В конечном итоге хозяин этого странного нового судна был вынужден обратиться за помощью к стоящим на берегу. Несколько минут спустя уже с энтузиазмом тащили за канат любопытствующие, помогая судну пришвартоваться. Звук выпущенного пара, когда открыли клапаны, прозвучал, как громкий механический вздох облегчения. Сразу же после этого молодежь подбежала к Хью Маккримону, задыхаясь от переполнявших их чувств.

— Ты видел, па! Мы помогали этой шаланде причалить. Разве ты когда-нибудь видел что-либо подобное в жизни раньше? Это — удивительная страна!

Хью Маккримон улыбнулся, сожалея, что не может разделить их восхищение. Многое удивляло его здесь. Например, он ожидал, что их как иммигрантов из Шотландии будут встречать, предложат приют, работу или хотя бы сообщат им какую-то информацию. Вообще-то это оговаривалось с теми, кому в Глазго они заплатили деньги за проезд. Но Глазго был теперь за тысячу миль по другую сторону Атлантического океана. А их по прибытии в новую страну лишь подвергли минимальным формальностям до того, как высадиться на пристань, а на прощание ограничились приветствием: «Добро пожаловать в Америку!»

Хью подумал, что население Нью-Йорка, должно быть, процветает, потому что они даже не потрудились освободить иммигрантов от той малости денег, которыми они владели, предложив взамен информацию о стране. Повсюду на оживленном причале стояли рядом группки шотландцев — мужчин, женщин и детей. Они неохотно расставались с теми, с кем подружились во время трансатлантического путешествия длиной в десять недель; тревоги и опасности, как известно, сближают.

Большинство из вновь прибывших были в гораздо худшем положении, чем Маккримоны. Некоторые совсем ничего не знали о стране, куда были отосланы своими землевладельцами. У большинства было мало средств, чтобы начать новую жизнь. Они согласились пуститься в путешествие только из-за того, что им предпочтительнее была неопределенность жизни в незнакомой стране, чем бесконечная бедность, которую они оставляли за собой;

— Мы не найдем места, где остановиться, стоя тут. Давайте пойдем и посмотрим, что может предложить нам Нью-Йорк.

Хью взвалил на плечо узел с одеждой и помедлил, перед тем как взяться за ручку холщового баула. Роберт Маккримон взялся за другую ручку баула, одежду он держал под мышкой. Все семейство и Морна Росс привезли с собой только те пожитки, какие могли унести, но у каждого под верхней одеждой был жилет, к которому были пришиты золотые монеты, как чешуйки золотой кольчуги. Это было довольно тяжело, но тот, кто носил такой жилет, чувствовал себя более уверенно.

Кроме этой наличности, которая всегда была под рукой, Хью Маккримон устроил все так, что остальные деньги были переведены в один из банков Америки. По сравнению со своими соотечественниками-иммигрантами, бывший гленелгский сборщик налогов мог считаться состоятельным человеком. Его скот не потерял веса во время зимы, что по меркам Высокогорья было везением, и весной, когда он погнал овец на Юг (там была нехватка мяса), за него удалось получить хорошие деньги.

Маккримон продал свою мебель южанину, который купил землю за озером в Гленелге. Тот же человек купил и рамы со стеклами, и балки для крыши от его дома за такую цену, какую Хью никогда не осмелился бы спросить у соседей.

Ко времени, когда предупреждение Джеймса Кэмерона о выселении вступило в силу, Хью уже был готов к отъезду. Он даже мог улыбаться людям шерифа и позволил им делать что им заблагорассудиться с тем, что осталось от его дома, где он провел всю свою жизнь. И шерифу ничего не оставалось, как смириться с тем, что Хью Маккримон уезжает с достоинством. Уважение к бывшему главному волынщику распространилось далеко за пределы Гленелга и земель Джеймса Кэмерона: народ пришел из всех близлежащих общин, некоторые даже преодолели тридцать миль, чтобы потом рассказывать будущим поколениям, как они провожали волынщика Хью Маккримона в путешествие, из которого он больше никогда не вернется в Шотландию.

