь привести ребенка на взрослую вечеринку.

Они продолжали в том же духе, но я не слушала, больше не было сил. Натан не работал несколько месяцев. Он больше не вице-президент у Макки. Мы жили на займы. У нас нет денег. Мы разорены.

С этим мне труднее всего было примириться. Каким образом мы можем обеднеть?

Последовала ледяная волна паники, а следом — вторая. Я начала неудержимо дрожать и принялась озираться по сторонам, ища пути к бегству. Пэтти схватила меня за руку и повела на кухню.

— В чем дело? — властно спросила она. Ясно, что отговорок подруга не потерпит. — Расскажи. Я вижу, что у тебя проблемы. Я это с самого начала поняла.

Хотелось признаться, рассказать все, но беда в том, что я сама не понимала до конца, что произошло. Точнее, я ничего не понимала. Муж мне лгал. Долго лгал. Мы жили во лжи. Мы путешествовали, тратили деньги, покупали дорогое вино, хотя у нас не осталось сбережений и Натан потерял работу.

Мне стало дурно, и я поднесла руку ко рту, опасаясь, что меня вырвет.

Пэтти сразу поняла.

— Ты больна?

Я кивнула, еще сильнее прижимая руку к губам и пытаясь контролировать свой чувствительный желудок.

— Иди наверх, — приказала Пэтти. — Иди и ложись. Я закончу вечер и всех отправлю по домам. Иди. Немедленно, — повторила она, как будто я непослушный ребенок. — Завтра я тебе позвоню.

Я пошла наверх и забралась в постель не раздеваясь. Голова болела, живот сводило судорогой. Я вся дрожала.

Поверить не могу, что это случилось. Поверить не могу, что Натан мне лгал. Он обманывал меня на протяжении семи месяцев. Собирался и шел «на работу», делая вид, что все в порядке.

Жизнь изменилась. Пришла беда.

Натан и девочки вернулись в начале десятого. Я встала, уложила дочерей, а потом машинально пошла умываться и готовиться ко сну.

Когда я вышла из ванной, Натан стоял в спальне у окна. Небо расчистилось, по ту сторону лилового озера сверкали огни Сиэтла.

— Ты знаешь, что это такое — содержать семью из пятерых человек в Беллвью? — спросил он, когда я выключила свет.

— Нет.

— А когда-нибудь задумывалась?

— Ты об этом никогда не говорил.

— Будто ты хотела знать, — бросил Натан.

Его голос звучал холодно и резко — казалось, что мы балансируем на лезвии ножа.

— Ты просто слепа, — безжалостно продолжал муж. — Ты понятия не имеешь, какая здесь дорогая жизнь. Понятия не имеешь, как я себя чувствую. Почти не сплю по ночам. Встаю пораньше и иду в спортзал, чтобы избежать нервного срыва.

Я села на край постели и подсунула руки под бедра, чтобы не было видно, как они трясутся.

— Почему ты не сказал мне?..

— Я говорил. — Натан повернулся лицом. — Я говорил: Тэйлор, перестань тратить. Тэйлор, нужно быть экономнее. Тэйлор, не покупай лишних вещей. Тэйлор, Тэйлор, Тэйлор…

Это была правда. Я опустила голову — мне стало так стыдно, что я едва могла дышать. Я чувствовала себя испуганной и растерянной — совсем как в четырнадцать лет, когда стыдилась матери и отца. Когда стыдилась быть Тэмми Джонс.

— Почему ты не слушала? — спросил Натан, подходя ко мне. — Почему тебе на все наплевать?

Он был в ярости и тоже дрожал. Натана трудно назвать бойцом, споров он избегает, как чумы.

Точь-в-точь как мой отец — постоянный уход от конфликтов привел к тому, что папа стал посмешищем всего города. Он не хотел ссориться с мамой и делал все возможное, чтобы не знать правды — в том числе признавать, что женился на женщине без всяких моральных принципов.

Но речь не о моих родителях — дело касается нас с Натаном и нашей совместной жизни, которая стала хрупкой, точно замок из песка.

— Мне не наплевать, — прошептала я. — Честное слово.

— Тогда почему ты не могла остановиться?

Я была не в силах отвечать. Муж прекрасно знает, что я импульсивна и несдержанна. Он знает: я отчаянно стараюсь достигнуть совершенства, чтобы искупить свои прегрешения.

— Может быть, и впрямь будет лучше, если ты не поедешь в Омаху, — сказал он. — Будет лучше, если вы с девочками останетесь здесь. Не стоит срывать их с места, пока мы с тобой не уладим наши разногласия.

Я подняла голову и посмотрела ему в лицо:

— Что значит «наши разногласия»?

— То, что происходит. У нас проблемы, тебе так не кажется?

Моя жизнь — в его руках.

— Но я по-прежнему люблю тебя.

— И я тебя люблю… — Он замолчал, взъерошил волосы. На лице у Натана застыла боль. — Но что толку в любви, если она привела нас вот к этому?..

В груди горело, глаза щипало. Я смотрела на ночное небо, на озеро, на огни медленно проплывающего мимо катера.

— Признай, Тэйлор, мы не живем реальностью. Уже давно. Мы покупаем барахло, чтобы заняться хоть чем-то. Чтобы не ощущать пустоты.

Мои глаза увлажнились, я пыталась сдержать слезы. Но я не хотела плакать.

— Тэйлор… — Голос Натана оборвался. — Я знаю, что ты несчастна. Я не могу сделать тебя счастливой…

— Я счастлива, — перебила я и от отчаяния заговорила слишком громко. — Счастлива, — повторила уже тише. — Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Поэтому наши девочки такие необыкновенные. В них — мы с тобой. Они — это мы.

Натан покачал головой.

— Я не могу, — наконец проговорил он. — Сегодня я понял, что больше так не могу. И не хочу. Мне нужно вернуться к работе, добывать деньги и платить по счетам. Снова заниматься важными вещами.