Она глотнула холодного и влажного воздуха, быстро выдохнула его. Здесь, на пустой каменной террасе было свежо и прохладно; позади нее стеной падал на землю дождь, принося с собой грязь и бодрость. Вдруг в доме на другой стороне дороги открылось окно; оттуда дерзко вырвалась музыка.

Из-под входной двери донесся лай Маффи. Звук то удалялся, то приближался, сообщая о передвижениях пса между прихожей и кухней. И вот появилась сама Элли. Искрясь, как молния, опасной энергией, она протянула приветственное «ита-ак» в своей всегдашней провокационной манере.

— Итак, — коротко ответила Наоми, проходя внутрь.

— Вытри ноги, будь добра. А ты заткни пасть. — Последнее распоряжение относилось к Маффи, который лаял так, что его отбрасывало назад.

Из кухни вышла босая Джуин с полотенцем на шее.

— О, — сказала она, — это ты. — Она взяла на руки заходящуюся лаем собаку, поцеловала ее в лохматую голову и невежливо, демонстративно пошла вверх по лестнице.

— Не обращай на нее внимания, — громко посоветовала Элли, — у нее сейчас то самое время месяца. Я всегда догадываюсь об этом, потому что ведет она себя в эти дни еще более одиозно, чем обычно. Разве не так, Джуин? — Она оперлась на лестничные перила и крикнула вслед дочери: — У тебя бывает ужасный предменструальный синдром, да, дорогая? Так, ладно! — Она довольно потерла руки. — Проходи же, Маркхем, садись, выпей стаканчик-другой пунцовой влаги из источника вдохновения. А может, напьемся вдрызг и будем всю ночь петь сентиментальные баллады? Ведь тебе не надо вести машину. Ты даже не умеешь водить. Боже упаси тебя от того, чтобы ты села за руль. А-а, я вижу, ты сделала прическу. Через неделю будет лучше. Кейт знает, что ты здесь? Ты бы позвонила ей и сказала, в противном случае она надуется и затаит обиду.

— Алекс ей передаст. — Вот, она сказала! Она произнесла вслух его имя! Наоми резко села на диван и сложила руки на коленях.

Александр Гарви. Довольно обыкновенное имя, как раньше ей казалось, но теперь оно несло в себе огромную мощь и значение. Она решила, что произнесла его достаточно непринужденно. Возможно, голос был чуть звонок, чуть неровен, но не настолько, чтобы это было заметно непосвященному собеседнику.

— Она хорошо тебя кормит? Ты тощая как спичка. — Элли потянулась через диван, чтобы в экспериментальных целях ущипнуть Наоми за руку.

— Ну, да. В смысле, кормит хорошо. Но последнее время я ем довольно мало. А еще она разрешает кошкам ходить по столу и нюхать тарелки. От этого у меня совсем пропадает аппетит.

— Отвратительно. Слушай, я не успела сходить в магазин. Я не собиралась ничего готовить. Мы закажем что-нибудь на дом попозже. Пиццу. Или китайскую кухню. Все, что захочешь. Но сначала мы должны обменяться новостями. Ты первая. Расскажи мне, как твои дела.

— Не думаю, что тебе понравятся мои новости, — предупредила Наоми.

Разумеется, Элли это не испугало.

Джеральдин Гарви вышла из ванны, и показалось, будто вместе с ней из ванны вышла половина воды. Должно быть, существовал такой непреложный закон физики, по которому чем старше становился человек, тем больше воды к нему прилипало. Обдумывая эту проблему, она прошлепала по полу из пробковой плитки к вешалке и завернулась в пушистое полотенце.

Было мокро внутри и мокро снаружи. Набухшие водой тучи с середины дня собирались над Лондоном — они неумолимо, целенаправленно двигались по небу, поливая по пути деревни и пригороды. Сад, давясь, жадно пил из луж. Бассейн переливался через края. Цветочные бордюры затопило. С тех роз, что не успели плотно свернуться в бутоны, все лепестки были оборваны и сброшены в грязевую жижу. Ломоносы оказались наполовину содраны со шпалеры и теперь свисали мокрой спутанной плетью. Джеральдин открыла шпингалет и распахнула запотевшее окно. Было видно, как банные пары устремились наружу, а внутрь проник невидимый, но ощутимый запах мокрой почвы.

