— Эй, ты! — закричали они ему издалека.

Франсуа ощутил, как спина у него покрывается холодным потом.

— Господи помилуй! — вырвалось у него. — Только их здесь не хватало. Что же теперь делать?

Единственное, что пришло ему в голову, — развернуться и что есть мочи припустить в противоположную сторону. Франсуа в полной мере познал незнакомое доселе чувство: страх. Он бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги. Хотел было спрятаться в каком-нибудь доме, но тут же отбросил эту мысль.

Слишком велик риск угодить в ловушку. И он продолжал сломя голову нестись вперед. Франсуа был крепче и выносливее большинства своих преследователей. К тому же его движения не сковывала тяжелая амуниция, у него не было ни меча, ни аркебузы. Он бежал налегке, подгоняемый надеждой запутать и сбить со следа погоню. Сзади доносились яростные крики и брань. На перекрестке двух улиц ему на мгновение показалось, что он наконец оторвался от них. Но он ошибся. Солдаты не собирались упускать свою добычу, они были настроены поймать его во что бы то ни стало. Ему пришлось ускорить бег, до предела напрягая все свои силы. Франсуа понятия не имел, в какую сторону он бежит, чувство направления изменило ему окончательно. Но ему было все равно, он даже не замечал, что мчится по кругу, и стремился только увеличить расстояние, отделяющее его от убийц.

Неожиданно он вылетел на просторную площадь. Целиком поглощенный бешеной гонкой, он не узнал дворцовой площади, на которой бывал бессчетное количество раз. Гвардейцы, охранявшие парадные ворота Лувра, заметив его и услышав крики его преследователей, приняли его за убегающего от возмездия мятежника и набросились на него. Их было много, так много, что Франсуа нипочем не смог бы от них отбиться, даже если бы у него оставались на это силы. Впрочем, сосчитать их он не успел. Гвардейцы вцепились в него мертвой хваткой, так что он не мог и пальцем пошевелить.

— Куда так спешишь, красавчик? — гаркнул один из солдат, схватив Франсуа за волосы и резко запрокидывая ему голову, в то время как остальные крепко держали его. — Видать, боишься за свою невинность? Погоди, сейчас мы тебе покажем. — И он презрительно плюнул пленнику в лицо.

Франсуа хотел бы ответить ему тем же, но мог только с ужасом наблюдать, как свободной рукой его обидчик выхватил из-за пояса огромный нож. В неверном свете факелов сверкнуло лезвие, покрытое кровью предыдущей жертвы. Палач даже не дал себе труда его вытереть. Франсуа понял, что сейчас ему перережут горло, и зашелся истошным криком, страшным эхом разнесшимся в ночи. Облечь свое отчаяние в слова не удавалось. Все разворачивалось слишком быстро. Его час пробил, все кончено. Франсуа не думал больше ни о чем. Ни о Тинелле, спящей сейчас в его постели, ни о родителях, ждущих его в деревне. Он уже почитал себя мертвецом и смиренно ждал удара.

Откуда ему было знать, что в этот самый миг из дворца галопом вылетела группа всадников. Франсуа не мог их видеть, но услышал приближающийся стук копыт и крик: «Стой!» Он не понимал, что случилось, — широкие плечи державших его солдат закрывали обзор. Все произошло в мгновение ока. Солдаты швырнули пленника на землю и разбежались, давая дорогу тому, кто кричал «стой!». Ополоумевший от ужаса Франсуа почувствовал, как чья-то рука помогла ему подняться. До его сознания наконец дошел голос всадника, требовавшего, чтобы он садился на его лошадь. Франсуа одним прыжком взлетел в седло позади наездника.

— Держись за меня, — приказал ему тот.

Голос Франсуа не узнал, слишком велико было его потрясение. Но, обхватив плечи человека, чудесным образом спасшего ему жизнь, и прижавшись щекой к его затылку, он ощутил резкий, но приятный аромат, отчего-то знакомый. Этот необычный запах он уже где-то вдыхал, хотя и не мог вспомнить, где именно.

Кавалькада галопом мчалась в неизвестном направлении. Вскоре появился конный отряд, окруживший группу, чтобы уберечь от шальной пули того, кто, по всей видимости, был их предводителем.

А тот человек на полном скаку выкрикивал приказания своим спутникам:

— Защищайте богатые лавки! Не давайте черни их разграбить! Увидев вора, рубите без колебаний! Приказ короля!

