Однако и бровью не повела. Она ни единым словом не воспрепятствовала заговорщикам, хотя ни словом и не поощрила их. Следовательно, она была согласна, хотя и ничего не сказала. Даже не кивнула. Ее лицо оставалось непроницаемым, словно это дело не имело к ней никакого отношения. Но и возражать не стала. Королева-мать предпочла промолчать, давая понять тем самым, что ничего не имеет против их плана. В противном случае она бы наложила на него запрет.

Однако сейчас все гораздо сложнее. Гугеноты теперь начеку и дружно указывают на королеву-мать как на главную зачинщицу преступления. Взять хотя бы недавнее происшествие: Екатерина гуляла в саду своего дворца Тюильри, когда господин Пардайан осыпал ее оскорблениями. С расстояния нескольких шагов он кричал ей, что нападение на адмирала будет отомщено, что гугеноты прольют моря крови. И, сумев улизнуть от королевской стражи, исчез в ночной темноте. Екатерина вернулась в свои покои вне себя от ярости. Если они решились бросать оскорбления и угрожать королеве-матери, значит, предстоят тяжелые времена. Но так или иначе, она не собиралась брать на себя ответственность за преступление, совершенное другими лицами и вовсе не ради ее интересов.

Она предпочла не рассказывать об этом сыну лично, чтобы не выглядеть глупой старухой, которая вечно жалуется. Однако позаботилась о том, чтобы довести до его сведения это неприятное происшествие. Она послала своего верного Гонди, чтобы он тайно изложил все королю. Карл IX, как и следовало ожидать, пришел в бешенство. Как они посмели оскорблять королеву-мать в ее собственном саду? Неужели все настолько серьезно? Пора действовать. И наказать виновных, прежде чем положение станет непоправимым.

Видя, что королева не возвращается, Тинелла решила, что теперь вряд ли сможет увидеть ее до вечера. Аудиенции длятся всегда несколько часов, а потом королева запирается в рабочем кабинете с секретарями и диктует им свои бесконечные письма. Так что днем до нее не добраться. Тинелла смирилась. То, что должна сказать, она скажет позже. Лучше всего вечером, когда королева удалится в опочивальню. Сейчас уже ничего не поделаешь. А потому, закончив утренние дела, Тинелла решила выйти из дворца и отправиться на прогулку. В течение дня она королеве не понадобится. К тому же при необходимости к услугам Екатерины Медичи целая толпа камеристок и горничных.

Чтобы прогулка не была бесцельной, Тинелла решила навестить знакомого старика торговца в еврейском квартале неподалеку от Лувра. Она вспомнила, что он как раз на днях должен был вернуться из Италии, где обычно покупал роскошные дорогие ткани из Мантуи и Венеции. Потом он продавал их знатным француженкам, которые знали, что у него можно приобрести такие вещи, каких не найдешь ни в одной другой лавке Парижа. Даже сама королева, заказывающая ткани для своих платьев в мантуанских мастерских, которым она оставалась верна всю жизнь, порой обращалась к старому еврею за помощью. И именно Тинелла ходила к нему за драгоценными тканями для госпожи. Так они и познакомились.

Еврейский купец был приземистый старик с седой и тщательно ухоженной бородой, что выглядело забавно, поскольку в целом вид у него был довольно неопрятный. Тинелле он всегда казался просто пожилым, одним из тех людей, что не имеют возраста. На самом деле ему было далеко за семьдесят. Но никто, включая, возможно, его самого, не знал толком, сколько ему в действительности лет. Он любил ехидно пошутить по этому поводу, что, разумеется, было чистой воды кокетством.

Все еще пышную белоснежную шевелюру купца украшала кипа — традиционный головной убор евреев, придававший его облику солидности. Соседи очень уважали его, а молва о его хорошем вкусе давно вышла за пределы еврейского квартала и достигла набережной Сены и изысканных гостиных Лувра.

Тинелле никак не удавалось запомнить странное имя своего знакомого, которое, впрочем, все равно невозможно было выговорить, и оттого никто и никогда не мог его выучить. Поэтому, хотя старик был своего рода городской достопримечательностью, все звали его просто «старый еврейский купец». Под этим именем он и сделался местной знаменитостью.

