Но он, видимо, и в мыслях не держал ничего подобного, лишь сделал пару шагов по двору, не сводя с нее глаз. Это не был хетт: мужчина был высок и широкоплеч, но скорее изящен, чем по-бычьи могуч, и к тому же слишком темен лицом, бородат и одет в платье жителя пустынь.
Человек произнес ее имя, ее теперешнее имя, а не то, каким она звалась в Хатти:
— Нофрет!
Она продолжала сжимать в руке кусок камня.
— Кто ты такой? Откуда ты знаешь, кто я?
Он поднял брови. Выражение его лица, насколько она могла разобрать в гуще бороды, было обиженным, но глаза сияли.
— Значит, я так сильно изменился? А ты нет. Язычок все такой же острый.
В сознании Нофрет очень медленно забрезжило имя. Голос был новый, низкий и глубокий, выговор чистый, как у египетских вельмож. Но лицо, осанка, выражение заставили припомнить одного полувзрослого мальчика…
— Иоханан… — Камень выпал из ее пальцев. Нофрет двинулась с места, не заметив, как сделала первый шаг — пошла, потом побежала, бросилась к нему.
Он даже не покачнулся, когда она всем весом повисла на нем, обнял ее и закружил со смехом.
Оба перестали смеяться в одно и то же мгновение, задыхаясь и икая. Нофрет уже совсем позабыла о своем гневе, даже его остатки улетучились — он вытряс их из нее, все до последнего.
Держа ее за руки, Иоханан рухнул на клочок дерна под деревом. Они рассматривали друг друга пристально, без малейшего смущения, отмечая каждую черту и каждую перемену. Иоханан стал еще выше ростом и шире в плечах и уже совсем не походил на жеребенка. Он был крупным мужчиной, но грациозным, как пантера.
Нофрет, повинуясь внезапному порыву, обмакнула край его одежды в воду и обтерла ему лицо. Он сморщился, но терпеливо ждал, пока она сотрет пыль с его щек. Мокрая борода завилась колечками, и она увидела очертания сильного подбородка и подвижные губы. У него была чистая смуглая кожа, больше оливковая, чем красновато-коричневая, как у египтян, когда они много бывают на солнце. Там, где волосы и накидка затеняли ее, кожа была почти такой же светлой, как у Нофрет.
Когда его лицо стало чистым, она вымыла ему руки и ноги. Ступни у него были изящные, руки с длинными пальцами, но сильные, в мозолях от тяжелой работы. Некоторые мозоли могли быть и от оружия: от тетивы лука и рукояти меча.
Сейчас оружия у него не было, кроме небольшого ножа у пояса, полускрытого в складках одежды.
— Агарон с тобой? — спросила она. — А как?.. — Но имя она не смогла бы произнести, даже если бы и знала его.
Иоханан покачал головой.
— Он остался там, в Синае. Я пришел навестить бабушку.
— Ее здесь нет, — сказала Нофрет, неожиданно взволновавшись. — Она в Фивах.
— Я знаю. — Он был доволен и ничуть не старался этого скрыть. — А Мемфис как раз по пути в Фивы. Ты против? Я зря остановился здесь?
— Нет! — Нофрет обнаружила, что кричит, и понизила голос: — Как ты сюда пробрался? У ворот повсюду стража.
— Перелез через стену. — Она бросила на него свирепый взгляд, возмущенная таким легкомыслием. Иоханан сделал виноватое лицо, развел руками. — Правда, перелез. Тут есть одно место, где это достаточно просто сделать, если только охранник не взглянет в твою сторону, когда карабкаешься по стене. Там везде выемки, чтобы держаться. Готов спорить, таким путем многие молодцы из города ходят в гости к хорошеньким служанкам.
— Лучше бы не ходили, — заметила Нофрет. — Моя госпожа прикажет усилить охрану на стенах, если во дворец так легко попасть.
— Но это же дружественный визит! Всякий, пришедший с оружием, был бы схвачен на первом же дворе. Я пришел с миром и с большими предосторожностями.
— А как же ты узнал, где меня найти?
— Я спросил у служанки. Она сказала, что мне нужно бы искупаться, и предложила свою помощь.
— Они всегда тебе это предлагают, — ядовито сказала Нофрет и сморщила нос. — Тебе нужно получше вымыться. Пошли.
