— Добрый вечер, вахины! — здоровается с ними жена директора школы.

— Добрый вечер, мадам Мишель, — отвечают они.

Мадам Мишель ведет меня от одного стола к другому, показывает, объясняет. Я наблюдаю, как раиатеанки выколупывают «глаза» у устриц и смешивают их с кокосовой мукой. Потом накладывают серую массу в нарезанные кусками трубки бамбука, выполняющие роль упаковки. Деревенские жители поминутно подходят, платят и уносят с собой лакомство.

Еще одно рабочее место. Здесь-то я и увидел реликт давно минувшей эпохи.

— Пестик! — воплю я в лицо француженки. — Настоящий пестик!

Раиатеанка, удивленная моим криком, на минуту прерывает работу. В ее руке каменный пестик (пену) для растирания мучнистых плодов. Раньше таким орудием разбивали плоды хлебного дерева. Вот это находка! Однако женщина не хочет продавать! Я куплю ей новый, красивый, медный…

Но она привыкла к старому — и все. Вмешательство француженки не помогло. Женщина возвращается к прежнему занятию: в скорлупе кокоса растирает копру.

Обманутые в своих ожиданиях, мы собираемся уходить, как вдруг к нам подходит женщина.

— Если попаа хочет, у меня дома есть такой же пену. Он, правда, старый, немного выщербленный. Я только спрошу согласия v мужа…

— Жюльетта, сбегай за этим пену, — просит мадам Мишель.

Через некоторое время запыхавшаяся Жюльетта приносит огромный каменный пестик.

— Возьми, это тебе!

У меня разгорелись глаза. Такие пестики теперь встречаются редко.

— Сколько? — спрашиваю дрогнувшим голосом, в страхе, что на покупку не хватит денег.

— Мадам Наеи не желает денег. Это подарок, — вмешивается мадам.

— Но это невозможно, — бормочу я. — Женщина явно не знает ему цены…

— Не отказывайтесь, пену надо принять, иначе она обидится, — шепчет мне на ухо француженка.

Раиатеанка, шельма, всовывает мне в руку пену. Я сдаюсь, не могу противиться искушению. Однако не дает покоя мысль, что я присвоил себе вещь, с которой полинезийка не рассталась бы, не будь здесь жены директора школы.

— Я не уверен, что должен принять такой ценный подарок, — обращаюсь я к француженке.

— Вы не можете поступить иначе: отказ принять дар в понятии полинезийцев равносилен нанесению обиды. Однако вы счастливчик!

Я послал за Полом. Хочу хоть чем-то, хоть символически отблагодарить женщину. У американца фотоаппаратура лучше моей — с приспособлением для моментальной фотографии.

Крепко сжимаю в руке свою добычу. Подумать только, что это сокровище я нашел здесь, в Опоа, в бывшей столице полинезийского государства. Я внимательно рассматриваю пестик. Ручка с одной стороны слегка надломлена, нижняя часть зеленоватая, как бы покрыта патиной. Долго, очень долго лежал в тайнике пену. Несомненно, это редкость. Какую прекрасную форму придал ему старый мастер! Трудно поверить, что он сделан без токарного станка.

Пестики с Подветренных островов отличаются удлиненной, очень удобной для держания формой. Рукоятка широкая, поверхность полированная. Их производили на небольшом острове Маупити, и они долгое время составляли предмет меновой торговли с другими островами. В Папеэте мне сказали, чтобы я и не мечтал достать подлинный пестик. В магазинах продают имитации из коралла. У таваны из Теапоо был один, но он запросил за него мой фотоаппарат, который я не мог ему продать. Несколько старинных пестиков есть в музее Папеэте. Некоторые сделаны из базальта на Маркизских островах. В том же музее я видел много других интересных вещей: пурпурные плащи и головные уборы из птичьих перьев, тяжелые деревянные копья, нагрудники, предохраняющие грудь в бою, деревянные блюда и пироги, базальтовые топорики и другие примитивные орудия труда, королевские регалии, витрины с документами и гравюрами прошлого века.