Направляясь в лавку старого еврея, Тинелла раздумывала, не купить ли ей у него красивой ткани на летнее платье. В этот день ее охватило ощущение беспричинного счастья. Ей хотелось быть красивой. Может быть, она найдет в лавке что-нибудь недорогое и порадует себя обновкой. Даже королева порой говорила, что ее платья слишком строги для девушки ее возраста. Сегодня камеристка впервые мысленно согласилась с госпожой и решила обновить гардероб, если что-нибудь придется ей по душе. Старый купец, то ли из доброго расположения, то ли по иной причине (например, чтобы угодить личной камеристке королевы), всегда уступал Тинелле свой товар по сходной цене.

Девушка нехотя призналась себе, что именно сегодня на нее нашло желание пококетничать. Первый раз в жизни ей хотелось нравиться. Не своим товаркам во дворце, а мужчине. Особенно одному, которого она видела мельком, но который произвел на нее неизгладимое впечатление. Тинелла понимала, что предается несбыточным мечтам, ведь они даже не знакомы. И тем не менее с тех пор, как она увидела его, девушку не оставляли сладкие грезы. Ей приятно было мечтать о нем, хотя, скорее всего, они никогда не познакомятся и она даже не встретит его больше. И все же мысль о том, чтобы очаровать своим приятным видом и хорошим вкусом красавчика Франсуа, племянника госпожи Гужье, вдохновляла ее. Конечно, это глупости. Не исключено, что их представят друг другу, а он на нее и внимания не обратит. Впрочем, думать об этом не хотелось. Сейчас девушке казалось, что она могла бы понравиться Франсуа. Поэтому ей так важно чувствовать себя привлекательной.

Все эти мысли придали ей сил, и она ускорила шаг, быстро минуя запутанные узкие улочки, ведущие к лавке купца. Еврейский квартал, несмотря на свои скромные размеры, был настоящим лабиринтом. Но Тинелла хорошо его изучила, к тому же у нее было полно времени. Она собиралась от души насладиться этим солнечным днем. Королева потребует ее к себе еще не скоро, только когда соберется отходить ко сну.

Тинелла каждый вечер помогала ей раздеваться. Подавала ночную рубашку, убирала снятую одежду и готовила платье на следующий день. Все платья королевы были одинаковые. Черные. Екатерина Медичи не снимала траура со дня смерти своего мужа.

В эту субботу, 23 августа, несмотря на довольно ранний час, было очень тепло. В последние дни стояла такая жара, что раскаленный воздух не успевал остыть за ночь. Тинелле это не мешало. Она шла в прекрасном настроении, вдыхая запах мостовой, которую уличные торговцы то и дело поливали водой, чтобы хоть немного защититься от зноя и приглушить зловоние отбросов. В ушах у нее звенели пронзительные крики торговцев, зазывающих покупателей в свои лавки и нахваливающих разложенный на прилавках товар. Она думала о своем, как вдруг перед ней мелькнул силуэт, показавшийся ей смутно знакомым. Мужчина, идущий, насвистывая, невдалеке, — это же, кажется… Неужели это?.. Боже правый, действительно он! Не кто иной, как Франсуа Гужье. Сердце девушки бешено заколотилось. Она чуть не задохнулась от незнакомого доселе волнения. Но тут же мысленно одернула себя. Не пристало ей из-за встречи с мужчиной терять голову. Но все-таки что за совпадение — стоило вспомнить о нем, как он встречается ей на улицах Парижа!

Тинелла, поддавшись порыву, чуть было не окликнула его. Ей так хотелось заговорить с ним, но прилично ли это? Да она и не знала толком, что ему сказать. Ведь они даже не были представлены друг другу. Что подумает Франсуа о девушке, ведущей себя подобным образом? Нет, пожалуй, это все-таки неприлично. Тогда что же делать? Тинелла жаждала привлечь его внимание, но как? Она не сталкивалась прежде с такого рода затруднениями. Ясно, что о том, чтобы окликнуть его, не может быть и речи. Не пристало благовоспитанной барышне заводить разговор с посторонним мужчиной. Тем более что Франсуа даже не подозревает о ее существовании. За кого он примет незнакомку, ни с того ни с сего обратившуюся к нему посреди улицы?