Иоханан последовал за ней не споря. Может быть, он улыбался, но из-за бороды было не разобрать.
Мыться ему помогала не Нофрет и не одна из заботливых служанок, а мужчина, один из слуг царя, оставшихся в Мемфисе. Иоханан вышел, сияя чистотой, с льняным полотенцем на бедрах, борода была красиво подстрижена, а волосы подвязаны лентой. Его одежда, как сказал главный банщик с осторожным неодобрением, будет приведена в пристойный вид и возвращена так скоро, как только удастся.
Незаметно, чтобы он сильно скучал по ней. От пояса до колен он был прикрыт, и для скромности апиру этого было достаточно. Остального он не стыдился, да и нечего было стыдиться.
Пока он мылся, Нофрет приказала накрыть для него стол в одной из небольших комнат для отдыха и принести жареную утку, несколько сортов хлеба и сыра, фрукты и кувшин медового вина. Иоханан радостно удивился.
— Разве я царь, чтобы так угощать меня?
— Ты старый друг, а я главная служанка царицы. Ешь давай. Я не хочу, чтобы повар обиделся.
— Конечно, повара обижать нельзя.
Его не нужно было особенно уговаривать. Он ел, как сильно проголодавшийся человек — видно, ему пришлось некоторое время поголодать: Нофрет очень не понравились его выступающие ребра. Одни боги знали, как ему жилось в пустыне и на пути в Египет.
— Ты пришел один? — спросила Нофрет, когда он, уже утолив первый голод, потягивал густое темное вино.
Иоханан отставил чашку и кивнул.
— Мне ничто не грозило. Разбойники считают, что одинокий путник либо сумасшедший, либо без гроша в кармане, и не связываются с ним.
— У тебя ничего нет? Никаких вещей? Даже оружия?
— Кое-что есть, — признался он, — в доме, где я остановился, в городе. Лук, стрелы для охоты. Запасная рубашка. Немного ячменной муки.
— Бедновато. А ведь вы богато жили, когда были строителями гробниц. — У нее перехватило дыхание.
— Иоханан! ты же был на службе у царя. Люди могут подумать, что ты просто сбежал. Если кто-то узнает…
— Ничего страшного, — сказал он с величественной уверенностью. — В конце концов, все знают меня только как твоего друга, который приходил к тебе в гости в Ахетатоне. Теперь я навестил тебя в Мемфисе, что здесь особенного?
Нофрет прикусила язык. Царица знает правду, если какой-нибудь усердный придворный доложит ей, она захочет говорить с ним. В этом можно не сомневаться.
Иоханан съел все и откинулся на спинку кресла, потягивая вино, довольный и улыбающийся, но, услышав шаги, поднял глаза. Он вскочил прежде, чем Нофрет обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел, и уже кланялся так низко, как только может кланяться мужчина.
Царица собственными руками, без особых церемоний подняла его.
— Оставь это! Рассказывай. Как он? Жив ли он?
Иоханан соображал быстро: лишь минутная растерянность промелькнула в его взгляде. Он стоял, возвышаясь над ней, как башня, что обоим не понравилось. Тогда он опустился на колено, царица не возражала, поскольку теперь их лица оказались примерно на одном уровне и можно было разговаривать.
— Он жив и здоров, госпожа, и часто вспоминает о тебе в своих молитвах.
Царица застыла.
— Он знает… Он обо всем знает.
— Он понимает, что царица делает то, что должна делать.
— Значит, он изменился.
— Да… — Иоханан помолчал. Когда он заговорил снова, его голос звучал спокойно и слегка отстраненно, как будто он вспоминал что-то из далекого прошлого.
— Черная Земля, где живете вы, мягкая, добрая. Пустыня, Красная Земля, другая: мрачнее, жестче, сильнее влияет на душу. Ваши боги — боги Черной Земли. В Красной Земле живут наши демоны и ваши умершие. — Он опять надолго замолк, потом продолжил: — Пустыня — кузница душ. Человек, который приходит туда по доброй воле и живет там, узнает силу солнца, закаляется и становится сильнее.
— А умерший царь? Что происходит с ним?
— Что происходит с ним… Иоханан задумался, и царица ждала в напряженном молчании. — Он становится другим. Новым. И учится более ясно видеть. И еще, — добавил он, бросив быстрый взгляд на ее лицо, — учится прощать то, что прежде счел бы предательством.