Только теперь Франсуа узнал этот голос. Голос герцога Анжуйского. Поэтому и показался таким знакомым аромат, который он вдыхал всего несколько часов назад, в постели его высочества. Сейчас ему казалось, будто с тех пор прошли годы. Не удивительно, что солдаты сразу же отпустили его, когда Генрих Валуа закричал «стой!». Ведь приказ исходил от наследника французского престола. Вот почему остальные всадники охраняют его спасителя.

Выезжая из дворца, герцог по необъяснимой случайности сразу же узнал в человеке, которого солдаты собирались зарезать у него на глазах, своего миловидного любовника. Они были вместе не далее как сегодня после обеда. Герцог едва успел спасти его. Вмешайся он минутой позже, Франсуа уже был бы мертв.

Франсуа не представилось возможности поговорить со своим благодетелем. У герцога были другие заботы. Он должен был раздавать приказы, восстанавливать порядок, усмирять разъяренных королевских подданных, сдерживать кровопролитие, каковое, впрочем, уже было не остановить. Так повелела его мать, королева Екатерина. Рассчитывая на свой моральный авторитет, наследник отправился в гущу сражения, вместо того чтобы отсиживаться за стенами королевского дворца. Франсуа решил отдаться на милость судьбы. Он только что избежал смерти. Чего еще можно желать? Постепенно к нему возвращалось спокойствие. Он словно заново родился, стал другим человеком. Пока он рядом с герцогом, прижимается к его спине, никакая опасность ему не грозит. Невыразимый покой переполнил душу Франсуа. После всего, что он пережил, ему хотелось чувствовать себя защищенным. Сам того не сознавая, он принял важное решение. Он любой ценой должен остаться возле герцога навсегда. Только Генрих Анжуйский может дать ему столь желанный и необходимый покой. Франсуа про себя поклялся, что сделает все, чтобы никогда больше ему не пришлось испытать страх.

Следуя полученным указаниям, солдаты продолжали хладнокровно вышибать двери одного дома за другим, не давая опомниться ошеломленным обитателям. На первой улице никто не объявил себя гугенотом. Разъяренные, они отправились на следующую, споря и переругиваясь между собой. И здесь не нашлось ни одного протестанта. Только одна старуха указала им дом в конце улицы, где жила вдова.

— Там живет чужак, снимает комнату, — рассказывала старуха. — Мальчишка из провинции. Не знаю, из наших ли он, потому что днем его никогда здесь не видать. Только ночует, а утром снова уходит. Не нравится он мне. Как пить дать замешан в каких-нибудь темных делах. На вид сущий мошенник. Из этих антихристов небось. — Немного помолчав, словно обдумывая свои слова, она веско, как приговор, произнесла: — К тому же сын вдовы, которая живет в этом доме, записался к протестантам.

Солдатам только этого и надо было, уговаривать их не пришлось.

— Пойдем взглянем! — радостно предложил кто-то из них. — Лишь бы он оказался проклятым гугенотом! Хоть немного развлечемся этой ночью!

— Идите, идите, сегодня точно найдете его в постели, — напутствовала их старуха, опершись на дверной косяк и глядя, как солдаты удаляются в направлении дома вдовы, на который она только что заботливо указала им.

Вид у нее был удовлетворенный. Она не сказала солдатам, что юноша из провинции, снимающий комнату у вдовы, сначала постучался к ней. Но убогая каморка, которую она сдавала, ему не понравилась, и он предпочел поселиться у вдовы. А она осталась тогда без жильца. Так что это была ее маленькая месть. Да и вдову эти солдаты хорошенько попугают, вот и славно.

Дойдя до указанного им дома, солдаты выломали дверь и ворвались внутрь. На первом этаже они никого не нашли, зато на втором, в первой комнате направо, обнаружили вдову. Она проснулась и неподвижно сидела на кровати, до смерти перепуганная ночным вторжением. Первым вошел Жан Лагариг. В свете факелов он сразу же узнал в полусонной старухе мать своего товарища по оружию. Он не спросил ее, католичка она или протестантка. Ему было вполне достаточно того, что она родила на свет этого отступника от святой веры. Пусть только ради денег, но он выбрал стан врага. Жан Лагариг твердым шагом подошел к кровати и вонзил шпагу в сердце вдовы. Женщина открыла рот в беззвучном стоне и замертво упала на подушки.