Мы с Натаном начали чаще видеться. Он был старшим братом моей лучшей подруги Линди, нередко заезжал к ней в гости и, если верить ей, заодно справлялся обо мне.

Следующая клубная вечеринка, более формальная, состоялась осенью — это был настоящий студенческий бал, и Натан, капитан университетской футбольной команды, пригласил меня на свидание.

Я была на седьмом небе от счастья. Страшно волновалась. Беспокоилась, что бы мне надеть. Мы с Линди отправились в магазин за новым платьем к балу, но мне ничего не подходило. В конце концов я купила винтажное платье от «Диор». Оно стоило немного дешевле нового. В этом черном чехле я чувствовала себя весьма опытной и ничуть не похожей на Тэмми Джонс.

Мы с Натаном танцевали весь вечер — танцевали медленно даже под быстрые песни, и к концу бала я влюбилась по уши.

Я до сих пор влюблена в Натана.

Вместо того чтобы ехать прямо к детскому саду, я заехала в закусочную на Восьмой улице, напротив торгового центра. Не знаю, отчего я выбрала это место. Утром здесь народу битком набито и, как обычно, очередь тянется до двери. Но я стояла и ждала, стараясь не замечать урчания в животе. Я убеждала себя, что одного кофе вполне достаточно, и одновременно разглядывала других женщин в очереди, прикидывая, кто из них стройнее меня.

Никто. Прекрасно. Я чувствовала себя совершенно опустошенной и голодной, но сурово напомнила себе, что в этом есть свои плюсы. Быть голодной — значит, сохранить фигуру. Но какой смысл в сохранении фигуры, если я могу потерять мужа?

Натан в последнее время действительно отдалился от меня — ездит по каким-то городам, которые, на мой взгляд, находятся за пределами досягаемости Макки. Но что я знаю о бизнесе? Макки абсолютно независимы, они миллиардеры и сами устанавливают рамки.

Очередь двигалась, и я добралась до длинного стеклянного прилавка с выпечкой. Печенье, булочки и пироги дразнили меня и искушали. Я размышляла, что если съесть низкокалорийный кекс, то вреда здоровью не будет. Беда в том, что я не хочу низкокалорийный кекс. Я хочу много вкусного печенья с патокой или шоколадное пирожное. Или пирожное с помадкой и глазурью.

— Слушаю вас, — спросил продавец.

— Двойной эспрессо, без пены.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

Слава Богу, я пока в состоянии себя контролировать.

Я отдежурила в столовой и после полутора часов на ногах возблагодарила Бога за то, что надела сегодня туфли без каблуков. Потом ксерокопировала и раскладывала пятничный школьный бюллетень, который дети уносят домой. К счастью, эту нелегкую работу я выполняла не одна. Кэтлин и Лори помогали мне — я уже работала с ними и прежде и по крайней мере чувствовала себя в кругу друзей.

— Читала статью в утренней газете? О неработающих матерях, — спросила Кэтлин, закладывая в ксерокс пачку ярко-зеленой бумаги. — Если верить недавним исследованиям, неработающие матери выполняют дел примерно на сто пятьдесят тысяч долларов в год.

У Кэтлин всего один ребенок, сын по имени Майкл, который в прошлом году учился в одном классе с Брук. Кэтлин работала в весьма престижном месте, пока не родила, и с тех пор сидит дома. Кажется, она не слишком-то этому рада.

— Да, если бы неработающим матерям платили, — возразила Лори. — Если бы мы получали деньги за то, что делаем дома, мне бы не нужно было работать. Но суть не в этом…

У Лори трое детей, три собственных ресторана и новенький «прилавок» в кафетерии компании «Майкрософт». Ее дочь Джил — ровесница Джеммы. Сын Майк — в детском саду.

— В любом случае нас серьезно недооценивают, — продолжала Кэтлин, задавая число копий. — Там сказано, что работающие матери тратят сорок четыре часа в неделю на карьеру и пятьдесят часов на домашние дела, тогда как неработающие — девяносто один с половиной час. Почти вдвое больше.

— Очередная статья, которая вот-вот положит начало «войне матерей»? — спросила Лори и открыла пачку красной бумаги. — По-моему, все эти исследования крайне подозрительны. Работающие матери делают почти все то же самое, что и неработающие. Просто дело в том, что им приходится заниматься двумя-тремя делами одновременно. Складывать белье и планировать командировку, а по пути с работы помогать детям с уроками по телефону.