Пристыженные примером явившихся незнакомых людей, жители Гленелга тоже покинули свои дома и пошли по дороге, чтобы проводить отъезжающего сборщика налогов. Когда процессия миновала дом Гленелгского Кэмерона в Ратагане, уже триста человек и пятнадцать волынщиков провожали Хью Маккримона в дорогу.

Это была минута гордости, но и печали для волынщика из Гленелга, и он боролся с соблазном вернуться и в последний раз окинуть взором землю, которая взрастила несколько поколений Маккримонов. Но нельзя оглядываться назад. Неизвестно, что таило в себе будущее, но он хорошо продумал свой план. Он обратил свое лицо к жизни в Новом свете с гораздо большей уверенностью, чем остальные, вынужденные покинуть Британские острова.

Хью Маккримон отправился в путешествие с одной мечтой. Слишком много лет он арендовал землю, подчиняясь прихотям представителей нового поколения землевладельцев. В Америке он намеревался купить свою собственную землю: там ее хватит на всех. Упорно трудясь, он надеялся оставить ее в наследство своему сыну Роберту и дочери Анни. Он твердо решил обеспечить их будущее здесь, на Новой земле.

Тем не менее, Хью никогда не позволит им забыть землю, откуда семейство Маккримонов брало корни. Шотландия — Гленелг — остался навсегда их «домом». Не один Маккримон остался на обнесенном серой стеной кладбище позади церкви, об этом не забудешь. И еще он прихватил с собой набор волынок, чтобы дети никогда не смогли забыть мелодии, которые всегда так много значили для их предков.

Но вот место, где будут осуществлены все его начинания, было пока неопределенным. Никто, с кем он встречался в Шотландии, ничего не знал о Новом свете. Иммиграционные агенты расписывали замечательную жизнь, которую они обретут в Америке, но ни один из них не ступал ногой на эту землю. Они не могли дать ему совет, в каком месте лучше всего купить землю. Но Хью Маккримон был осторожным человеком. Он оценит страну и ее возможности, прежде чем решить, где поселиться со своими двумя детьми и Морной Росс.

Небольшая процессия направилась в жилой район Нью-Йорка. Здесь, на краю торговой части города, Хью Маккримон нашел жилье в чистом и респектабельном доме, которым владела немка, немного говорившая по-английски.

Следующие несколько дней прошли в безуспешных попытках отыскать кого-нибудь, кто знал что-либо о местности за Нью-Йорком. Наконец Хью и Роберт Маккримоны нанесли визит человеку по имени Гарфилд Феррис, который дал объявление в нью-йоркской газете, предлагая на продажу дешевые земли во все еще неизученных «западных территориях» Америки.

В объявлении говорилось, что почва в этих землях такая плодородная, что можно только чуть-чуть расцарапать поверхность земли, чтобы посадить семена, климат — теплый и ровный, можно выращивать два урожая за год.

Хью и Роберт отыскали «землеторговца» в жалкой, грязной лачуге. Над дверью грубо намалеванная табличка возвещала о «профессии» Гарфилда Ферриса. Дверь им открыла женщина с чертами лица и цветом кожи, в которых позднее Маккримон смог бы узнать представительницу американских индейцев. Было заметно, что Феррис сильно пил, но ответы его были толковыми, похоже, он действительно имел представление о землях к западу от Нью-Йорка, хотя и не был уверен в возможности развивать на ней сельское хозяйство. После того, как ему было задано несколько испытующих вопросов, он отправил женщину, дав ей краткие указания на непонятном языке, и та торопливо выбежала из лачуги.

— Ну… мистер Маккримон, вы сказали? Давайте посидим немножко, и помогите мне опустошить эту бутылку виски. Я послал за своими друзьями. Они смогут ответить вам на все ваши каверзные вопросы. Мы покажем вам дорогу к землям, где можно будет жить как в раю. Там повсюду индианки, всегда готовые броситься к вашим ногам за пригоршню бисера. Мужчина не будет никогда испытывать недостатка в женщинах на Западе…

— Со мной две молоденькие девушки. Что может предложить эта земля? — На Хью мистер Гарфилд Феррис не произвел хорошего впечатления, но он был первым человеком, который хоть что-то знал о землях к западу от Нью-Йорка.