Вернувшись на свою квартиру, я с удовлетворением подумал, что осмотрел в деревне почти все, что достойно внимания, но я ошибался. Вечером к нам зашел старый Фелу и спросил:

— Хотите посмотреть кино?

С раннего утра деревня жила ожиданием кино. Современные полинезийцы ощущают возрастающую потребность изменить старую модель жизни, и особенно досуга. После работы они все чаще берут в руки газету, слушают радио, ходят в кино.

Задолго до начала сеанса начинают стекаться толпы людей из ближних и дальних мест. На темной дороге там и сям мелькают огоньки моригазы[36]. Деревенские жители идут, несмотря на дождь, — промокшие, но жаждущие развлечения. Вахины выжимают длинные волосы и вновь надевают на голову нарядные «короны» из листьев или искусственных цветов.

Кино в Опоа. У входа в магазинчик китайца женщины продают лимонад, лакомства. Входной билет — шестьдесят франков. За эту сумму можно смотреть кино с семи вечера до полуночи. Выручка пойдет на постройку протестантской школы второй ступени в Папеэте. Страна не знает голода, но на экономическое и социальное развитие никогда не хватает средств.

В просторном магазине китайца толкучка. Сюда сошлось не менее половины жителей Опоа. Расставлены десятки длинных лавок, в глубине вместо экрана висит мятая простыня. В воздухе стоит запах ванили, смешанный с сигаретным дымом. От одежды идет пар.

Начинается сеанс. Киножурнал сначала показывает президента Эйзенхауэра, потом демонстрацию мод в Париже. Свист в зрительном зале — реакция на обнаженные ноги парижских манекенщиц. Разве они не видят здесь белых женщин?

Наконец приходит очередь серии ковбойских фильмов сороковых годов. То, что надо! Полинезийцы вскакивают с лавок, словно подброшенные пружиной, вопят, хлопают от удовольствия. Временами в зале стоит адский шум. Здешним любителям кино ничуть не мешает, что вестерны идут на английском языке, что пленка то и дело рвется, а актеры говорят неестественно низкими голосами, словно в замедленной съемке. Главное, чтобы ковбои много стреляли и была погоня на лошадях. Психологические фильмы, излишняя болтовня на экране непопулярны, возможно, потому, что фильмы идут без перевода.

Полинезийцы не всегда понимают, что представления о жизни попаа, которые они получают благодаря кино, кассетной музыке и наблюдениям за туристами, либо ложны, либо карикатурны.

Выходим из помещения. С облегчением ловим дуновение свежего легкого ветерка. Дождь кончился. Слабый бриз с моря осторожно трогает мясистые листья деревьев, и они прикасаются друг к другу с едва слышным шелестом. Довольно впечатлений! Никогда не забуду этого вечера и ужасного сладковатого запаха ванили…

На острове Раиатеа стоит побывать в один из знаменательных дней, например на шумном храмовом празднике в Тевиатоа. Тогда сразу окунаешься в гущу событий. Мы приезжаем в деревню в воскресенье. Воздух наполнен смехом, стонущими звуками гитар, грохотом петард.

Вся деревня вскипает радостной энергией, накопленной за последнюю неделю. Люди высыпали из домов, разгуливают по центральной площади для игр, болтают, шутят, развлекаются.

Центральная площадь раскинулась между берегом океана и холмами, закрывающими внутреннюю часть острова. У самой воды высится новехонькая церковь, которой не постыдился бы любой город в Европе. Рядом с ней марае Таинуу — самое высокое в Полинезии и лучше всего сохранившееся. С остальных сторон площадь ограничена полукругом построек — деревенский танцзал, дом пастора (еще недостроенный) и начальная школа. Все в окружении цветов и зелени.

На площадь пришли жители соседних деревень. Явилась также местная знать и званые гости. У входа на площадь висит транспарант: «Добро пожаловать!»

Чуть не забыл пояснить, по какому случаю праздник. В Тевиатоа состоялось открытие дома для общественных мероприятий. Школьники пропели Марсельезу на таитянский лад, под французским флагом состоялось перерезание ленточки. Дом был очень нужен и для администрации, и для собраний, и в качестве дворца бракосочетаний. Чего только не планировали!