Ну, и страшилище! Как же можно его победить голыми руками?
Остальные толпились поодаль, метрах в восьми и числом не менее семи десятков воинов. Копья, судя по небольшой длине — метательные, были подняты над головами в готовности к броску.
Следовало менять план. Первоначально я собирался атаковать Лобурта и, выведя его из строя, напасть на остальных. Не получится. Одним движением такого великана не свалить и, даже, если с ним удастся покончить, вся его ватага тут же метнет в меня копья. За тело и заднюю часть головы я не боялся, их надежно защищал броник. Но лицо… Его спрятать было некуда. И, если даже предположить, что копья будут целить только в туловище — не такие, уж, они снайперы, чтобы послать свои снаряды точно в цель. Наверняка хоть несколько копий отклонятся, а то и отрикошетят друг от друга в такой-то гуще и угодят в мое незащищенное лицо. А тогда — кирдык! Ранение лица наконечником копья не может быть легким. И что мой бесстрашный Мальен сможет противопоставить этой огромной толпе? Нас попросту затопчут.
— Вступи с ним в переговоры, — шепнул я вмиг посеревшему Мальену.
Нужно было хоть чуть-чуть усыпить их бдительность, ослабить немедленную готовность к действиям.
— Зачем тебе чужак? — спросил Мальен у Лобурта, и лишь легкая охриплость голоса выдавала его состояние.
Тот, не отвечая, презрительно сощурил глаза, которые полностью укрылись в пучках рыжеватых волос. Он рассматривал меня, с интересом изготовившего отужинать кроликом удава.
— Я допросил его, — продолжил Мальен, не дожидаясь ответа, — это просто заблудившийся охотник с имперского яруса, и он не…
— Веди его к столбу! — рявкнул Лобурт и ткнул рукой в центр площади, — мы забьем пришельца камнями!
Толпа дружно опустила копья и изготовилась следовать к центру, где одиноко торчал высокий известняковый столб непонятного ритуального значения. Для дикарей казнь — это всегда интересное зрелище, особенно, если сам принимаешь в этом участие в качестве одного из палачей.
Вот он момент истины. И я издал боевой клич. Если вы думаете, что это нечто вроде воинственного улюлюканья североамериканских индейцев, то здорово ошибетесь. Невыносимый вой взлетающего пассажирского авиалайнера ударил по барабанным перепонкам присутствующих. Конечно, я не издавал рева самолетных турбин, но по количеству децибелов мой боевой клич им не уступал. В нормальном состоянии я не мог выжать из себя и жалкой сотни децибелов, но включенная физическая мощь, аккумулируемая в моем организме, придавала каждой его функции двухсоткратное усиление.
Эффект был потрясающим. Многие побросали свои копья и зажали уши руками, некоторые бросились ничком на землю. Не утративших боеспособность осталось не более трети. И я рванулся на них со скоростью курьерского поезда.
Все происходило, как в замедленной съемке. Моим оружием были четыре пальца: два больших и два указательных — на обеих руках. Я не баловал ошеломленных противников разнообразием, поражая наиболее доступные нервные узлы. Удары, а точнее, сильные тычки, с глубоким проникновением в тело, поражали наиболее болезненные точки: крестцовое сплетение, надключечные нервы, симпатический ствол и различные медиальные нервные сочленения.
И теперь уже ревела толпа. Но это не было ответным ревом на мой боевой клич — это был жалобный вой боли и страха. В течение каких-то секунд картинка на площади резко изменилась. Большинство, отбросив свое оружие, бросились наутек, подвывая на ходу. Меньшая часть сородичей Лобурта корчилась на земле, зажимая руками мнимые жуткие раны. Они издавали жалостные вопли, считая себя уже покойниками.
На Мальена было страшно смотреть. Серый цвет его лица принимал синюшный оттенок, а руки непрерывно тряслись, сжимая бесполезное копье. Он плохо воспринимал окружающую обстановку, о чем говорили его бессмысленно выпученные глаза.
Следует отдать должное самому Лобурту — он оказался настоящим воином. Лицо его было багровым, что свидетельствовало о перенесенном шоке, но глаза сверкали бешенством и неукротимой яростью. Он поднял руку с копьем и метнул его в меня. Бросок был на удивление точным, однако мне не составило труда увернуться от одинокой попытки поразить цель.
