После венчания Ивана на царство Глинские захватили неограниченную власть в стране и тотчас же принялись беззастенчиво грабить государственную казну, облагать горожан и крестьян новыми непосильными налогами, «чинить насильство и грабеж».
Появление на Руси царя опередило установление царского строя. В систему власти, которую позднее стали так называть, русскому централизованному государству еще только предстояло организоваться.
Акт венчания великого князя на царство не положил конца боярскому правлению. С ним покончило восстание 1547 г.
Много лет спустя один из первых, если не первый историк этих событий — царь Иван обвинит бояр в том, что именно они «наустили» народ на него и на его родственников Глинских. В действительности восстание носило ярко выраженный антибоярский характер. Вслед за выступлением жителей столицы произошли крупные волнения в привинции. Восстания вспыхнули в те годы в таких городах: Гороховце, Опочке, Пскове, Устюге Великом. Небывалое по своему размаху и организованности восстание смертельно перепугало феодалов всех степеней, заставило их искать пути консолидации своих сил, пути дальнейшего укрепления централизованной власти.
Источники не позволяют нам восстановить подробности политических обстоятельств, при которых в конце 40-х гг. сложилось правительство, перенявшее руководство страной у Боярской думы, точнее, у последней из попеременно хозяйничавших в думе боярских группировок. Но мы знаем ту политическую фигуру, которая сыграла ключевую роль в формировании новой правящей группы. Этой фигурой был митрополит Макарий. Мудрый и спокойный политик, находившийся в окружении царя до и после бурных событий 1547 г., глава церкви — могущественного политического механизма, издавна поддерживавшего объединение Руси вокруг Москвы, — Макарий был сторонником укрепления единодержавия. Он вел решительную борьбу против светских «синклитов», т. е. бояр, пытающихся «восхитить» власть великого князя, а потом и царя.
Само собой разумеется при этом, что консерватизм и церковный догматизм Макария постоянно оказывали сдерживающее, ограничивающее влияние на проведение реформ, вызванных к жизни самой социальной и политической обстановкой.
При участии Макария в окружении молодого царя оказались те лица, которым суждено было в глазах современников и потомства символизировать новое правительство, так называемую Избранную раду. Речь идет в первую очередь об А. Ф. Адашеве и Сильвестре.
Бесспорно, что своим высоким положением и авторитетом Адашев, Сильвестр и другие приближенные ко двору лица были отчасти обязаны доверию и поддержке со стороны царя, а также митрополита. Но нельзя упускать из вида, что авторитет царя еще только складывался. Даже сам царский титул должен был еще войти в сознание, стать привычным для современников. Что же касается авторитета личности молодого царя, то его, скорее всего, не было. Его самостоятельные действия мало способствовали признанию значения его личности. Иначе говоря, авторитет как царского титула, так и самой личности царя предстояло еще создать. Это стало одной из важнейших политических задач времени. Без ее решения акт венчания на царство потерял бы смысл. И неизвестно, кто в ком больше нуждался — Адашев в авторитете царя или царь в Адашеве.
Когда Адашев «действует государевым словом», выступая в качестве выразителя воли самодержавной власти, он укрепляет ее авторитет. Когда Адашев от имени царя «приказывает казначеям», сам формулирует государев приговор (как бы мы сказали сейчас, резолюцию царя) на своем докладе о холопьих отпускных, когда «приказывает» выдачу жалованных грамот, возглавляет розыск по изменным делам крупнейших бояр, ведет дипломатические переговоры от имени царя, фактически контролирует деятельность всех приказов (министерств), проверяя результаты «розыска» по поступившим в Челобитенный приказ челобитным, контролирует воевод, проводивших казанскую политику, он укрепляет авторитет государя.
С именем А. Ф. Адашева связаны реформы 1540—1550-х гг. С его именем историки справедливо связывают и успехи внешней политики Русского государства в середине XVI в.
То, что Адашев правил от имени царя, приказывал «государевым словом», не умаляет его главенствующей роли в делах государственного управления, а лишь указывает на тот известный факт, что Адашев не был царем. «Государевым словом» в монархических государствах во все века действовали даже самые могущественные диктаторы.
Одной из главных забот правительства, пришедшего к власти после восстания 1547 г., было создание впечатления о решительной демократизации правления. Наиболее ярким шагом в эту сторону было создание Челобитенного приказа — символического моста между царем и народом, на котором любой человек чуть ли не из рук в руки сможет передать самому царю свое прошение или жалобу, А если все-таки не из рук в руки, то через вполне надежного человека, потому что во главе Челобитенного приказа поставлен не «ленивый» и хищный «богатина»-вельможа и не мздоимец-дьяк, а человек, известный своим бескорыстием, праведной жизнью, своей близостью к простым, сирым и болезным людишкам, к тому же «ангелоподобный» кротостью нрава и даже внешним обликом. Если бы такого человека не существовало, его в тот момент, как говорится, следовало бы выдумать. Но, по счастью, выдумывать нового «Алексея — человека божьего» необходимости не было. Такой Алексей реально существовал и был хорошо известен московскому люду.
Адашев по своим воззрениям был совершенно очевидным выразителем интересов служилых людей — широких масс дворянства, основной социальной опоры и вооруженной силы централизованного государства. Дворянство ожидало и решительно требовало немедленного удовлетворения своих чаяний.
Неоднократные вооруженные антиправительственные выступления служилых людей, опасная поддержка местными дворянами мятежей своих удельных князей против центрального правительства, солидарность некоторых отрядов служилых людей с восставшим в 1547 г. «черным людом», более всего напугавшая феодальные верхи, наконец, самая настоятельная необходимость поднять боеспособность дворянского войска — все это делало проблемы, связанные с положением дворянства, неотложными, а их решение — самой насущной задачей государства. Это также было источником силы и авторитета Адашева, обусловливало известное понимание его деятельности со стороны аристократической Боярской думы и обеспечивало ее участие в реформах 50-х гг. В сложившейся ситуации не только Адашев был необходимым сотрудником царя, но и царь был сознательным и активным сотрудником Адашева.
Нельзя отказать в доверии безыскусному, дышащему неподдельной искренностью и неподдельной достоверностью рассказу Пискаревского летописца начала XVII в. об Алексее Адашеве: «А как он был во времяни, в те поры Руская земля была в великой тишине и во благоденстве и управе. А кому откажет, тот в другорядь не бей челом; а кой боярин челобитной волочит, и тому боярину не пробудет без кручины от государя; а кому молвит хомутовкою (с неодобрением. — Д. А.), тот больши того не бей челом: то бысть в тюрьме или сослану. Да в ту же пору был поп Сильвестр и правил Рускую землю с ним за один и сидели вместе в ызбе у Благовещения, где ныне полое место между палат».
Итак, Адашев «правил русскую землю» вместе со священником Сильвестром — утверждает источник, совершенно независимый от писаний Грозного и Курбского, утверждающих то же самое.
Новорожденная монархия в лице Ивана Грозного имела к вопросу о характере царской власти свое отношение. Она тяготела к единовластию, к созданию и укреплению монархической системы правления, не ограниченной ни в какой форме, ни в какой степени и ни с чьей стороны. Однако для того чтобы стать реальностью, единовластие нуждалось не только в формальном его провозглашении, не только в намерении самого монарха быть самодержцем и даже не просто в поддержке тех или иных влиятельных социальных слоев. Как и всякое государство, оно нуждалось в организованной политической силе — в собственных вооруженных отрядах и в аппарате власти.