Но не было ли это типичным для британского лета? Джеральдин, так проклинавшая жару, теперь брюзгливо ругала дождь. И вопреки своим же словам она вовсе не обрадовалась освежающей грозе. Разве можно было привыкнуть к столь часто меняющейся погоде? Человеческому организму понадобится неделя, две, три, чтобы полностью адаптироваться к той или иной перемене. «А ведь именно перемены, — сварливо заметила она про себя, — являются причиной плохого самочувствия, именно они благоприятствуют вирусным инфекциям и вызывают простуды».

Вот почему такое количество британцев ездило отдыхать в страны с более солнечным климатом. Но для нее поездка за границу казалась безрассудной глупостью, так как температура там была непривычной и измерялась в градусах Цельсия, вода была непригодной для питья, гигиенические стандарты были сомнительными, и к тому же там можно было пасть жертвой всевозможных экзотических жучков.

Джеральдин лишь однажды побывала во Франции, очарованная представлением об этой стране. Там, в одном баре в Нормандии, она была подвергнута бесконечному унижению, когда хозяин заведения в ответ на ее деликатный вопрос шепотом, где находится toilette, протянул через прилавок — у всех на виду — рулон грубой, гофрированной туалетной бумаги. А потом, выйдя из душного маленького cabinet, она чуть не врезалась во француза, справлявшего нужду в фаянсовый писсуар — она до сих пор вздрагивала при этом воспоминании.

«Уж лучше Англия, — решила она, — и старая добрая Шотландия с их метеорологической нестабильностью, чем чужая земля с чужими обычаями».

Всплески в лужах на подъездной дорожке, шорох гравия под колесами и вонь выхлопных газов сообщили ей о том, что приехал Джон. Ей следовало бы спуститься вниз, чтобы встретить его — это было больше, чем простая обязанность жены, это был обычай, освященный годами, — но у нее были проблемы с дочерью, она потеряла целый час в бесполезных спорах с ней и с тех пор находилась в расстроенном состоянии духа.

Люси в последнее время превратилась в ходячую катастрофу. Она стала более чем обычно подвержена экстравагантным выходкам, высокопарным заявлениям, притянутым за уши неправдам, крайним преувеличениям и импульсивности. Она вскидывала голову, она металась из стороны в сторону, не замечая мебели. Все стулья были не на месте. Двери распахивались и с грохотом захлопывались. Тарелки падали на пол и разбивались. Картины на стенах вдруг покосились. Дрезденская пастушка таинственным образом потеряла одну руку. Из холодильника и кладовки пропадала в огромных количествах еда. Раковина в ванной неожиданно засорилась, и водой затопило прихожую. У Люси появилась новая подруга, Клеменси, самая хорошая-прехорошая подруга в целом мире, — которую она безумно любила. (А своей бывшей подружке, Саре, она ни за что в жизни и слова больше не скажет!) «Когда Клеменси можно будет пожить у нас? Почему Джуин поедет с нами в Шотландию? И вообще, почему Шотландия, когда все теперь ездят в Майами?»

Тогда как другие девочки-подростки со временем перерастали свою гиперактивность и становились вялыми и замкнутыми, с Люси Горст дело обстояло иначе: казалось, ее гиперактивность переросла ее саму и самостоятельно пошла бушевать по дому.

Сейчас Люси сидела в своей комнате и дулась. Никто не дулся громче, чем она.

И вчера бедная Джеральдин призналась Элли в своем отчаянии и почти умоляла дать совет. Ведь Элейн наверняка проходила то же самое с Джуин; она могла бы поделиться опытом.

— Не знаю, что нашло на нее, — вздохнула Джеральдин.

— Это сексуальность, — уверенно поставила диагноз Элли.

— Но Люси не…

— Ну, разумеется, нет. То есть я надеюсь, что еще нет. Но ты помнишь, как это было, когда ты впервые осознала это в себе? Как тебя это встревожило? И как тебе не терпелось попробовать?

Ничего такого Джеральдин не помнила. О чем и сообщила подруге довольно немногословно.

— Ну-у, ты, — сказала Элли, — ты всегда была слишком праведной для этой грешной земли. А вот я, если память мне не изменяет, на стенку лезла от нетерпения. Кстати, Джуин ждет не дождется, когда вы отправитесь в Шотландию. Она говорит только об этом. Считает дни.