Я бросился к нему, и мы сцепились в смертельных объятьях. Сила его была поистине ужасна и, если бы не моя искусственная броня, он стер бы меня в порошок. Он рычал и мял мое тело своими громадными ручищами, нос таким же успехом можно было дожимать камень. Его кости трещали от моих усилий, но мне не удавалось обхватить его полностью и завершить схватку болевым приемом. И тогда я прекратил борьбу, и большими пальцами обеих рук одновременно ткнул в область правой стороны шеи могучего противника, поражая блуждающий нерв и основание шейного сплетения.
В горле Лобурта громко булькнуло, на манер вырвавшегося на поверхность болотного пузыря, и он медленно опустил рук, оседая на землю.
— Ты его убил? — Мальен потихоньку приходил в себя, хотя в лице его по-прежнему преобладали серо-синие цвета.
Он смотрел на меня полуиспуганно-полуобожающе, как на какое-то сверхъестественное существо, сотворившее немыслимое чудо.
— Да, — соврал я, — но я верну ему жизнь.
На самом деле, в результате одновременного воздействия на два наиболее уязвимых нервных узла, Лобурт на длительное время впал в глубокий обморок. К вечеру он должен очнуться и тогда сородичи доведут до него мои великодушные слова, которые окажутся подтвержденными.
— Зачем? — в голосе Мальена слышались горечь и плохо скрытое осуждение.
— Он больше не посмеет напасть на меня и не будет покушаться на твою власть. А воин он превосходный и еще послужит твоему становищу.
Мальен проворчал что-то нечленораздельное, но возражать не посмел.
Тем временем площадь стремительно пустела, стонущие представители разгромленной оппозиции разбредались и расползались во все стороны.
— Стойте! — громовым голосом вскричал я, — подойдите сюда и заберите своего вождя.
Жалкие сгорбленные фигуры продолжали ковылять прочь, но несколько наименее пострадавших сородичей Лобурта остановились, испуганно посматривая в нашу сторону.
— Идите ко мне! — я поманил их рукой.
Они подчинились и подошли понурой кучкой.
— Я убил Лобурта! — моя рука картинно взметнулась в сторону распростертого тела поверженного гиганта, — но я возвращу ему жизнь, отнесите его домой и уложите в кровать. Я не хочу ничьей крови, но запомните: власть старейшины незыблема, а сам Мальен неприкосновенен. Если это правило будет нарушено, вы все умрете!
— Tutti quanti![4] — добавил я для убедительности по-итальянски.
Приободрившийся Мальен энергично кивал головой, бодро потрясая копьем. Он стоял уже в величественной позе полководца, озирающего поле брани, победа на котором осталась за ним.
Теперь обитатели становища стали считать меня кем-то, вроде чародея, хотя никаких шаманов, колдунов, чревовещателей и прочих магов в здешних селениях отродясь не водилось.
Лобурт искренне полагал, что я задушил его, как и дзурга, но затем, почему-то помиловал и воскресил. Вызывает сомнение, испытывал ли он, в силу своего дикого и необузданного характера, чувства благодарности, но пока я находился в становище тканщиков, никаких агрессивных попыток больше не предпринималось.
Грубую силу уважали повсюду и во все века, а непонятную грубую силу уважают втройне. С тех пор я мог считать себя в этом селении в полной безопасности.
Глава шестая. На краю пропасти
Я начал строить свой дом. Не потому, что мне плохо жилось в жилище старейшины — главенствующая причина была иной. Необходимо было готовиться к уходу в иной ярус, предпочтительно туда, где был административный и политический центр империи. Только там я мог почерпнуть информацию о месте нахождения полезных ископаемых планеты, в числе которых должен находиться и даркснит.
Место для строительства мной было выбрано рядом с каменоломнями, что несколько огорчило Мальена. Он уже считал меня членом своего рода и, следовательно, мое жилище должно было стоять на его улице. Добрый Мальен предлагал даже пристроить его к трактиру, благо, места хватало. Но мои планы предполагали исключительное уединение для осуществления некоторых секретных операций. Более того, официальная моя резиденция будет существовать для отвода глаз. Фактически я планировал соорудить многоярусную пещеру непосредственно в каменоломнях, в ее отдаленной заброшенной части. Для чего? Увидите сами.