Кэтлин нахмурилась:

— Я вовсе не критикую работающих матерей. Просто пересказываю статью. Судя по результатам исследования, неработающих матерей недооценивают и не понимают.

— Я бы сказала, что всех матерей недооценивают и не понимают, — вмешалась Элис Данлоп, она вошла в комнату, чтобы вручить нам очередную страницу информационного листка.

В сумочке у меня завибрировал мобильник; я увидела номер Натана и вышла в коридор, чтобы спокойно поговорить.

— Доброе утро, — сказала я, осторожно прикрывая за собой дверь кабинета. В животе все внезапно скрутилось, когда я вспомнила утренний вопрос Тори о «романе». — Ты давно не звонил.

— Да. Прости. Страшно занят.

— Возникли проблемы?

— Нет, все прекрасно, просто одна встреча за другой, а когда выдается свободная минутка, ты либо на собрании, либо еще спишь.

— Разница во времени — это беда, — согласилась я, изо всех сил пытаясь поверить в то, что все хорошо, как всегда. Мы с Натаном несокрушимы. Мы идеальная пара, все это знают. Даже я. — Значит, увидимся вечером?

— Потому-то я и звоню. Боюсь, я не успею закончить дела за сегодня. Точнее сказать, вряд ли я буду дома до пятницы…

— Но это целых два дня!

— Детка, я не виноват.

Я представила Натана в постели с роскошной брюнеткой, соблазнительницей вроде Сальмы Хайек, и невольно сжала кулак.

— Мы по тебе скучаем, — хрипло сказала я.

— Я тоже скучаю, любимая. Позвоню завтра, когда девочки придут из школы. Хорошо?

— Ладно… — Попрощавшись, я осталась с телефоном в кулаке, и внутри у меня все горело. Я то отчаивалась, то успокаивалась, то вновь отчаивалась…

Я застыла, рисуя безумные картины, как мой муж занимается любовью с какой-то соблазнительной, страстной, несравненной женщиной… Тут дверь открылась и выбежала девочка.

— Здравствуйте, миссис Янг.

Отогнав пугающие образы, я обернулась и увидела Еву Зинсер — она стояла передо мной и застенчиво улыбалась. Я заставила себя улыбнуться в ответ.

— Привет, Ева.

— Мне нравится бахрома у вас на жакете, — сказала она. — И пуговицы тоже.

— Спасибо.

Она продолжала меня рассматривать.

— Это дизайнерский жакет?

Ева довольно странная — такая серьезная; меня это всегда тревожит.

— Да.

— От Шанель?

— Да, — удивилась я — таких вещей не знает даже моя дочь. — А как ты догадалась?

Девочка пожала плечами:

— Я люблю моду. И это похоже на Шанель. Пуговицы. Ткань.

Мне хотелось напомнить Еве, что она всего лишь в пятом классе и ей еще рано об этом рассуждать, но тут девочку окликнули.

Я увидела направляющуюся к нам Марту Зинсер.

— Ева, мы опаздываем. Поторопись.

Марта в отличие от своей дочери абсолютно не разбирается в моде — она, как обычно, наперекор всем условностям нарядилась в камуфляжные штаны и длинную белую мужскую рубашку. Черные волосы распущены, на ногах — темно-серые шлепанцы. Не столько стиль хиппи, сколько полнейшее презрение к окружающим. И именно это меня бесит больше всего. Почему Марте все сходит с рук? Почему ей плевать на нас?

Ева взяла мать за руку.

— Мама, у миссис Янг жакет от Шанель. Правда, красивый?

Марта повернулась посмотреть, и на ее лице мелькнула насмешка. Она равнодушно окинула меня взглядом.

— Да, красивый.

Я напряглась и ничего не могла с этим поделать. Марта оказывает на меня магическое воздействие. И все-таки я заставила себя сладко улыбнуться.

— Рада тебя видеть, Марта.

Марта все поняла. Ее глаза сверкнули.

— Взаимно, Тэйлор. Как поживаешь?

— Прекрасно.

— Рада за тебя.

Мы стояли и улыбались, а я думала: ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу.