Город еще спал и был безлюден. Я снял комбинезон обозника и демонстративно положил его на самом виду, положив сверху кепи. Пусть убедятся, что Кастл совершил побег именно в этом месте и удачи им в его безуспешных поисках.

Одежка моя мало отличалась от здешней, разве только более грубой тканью и некачественным пошивом. Но на всякий случай я сразу сменил ее, дождавшись открытия одной из многочисленных лавчонок, торгующих готовой одеждой и обувью. Начиналась новая жизнь, которая оказалась гораздо боле опасной и насыщенной, нежели на предыдущем ярусе.

КНИГА ВТОРАЯ.

МОНСТР ПРОСЫПАЕТСЯ

Кем быть?

Наверняка многие, если не все, читали в детстве это знаменитое стихотворение популярного детского писателя. Сейчас этот вопрос встал предо мной, пожалуй, более актуально и остро, нежели известные гамлетовские «быть или не быть?».

Уже четвертый день я жил в главном городе империи. Столица внешне полностью соответствовала своему названию и статусу. Широкие проспекты, застроенные двух или трехэтажными домами (выше строить было нельзя, поскольку по закону ни одно строение не должно было превышать высоту императорского дворца), шикарные магазины, роскошные гостиницы, громадные многолюдные рынки. По вечерам улицы освещались уличными газовыми фонарями. Электричества здесь не знали, поэтому витрины магазинов расцвечивались разноцветной газовой подсветкой, а окна домов выглядели тускловато-желто и однотонно.

Первым делом я купил себе подходящую одежду. Подходящую под что? Просто под среднестатистического горожанина. Большинство здесь одевалось достаточно незамысловато: мужчины в светлые куртки и более темного цвета рубашки и штаны, а женщины в цветастые длинные платья и разноцветные плащи.

К ночи по улицам начинали дефилировать многочисленные щеголи, разодетые, каждый во что горазд, но очень пышно и разнообразно. То же касается и особ женского пола, на головах которых, к тому же, кокетливо сидели умопомрачительные шляпки, причем ни одного повтора по фасону я не приметил. Я отнес эту категорию к местной средней буржуазии.

Меньшее число составляли мужчины, одетые в камзолы и чулки, по типу нашего средневековья. Непременным атрибутом у этой части горожан были усы и клинки в ножнах на левом боку, похожие на наши шпаги времен французского короля Людовика XIV. По моему разумению вооруженные гражданские могли быть по земному определению только дворянами. Дамской части дворянства на улицах отчего-то не наблюдалось.

Еще меньше было офицеров. Их выделяли, разумеется, мундиры и погоны, а также военные награды. Непременные усы и шпаги ничем не отличались от штатских дворянских. Военная каста делилась, в свою очередь, на армейцев и на гвардию. Гвардейцы щеголяли исключительно в голубых мундирах с позолотой, эполетами, аксельбантами и прочей парадной мишурой. Армейское обмундирование тяготело, преимущественно, к защитным цветам, а вот погоны были разноцветными, по-видимому, в соответствии с родом войск. При этом вояк в гвардейской экипировке было в разы больше, чем армейцев. Столица, однако…

Наконец, каменные мостовые, время от времени, сотрясал грохот колес и дробный стук подкованных копыт. Это проносились закрытые кареты, запряженные двойкой-тройкой лошадей, а также открытые одноконные коляски. К этому времени я уже знал, что четверкой лошадей (и более) мог запрягаться лишь экипаж самого императора. Автомобилестроения в империи не знали. Сквозь окна карет можно было различить надменных дам в мехах и чопорных джентльменов в темных камзолах, только более строгого и узкого покроя — нечто вроде современных смокингов. В колясках восседал народ попроще, чем в каретах, но также одетый построже и побогаче, нежели люд, шатающийся по вечерним улицам. Безусловно, это была местная знать, аристократия, придворные вельможи — назовите, как хотите. Одним словом — высшая элита империи.

Совсем ближе к ночи, а также в ночную пору и до самого утра эпизодически слышался приглушенный и мерный лошадиный топот. Наступал час стражи. А приглушен он был, так как копыта лошадей обматывали чем-то мягким. На мой взгляд, это преследовало две разумные цели. Во-первых, не мешать мирному сну столичных граждан. Во-вторых, чтобы не спугнуть раньше времени ночных татей, коими славится любой столичный город.

Вот такое смешение земных времен и понятий в стольном граде чужого государства. Все эти сведения я почерпнул, наблюдая за уличным коловоротом из узкого оконца своего скромного номера, расположенного на третьем этаже второразрядного местного отеля. Прикинувшись средним командировочным коммивояжером, ежели обозвать мою фальшивую ипостась чисто по-нашему. Не брился я уже с тех пор, как прибыл на эту планету, поэтому бородка и усы, соответствующие обличью местных торговцев, у меня имелись.

К счастью, никаких там паспортов, удостоверений личности и прочих командировочных и проездных документов в империи не существовало. Деньги, манеры и прикид — вот три основных составляющих здешнего представительства. Это облегчало задачу моей легализации, хотя любые ксивы я мог изготовить запросто и почти молниеносно. Малыш снабдил меня, на всякий случай, и этими небесполезными знаниями.

Деньги у меня были. И даже по столичным меркам очень много. Оставалось приобрести подходящую под легенду одежду и подобрать соответствующую манеру поведения в местном обществе.

Изучением этих вопросов я и занимался все три затворнических дня. Телевидения, наиболее быстрого информативного источника, здесь не существовало. И, тем более, не было привычного и всезнающего Интернета. Однако книгопечатание существовало. Правда, большей частью в виде различной религиозной и справочной литературы. Художественную литературу представляли сказания о подвигах далеких предков нынешней придворной камарильи. А также выспренные любовные поэмы. Скукотища.

Но я для чего сюда прибыл? Читать песни местных нибелунгов в подлиннике? Или лучших представителей местной классической поэзии в переводе на русский?

Моя гостиница была небольшой, но в три этажа. Я выбрал одноместный номер на третьем этаже, так мне казалось безопасней. Два громадных кофра должны были выдавать мои торговые цели. Правда забиты они были нужными мне книгами, которые я покупал в разных магазинах, дабы не вызывать излишнего интереса к своей персоне.

Наблюдая городскую суету с высоты третьего этажа, я понял, как зародилась знаменитая фламандская живопись. Художники этой школы славились тем, что использовали как бы взгляд сверху, с высоты птичьего полета, отчего изображаемое пространство выглядело бескрайним. И, при этом, красочно выписывали все детали и подробности с точнейшим соблюдением пропорций.

Итак, Фландрия. Первая половина пятнадцатого века. Убогая гостиница. Комнатушка на третьем этаже. И заросший бородой художник, посматривающий вниз на улицу через подслеповатое окошко и наносящий кистью уверенные мазки краской на прислоненной к оконцу доске. Это Ван Эйк (не путать с Ван Дейком и, тем более, с Ван Даммом) — родоначальник фламандской живописи. Он еще беден и совсем не знаменит, но обладает главным — упорством в достижении поставленной цели. И это приносит ему успех.

Таким образом, по ассоциации с великим фламандцем, я должен, прежде всего, вооружиться упорством и обозреть жизнь чужого города «a vol d`oiseau»[8].

Три дня и большую часть ночного времени я непрерывно впитывал в себя различную информацию, которая помогла бы мне адаптироваться в здешнем обществе.

Географические знания были весьма скудны и касались, как я понял, прошлого планеты, когда еще не было ярусов. Административно-территориальное деление разделяло империю на двадцать семь провинций, во главе которых находились губернаторы, назначаемые императором и герцогство Ардоньерское. С этим герцогством было что-то неладно, то ли оно было колонией, то ли, напротив, обладало очень большой автономией, то ли вообще существовало отдельно. Во всяком случае, официальные источники просто фиксировали факт его наличия, не раскрывая отношений с метрополией.